Лена. Только срамишься ты со своей торговлей. Узнает кто — засмеют. Иди Мирошина буди, сколько его ждать.
Софья Ивановна. Иду, иду. (Воропаеву.) Прощайте, товарищ командир. (Уходит.)
Лена. Не пойму, зачем вы с жильем торопитесь?
Воропаев. А что?
Лена. Разве вам жилье нужно? Вам люди нужны… Человек к человеку жмется.
Воропаев. Да, может быть.
Лена. Да не может быть, а правда. Я по себе сужу. Мне эти дома — хоть бы и не было их. Стены и стены. А другой раз такая тоска возьмет, приду ночью сюда, стану к радио, слушаю: какая кругом интересная жизнь, и плачу, знаете, как маленькая. То стахановец новый объявится, то наши город отбили, то чего-то в театрах идет, народ в ладоши бьет, смех слышно, музыка… И так мне хочется побыть со всеми ими… Вот все равно, как вы про фронт рассказывали, будто я вся там, а здесь только так себе…
Воропаев (внимательно глядит на Лену, она интересует его). У вас другое, Лена, вы еще не жили, у вас все впереди, а я… чорт меня знает, я только и делаю, что завидую тому Алексею Воропаеву, у которого были здоровые легкие, здоровые ноги, сильные руки, неплохая, в общем, голова… И вот… Всю жизнь хотел жить у моря, это казалось счастьем, и вот я у моря, как эта ваша железная баржа, что валяется на берегу.
Лена. А вы зачем за нее думаете? Может, она иначе решит…
Воропаев. Кто?
Лена (кивает в сторону репродуктора). Та, что на фронте, Александра Ивановна.
Воропаев. Вы идите, Лена, а я вместо вашего Мирошина подежурю.
Лена. Спасибо вам, я уж и сама хотела просить. (Набрасывает ватник.) Ветер какой сумасшедший! Один не побоитесь? Смотрите. Ну, до завтра. Хороших снов вам на новом месте, товарищ полковник!
Воропаев. Благодарю вас.
Лена уходит.
(Садится в кресло, вытягивает ноги.) Трудно начинать… в сорок три года… все сначала, все…
Ветер потушил моргалик.
Ну что ж. Спокойной ночи, Воропаев! С новосельем тебя, дружище!
В темноте слышен его надрывный кашель.
Картина третья
Большой табачный сарай без передней стены. Облака бегут по небу, то и дело закрывая луну. Гудит и стонет ветер, слышен грохот разбушевавшегося моря. Голый тополь качается на ветру. Раскачивается и «летучая мышь», повешенная над столом, покрытым красной материей. Собрание. Колхозники поеживаются от холода, дремлют на скамьях, а у стола ораторствует председатель.
Председатель (хрипло). Я, честное слово, голос сорвал, второй час говорю, а толку нет.
Боярышников. И не будет.
Председатель. Звенья не организованы, бригад нет, перекопка отстает. Чуете, какой итог впереди? Нету итога.
Боярышников. И не будет.
Председатель. Виноград своего времени требует, растение нежное, кто его знает, пропустишь срок, не нагонишь. А время идет, время за нас с вами не беспокоится. А у меня в руках что? Одни медицинские показатели. (Потрясает кипой бюллетеней.) Боярышников — ревматизм, Виктор Огарнов — общее ослабление…
Варвара. Ты моего не трогай… Четверо суток в воде простоял… на обвале.
Председатель. Все стояли. (Продолжает читать.) Вот она самая Варвара Огарнова… малярию уже заимела!
Варвара. Как же не заиметь? По пояс в воде работала, будь она проклята. Что я, на землетрясение ехала? Говорили — рай, а тут горы валятся на голову, одно осталось — бежать.
Одобрительный гул.
Председатель. Убежишь — голову оторвем. (Продолжает.) Один считался здоровым — Городцов, и тот, видите, на бюллетень взялся, прострел где-то у себя обнаружил… У доктора, товарища Комкова, на хворобы свой план, а мне как? Не может медицина до того догадаться, кому перекапывать, а кому дома сидеть.
