Монгол хлещет Савву нагайкой… Бросив невод, подходит к монголу и берет за узду его коня высокий, статный рыбак.
— В дом входя, хозяев не бьют, — говорит он по-монгольски.
Твердый взгляд его останавливает монгола.
— Кто будешь?
— Князь здешний.
Ордынец удивленно взглядывает на Невского.
— Невский — прозвище твое?
— Да, — отвечает Невский.
— Ты бил шведов?
— Я.
— А тут чего делаешь?
— Рыбу ловлю.
— Что, другой работы нету?
— А чем эта плохая? Вот струги на озере начну скоро строить, торговать за морем будем… Верно, отец? — спрашивает он древнего старика, а тот степенно отвечает:
— А что ж, Ярославич? И поторгуем.
— Орда наша езжай, там работа много есть. — И добавляет по-татарски: — Наш язык хорошо знаешь?
— Знаю, — по-татарски и затем по-русски говорит Александр. — Мне и на Руси делов хватит.
Ордынец. Русь мы править будем.
Невский (усмехаясь). Что ж, поправьте, поучите, гости дорогие, наш народ горазд на ученье.
— Мы сколь хочешь будем учиться, — хитро говорит древний старик.
Баскак отъезжает.
— Тяжелый народ, сильный, — говорит старик, кивая вслед монголу. — Тяжеленько нам будет бить-то их.
— Есть охота? — весело спрашивает его Александр и добавляет серьезно: — Вот тут-то Новгород и нужен.
Дружинник говорит:
— Тако дело на Неве отхватили, слава на весь мир, а житьишко — собачий дыр.
— Пока с монголами не управимся, все так будет, — говорит Александр и запевает взволнованно, потому что поет о Руси:
Реки да озера к Ново-городу,
А мхи да болота к Белу озеру,
Да чисто поле ко Опскову,
Темны леса Смоленские,
Высоки горы Сорочинские,
Широки ворота Чигарицкие…—
и говорит: — Собери, Господин Великий Новгород, Русь округ себя — большую славу возьмешь!
3
Новгород справляет пышный торг. Как в праздник, весел город. Шумят ряды. Купцы поют у своих прилавков. Там перс бьет в бубен, там индус играет тягучую песню на странной дудке, там варяжин поет, там швед выставил тройку певцов. Половчанин показывает дрессированного медведя. Хором поют поволжане-хлебовики. Веницейский купец в атласе играет на мандолине, поет серенаду.
Иноземные купцы, сидя в кружале, пьют эль. Шумно, весело, беспечно на ярмарке. Грудами лежат кожи, лисьи и собольи меха, мед, масло, зерно, плотничьи поделки. Богомазы торгуют иконами и тут же пишут их на удивление всем проходящим. Кузнецы куют кольчуги и, как портные, сняв мерку с покупателя, тут же изготовляют ему что надо.
У кольчужника Игната, разглядывая вещи, сидят безудельные князья Василько и Иванко.
— Чтой-то давно крови не было, — говорит Василько. — В Полоцк я ездил, крест целовал чудь побить, — не хотят. К Литве нанимался Полоцк бить, — и те прогнали.
— Слух был, немцы во Пскове, — замечает Иванко. — Тут Новгороду без сечи не быть.
— Добро бы, — говорит Василько. — Отощал я сильно!
Гончарник играет на звонких горшках, искусно постукивая по ним палочкой.
Ольга, купеческая дочка, идет от прилавка к прилавку — то выберет жемчужную нитку, то прикинет к себе шелку кусок. За нею, в толпе, идут двое новгородцев, Васька Буслай и Гаврило Олексич, богатыри новгородские. Их знают.
— На Неве-то с князем Александром… Они самые, — говорит князь Иванко. — Васька топором рубил корабли, Гаврило шатер Биргера сломал…
Ольга подходит к лабазу поволжского купца. На лабазе вывеска:
«ИВАН ДАНИЛЫЧ САДКО ИЗ ПЕРСИЯНСКИХ ЗЕМЕЛЬ ПРИБЫЛ»
Садко кричит богатырям:
— Василий! Гаврило! Прошу милости к старому дружку! Кольчужки индийские… Мечики востренькие, сарацинские… копьишки татарские!
— Отвоевались! — машет рукой Буслай. — О другом нынче дума-то.
