- Этот парень прячется потому, что стыдится есть в присутствии посторонних. Он лучше умрет с голоду, чем нарушит этот обычай своего племени.

На следующее утро приплыли в Букаму. Здесь батако снова пересадили в поезд, так как на реке опять начинались пороги.

Через несколько часов поезд остановился в Тенке. Дальше надо было ехать в грузовиках.

Это был последний участок пути. Машины мчались по скучной, однообразной саванне, покрытой сухой, выжженной солнцем травой. Кое-где трава горела. Длинная полоса огня и дыма медленно ползла по широкой равнине. Изредка попадались одинокие небольшие деревья с кронами, расположенными в виде широких зонтов. Немногочисленные темные пятна разбросанных по саванне низкорослых кустарников с жидкой листвой подчеркивали неприветливость этих мест. Словно часовые, стояли в степи очень прочные с виду конусообразные постройки термитов. Высота жилищ этих насекомых достигала нескольких метров.

Много раз машины останавливали вооруженные люди, и агенты компании предъявляли им какие-то бумаги. Солдаты пересчитывали сидевших в грузовиках негров, и машины продолжали свой путь.

Было за полдень, когда они въехали в большой лагерь, обнесенный колючей проволокой. На огромной территории рядами стояли длинные, неприветливые глинобитные бараки. Между ними, вздымая пыль, проносились автомобили, нагруженные темнозеленой землей.

Машины с неграми въехали в небольшую, огороженную высоким бамбуковым забором территорию, находившуюся внутри лагеря. Здесь был карантин, и батако предстояло провести в нем две недели.

Грузовики уехали, оставив после себя сизые клубы дыма, и ворота за ними закрылись.

Вновь прибывших встретил высокий седой негр. Он повел их к длинному темному бараку с единственным входом, служившим одновременно и окном.

Появился мзунгу в длинной белой одежде и сел за стол под навесом около барака. Два его черных помощника принесли белую блестящую трубку и другие странные предметы и поставили их на стол.

- Немезис, немезис! - зашептали негры, с опаской поглядывая на белого.

Пришел другой мзунгу и, усевшись за стол, открыл толстую книгу.

«Немезис» поманил пальцем одного из батако, приглашая его подойти к столу. Негр попятился, стараясь смешаться с толпой, но стоявшие сзади толкали его вперед, боясь, что выбор мзунгу упадет на кого-нибудь из них. Негр упирался, не желая первым подходить к «немезису»: от белых всегда нужно ждать чего-нибудь нехорошего.

- Памба, памба! (Трус!) - раздавались позади него неодобрительные голоса.

Белый спокойно наблюдал эту сцену.

Наконец негр подошел к столу, косясь на блестящий аппарат, стоявший перед белым. «Немезис» ободряюще улыбнулся и взял негра за руку. Толпа с трепетом наблюдала за действиями мзунгу.

Белый спокойно потер ваткой, смоченной в жидкости, палец негра, затем поднес к нему маленькую блестящую палочку и щелкнул ею. Негр вздрогнул, но не отступил, зная, что на него смотрят соплеменники. На пальце появилась капля крови. Мзунгу снял эту каплю прямоугольным кусочком стекла и стал одним глазом смотреть в стоявший перед ним на столе микроскоп. Анализ крови удовлетворил белого. Он одобрительно кивнул головой, и другой мзунгу спросил имя негра и что-то записал в свою книгу. Затем негр приложил свой палец к книге, где записали, что он принят на работу в рудники компании «Катанга юнион миньер» сроком на семь лет и что он обязывается не убегать и хорошо выполнять порученную ему работу. Если же негр вздумает убежать, то в случае поимки он в первый раз получит пятнадцать ударов кнута, а во второй раз его посадят на два года в тюрьму, где он будет работать бесплатно.

Получив трусы, рубаху и кусок войлока, который должен был служить ему постелью, негр отошел в сторону.

Мзунгу в белом халате, рассматривая под микроскопом капельки крови, взятые у некоторых вновь прибывших, неодобрительно качал головой и что-то говорил другому мзунгу, причем в словах его можно было ясно разобрать слово «це-це». Мзунгу ставил этих людей отдельной группой. Они не прикладывали свой палец к толстой книге. Им не давали ни одежды, ни войлока. Они робко стояли в стороне, с беспокойством ожидая решения своей судьбы.