Боярышников. Тут и догадываться нечего, с лица видно, кто хворый.
Председатель. На твое если посмотреть, как раз другая выйдет формулировка.
Боярышников. А ты на свое посмотри.
Шум.
Понавезли больных, а спрашивают, как со здоровых.
Огарнов. Ехали-то мы здоровше тебя, да стали больные.
Председатель (Боярышникову). Да кто ж тебя, иезуита, переселял? Сам примкнулся. А теперь сидишь, народ мутишь! А от товарища Корытова директив полный ящик… каждый день по срочному предписанию.
Боярышников. Я свое отработал, мне и посидеть можно.
Председатель. Никому не позволено… Ты пойми — виноград же гибнет, виноград!..
Боярышников. «На горе Арарат растет крупный виноград». Кончай базар, председатель.
Воропаев (проходит к столу). Разрешите мне слово.
Голоса с мест. Это еще кто такой? Герой войны, вроде Боярышникова?.. Как звать-то?.. Сейчас речь скажет! Ну, говори, говори.
Воропаев молчит, мучительно кашляет.
Варвара. Орденов понавесил, а смелости нету.
Боярышников. Тоже на бюллетень просится.
Воропаев (Боярышникову). А вы скажите, где вы воевали, что так разговариваете?
Боярышников. Где назначили, там и стоял, не в том суть.
Воропаев. Нет, в том. Я вижу, что и воевали вы где-нибудь на горе Арарат, только на той горе войны не было.
Смех.
А между прочим, есть среди вас настоящие фронтовики?
Голоса. Есть… Имеются…
Воропаев. Дайте-ка на вас взглянуть, какие вы… А ну, садитесь поближе. И вы ближе… Разведчик?
Городцов. Бог войны, товарищ полковник, наводчиком состоял. (Садится в первом ряду.)
Воропаев (к задним рядам). А вы там… в глубоком тылу… Выходите на передний край. Да, да… вы, сталинградец, пожалуйста ближе.
Огарнов доходит до третьего ряда, но дальше ему итти не удается. Варвара усаживает его и сама садится рядом.
Варвара. Отдохни.
Воропаев. Я вот о чем спросить хочу… Вы мне скажите, друзья, для чего вы сюда приехали?
Варвара (становится у стола, прямо перед Воропаевым). До чего ж любопытный, скажите! Чисто следователь.
Боярышников. Обходным маневром берет.
Воропаев. Вот вы мне скажите, товарищ.
Городцов. Городцов моя фамилия.
Воропаев. Вот почему вы, товарищ Городцов, пошли на новое место?
Городцов. Мгм… сказать можно длинно, сказать можно и коротко. Тут разное коммунике может быть.
Воропаев. А я вам скажу, зачем вы приехали. Счастья искать… да, да, за счастьем!
Варвара. Нашел, где искать!
Воропаев. А счастье заработать надо. Счастье берется с бою.
Варвара. Поди заработай. Поживи, как мы, не то запоешь. Ехали мы сюда здоровше этого (показывает на Боярышникова), песни пели, хорошей жизни ждали. Приехали, а тут нас природа сразу мордой об камень… Гора завалилась, вода кинулась на село… четверо суток из воды не вылезали… Ветер ударил. А кругом темнотища, свету нет, земля чужая, за что браться — не знаем, чего ожидать — не ведаем. Трудно до невозможности!
Воропаев. А вы хотите, чтобы сразу легко было? (Неожиданно резко и сильно.) Идет такая война, и чтобы нам легко было? Таких людей, которым сейчас легко, надо судить, легко только бездельникам, вот этому (указывает на Боярышникова) да вашему доктору, тоже, видно, бездельнику немалому. (Огарнову.) Под Сталинградом мы с тобой не так работали. Ты, друг, под Сталинградом в какой дивизии был?