К прилавку приближается Ольга. Садко шепчет ей:
— Уж и до чего хороши девицы новгородские! До чего светлы, батюшки!.. Вот имею шали кашемирские. Никому другому б не носить!
Ольга молча выбирает товар.
Буслай продолжает:
— Отвоевались! Славу получили, надо о себе подумать!
Гаврило, подмигивая, говорит купцу Садко:
— Васька-то жениться собирается, слышал?
Садко. А кому ж ты завещал купцов уродовать, на мосты кого поставишь в кулачье биться? А и ноги-то новгородцам кто ж ломать будет?
Ольга искоса поглядывает на Буслая, улыбается.
Буслай. Ай, и надоела ж мне поножовщина! День дерусь, два в тоске лежу. Хотел на Волгу податься, поиграть топориком, да опять тоска взяла.
Гаврило. Ты б в монахи шел.
Буслай. Дело я задумал сердечное. Не выйдет по-моему — и впрямь в монастырь запрусь.
Говоря, он тоже поглядывает на Ольгу и машинально перебирает кольчуги, мечи, ножи, налокотники, железные палицы с шипами. Все это интересует его, хоть он и говорит, что потерял интерес к драке.
— А ну, дай-ка мне эту палочку! — оживленно говорит он, потрясая в руках громадной палицей.
— Ты что, ею богу будешь молиться? — смеется купец.
— На медведя собираюсь, тоска душит,
В это время Ольга отходит от прилавка, и Гаврило Олексич преграждает ей путь.
— Ольга Ярославна, прикажи сватов к батюшке твоему засылать, — говорит он тихо.
Буслай слышит это и тоже подходит.
— Уж кому засылать, так мне, — говорит он.
Гаврило. Пусть сама знак подаст, пусть ее сердце выберет. Дай знак, Ярославна, кому из нас сватов засылать, кому с тобой в счастье жить.
Ольга. Простите, люди добрые, не знаю, о чем речь ведете.
Буслай (запальчиво). Ну, как так — не знаешь… Говори, за кого пойдешь. Выбирай из двоих любого. Хочешь высокого да веселого — мне кивни. Желательно постепенней да поскучней — поклонись Гавриле.
Гаврило. Хочешь битой быть — поклонись Буслаю. Хочешь хозяйкой быть — я тебе муж. Имя доброе, а рост хоть и невелик, да голова зато — не пожалуешься.
Ольга. Не знаю, что и сказать вам. Оба вы хороши. Дайте срок, скажу слово.
Поклонилась им и пошла.
Вдруг заволновалась площадь — и затихла. Народ повалил от торговых рядов к Волхову. Прибыли первые беженцы из Пскова. На подводах стонут раненые. Над трупами умерших плачут жены.
На подводу поднялась высокая, статная псковитянка, дочь воеводы Павши.
— Господин Великий Новгород! — крикнула она. — Пришли к тебе, старшему, приюти голодных. Нет больше Пскова! Пожег немец нас!
Шум. Возбуждение. Расспросы. Рассказы.
Над толпой новгородцев поднимается монах в грязной разорванной рясе — Пелгусий.
— Братья новгородские! — кричит он. — Помните дело на Неве?
— Помним! — отвечает площадь.
— Помните, был я начальником стражи, первый принес князю Александру весть о шведах?
— Помним, помним!
— Опять привел бог быть вестником горя! И пусть, как в тот раз, обернется горе радостью. Немец, братья новгородцы, взял Псков, идет на вас! Бросай торг, Новгород, посылай в Переяславль за князем Александром. Без него быть нам битыми как пить дать!
— Погоди, чего зря шум? — расталкивая толпу, подходит к монаху посадник. — Чего людей морочишь?
— С немцем у нас мир записан. Верно, Господин Новгород?
— Верно! Верно!
— Мало чего — Псков взяли! Не должно того быть. А и вышло — откупимся. Не впервой. Нам, брат, война ни к чему. У нас ныне товару девать некуда. — Он показывает на торговые склады и пристани. — Все причалы завалены, все лари забиты.
— Русскую землю на товар меняешь? — кричит псковитянка.
— Да стой ты, какая тебе русская земля? Где ты ее видала? Каждый сам за себя стоит. Где спать легли, там и родина.
Пелгусий. Немец далеко зашагал, ему Пскова мало. Звать Александра, вот и все! Вам, старшим, все едино, кто над вами, вы ото всех откупитесь, а младшим людям под немца итти смыслу нет.