Когда подошла очередь Касанды и с ним была проделана та же процедура, что и с другими, мзунгу-«немезис» остался им очень доволен. Он похлопал его по плечу и что-то спросил у переводчика.

- Доктор Ленуар спрашивает, как тебя зовут, - обратился тот к Касанде.

Касанда сообщил ему свое имя и ответил еще на много вопросов, которые задал ему доктор.

- Молодец! - Доктор снова похлопал его по плечу.

Касанда совсем осмелел и, почувствовав к доктору симпатию, спросил:

- А когда мне дадут хижину, такую, как у белых? Бвана вербовщик обещал, что как только мы приедем сюда, нам каждому дадут по такой хижине.

Услышав эти слова, соплеменники Касанды насторожились, но доктор вздохнул, покосился на другого мзунгу, махнул рукой и ничего не ответил.

Следующим к столу подошел Имбонбо Длинный Язык. Доктор Ленуар внимательно осмотрел Имбонбо, и взгляд его остановился на опухшей ноге негра. Лицо доктора стало очень серьезным, слишком серьезным, и Имбонбо испуганно посмотрел на белого.

По распоряжению доктора, около стола поставили два бамбуковых стула. Имбонбо сел на один из них, на другой положил свою опухшую ногу. Доктор приказал Имбонбо отвернуться, и все увидели, как белый ущипнул его ногу щипцами. Даже другой мзунгу поморщился, но Имбонбо не пошевелился: он не почувствовал боли.

- Лепра, - тихо сказал доктор.

Он поморщился, покачал головой и что-то записал в свою тетрадь.

- Давно у тебя болит нога? - спросил доктор, с сочувствием глядя на Имбонбо. - Это очень заразная болезнь.

- Давно, - печально ответил Имбонбо, - много лет.

Имбонбо велели стать в сторону. Он не прикладывал пальца к книге, и ему не дали одежды. Это последнее обстоятельство особенно огорчило его, и он беспокойно смотрел на своих более счастливых товарищей, стараясь найти на их лицах объяснение такой несправедливости.

Наконец осмотр окончился. Группе негров, не получивших нн одежды, ни войлока, мзунгу, державший толстую книгу, объявил, что они больны сонной болезнью и компания не нуждается в их услугах. Они могут идти куда им угодно.

Негры ушли с рабочим лагеря и больше не возвращались. Имбонбо пошел куда-то с черным помощником доктора. Остальных накормили вареным сорго, разделили на две группы - семейных и несемейных - и повели в бараки карантина.

Много месяцев прошло с тех пор, как Касанда прибыл на урановый рудник в Тинковелью, но он не мог привыкнуть к новой жизни. С утра до ночи бросал он лопатой куски черно-зеленой земли, которую белые называли «уранинит», на бесконечную ленту транспортера, и тело его вечно ныло от непосильного труда. Работа на поле, в краале, казалась ему теперь развлечением по сравнению с тяжелым, безрадостным трудом на руднике. Черно-зеленая земля, безобидная с виду, причиняла страдания тому, кто с нею долго соприкасался. Люди глохли и начинали кашлять кровью. Многие из батако, работавшие рядом с Касандой, уже ходили словно тени. Долго выдержать тяжелый режим, установленный на руднике, они не могли.

В последнее время даже праздники отменили. Чья-то невидимая рука заставляла работать всю эту массу согнанных сюда людей с каждым днем все быстрее и быстрее, и черные надсмотрщики с плетками за поясом зорко следили за тем, чтобы никто из негров не уклонялся от работы.

Негры, работавшие с Касандой, боялись своего надсмотрщика Ксири, свирепого черного парня с берегов притока Конго - Ломами, и старались задобрить его подарками, которые Ксири брал с величайшим пренебрежением. Только Касанда никогда не получал пинков и зуботычин, хотя Ксири и ненавидел его за то, что он держался чересчур независимо и не проявлял должного уважения к надсмотрщику. Касанда не только не дарил ему подарков, но даже осмеливался задавать ему, Ксири, разные вопросы, словно равный равному.