— Возможно, я выражаюсь неясно, — сказал он.

— Да, — ответила она. — Но, кажется, я все равно понимаю, что ты хочешь сказать.

— Может быть, я не прав. Ведь человеку свойственно думать, что раньше было лучше?

— Дедушка никогда об этом не говорил.

Валландер покачал головой.

— Думаю, он почти всегда обитал в своем собственном мире. На своих картинах он сам был волен определять движение солнца. Оно всегда висело на одном и том же месте — над пнем, с глухарем или без, в течение почти пятидесяти лет. Иногда мне кажется, что он не знал, что происходит вне стен его дома. Он словно оградил себя невидимой пленкой из скипидара.

— Ты не прав, — возразила она. — Он многое знал.

— В таком случае от меня он это скрывал.

— Иногда он даже писал стихи.

Валландер недоверчиво посмотрел на нее.

— Стихи?

— Однажды он мне показывал несколько стихотворений. Может, потом он их сжег. Но он писал.

— И ты тоже пишешь стихи? — спросил Валландер.

— Кажется, да, — ответила она. — Не знаю, стихи ли это. Но иногда пишу. Для себя. А ты нет?

— Нет, — ответил Валландер. — Никогда. Я живу в мире дурно написанных полицейских отчетов и медицинских протоколов с отвратительными подробностями. Не говоря уже о бесконечных циркулярах из Государственного полицейского управления.

Линда переменила тему разговора так быстро, что вспоминая об этом после, Валландер думал, что она тщательно подготовилась.

— Как у вас дела с Байбой?

— У нее все хорошо. Как у нас — я не знаю. Но надеюсь, она приедет. Надеюсь, она хочет жить в Швеции.

— Что ей здесь делать?

— Как что — жить со мной, — удивился Валландер.

Линда медленно покачала головой.

— А почему бы и нет?

— Не обижайся, — сказала она. — Но я думаю, ты понимаешь, что жить с тобой тяжело.

— Почему это?

— А мама? Как ты думаешь, почему она ушла?

Валландер не ответил. Ему казалось, что Линда обвиняет его несправедливо.

— Ну вот, ты разозлился, — сказала Линда.

— Нет, — ответил он. — Не разозлился.

— А что же?

— Не знаю. Наверно, устал.

Она встала со стула и пересела к нему на диван.

— Ведь это не значит, что я тебя не люблю. Просто я взрослею, и наши разговоры будут теперь другими.

Валландер кивнул.

— Наверно, я еще не привык, — ответил он. — Ведь, кажется, все так просто.

Когда разговор иссяк, они стали смотреть фильм по телевизору. На следующий день рано утром Линде надо было возвращаться в Стокгольм. Но Валландер все же подумал, что он успел получить представление о том, как будет выглядеть их будущее. Они будут видеться, когда у обоих будет время. А еще с сегодняшнего дня Линда всегда будет говорить то, что думает.

Около часа ночи они расстались в коридоре.

Потом Валландер долго лежал в постели и старался понять, потерял он что-то или приобрел. Ребенка больше не существовало. Линда выросла.

В семь они встретились за завтраком.

Потом он проводил ее до станции. Когда они стояли на перроне в ожидании поезда, который на несколько минут опаздывал, она вдруг заплакала. Валландер растерялся. Только что она и виду не показывала, что расстроена.

— Что с тобой? — спросил он. — Что-нибудь случилось?

— Мне так не хватает дедушки, — ответила она. — Я каждую ночь вижу его во сне.

Валландер обнял ее.

— Мне тоже, — сказал он.

Подошел поезд. Валландер стоял на перроне, пока он не отъехал. На станции было очень пусто. На секунду он почувствовал себя забытым или ненужным и совершенно бессильным.

Он думал, хватит ли ему сил.

Когда Валландер вернулся в гостиницу, ему сообщили, что звонил Роберт Меландер из Свенставика. Валландер поднялся в свою комнату и набрал номер. Ответила жена Меландера. Валландер представился и поблагодарил за вкусный завтрак. Потом подошел сам Меландер.

— Все, о чем мы говорили вчера вечером, никак не выходило у меня из головы. Я позвонил одному старому почтальону. Его зовут Туре Эммануельсон. И действительно, Криста Хаберман постоянно получала много открыток из Сюне. Как ему казалось, из Фальстербу. Не знаю, имеет ли это какое-либо значение, но я подумал, что все равно должен поставить вас в известность. Она вела огромную переписку.

— Как вы узнали, где я остановился? — спросил Валландер.

— Я позвонил в полицию Истада, — ответил Меландер. — Это было проще простого.

— Сканёр и Фальстербу — два известных места встречи любителей птиц, — сказал Валландер. — Это единственное разумное объяснение, почему она получала так много открыток именно оттуда. Спасибо, что не сочли за труд и позвонили.

— Интересно же все-таки, — сказал Меландер. — И почему этот торговец автомобилями подарил деньги нашей церкви?

— Рано или поздно мы узнаем ответ. Возможно, на это уйдет время. Но спасибо вам, что позвонили.

Повесив трубку, Валландер остался сидеть. Еще не было восьми. Он вспомнил о своем внезапном приступе бессилия там на станции. У него было чувство, что перед ним нечто непреодолимое. Еще он подумал о вчерашнем разговоре с Линдой. И еще о том, что сказал Меландер, и что ему теперь предстоит. Он приехал в Евле, чтобы выполнить свое задание. Через шесть часов его самолет. Взятый напрокат автомобиль он оставит в «Арланде». Из пластиковой папки, лежащей в сумке, он достал кое-какие бумаги. Анн-Бритт Хёглунд написала ему, что для начала он может связаться с инспектором Стеном Венгреном. В воскресенье инспектор дома и будет ждать звонка Валландера. Еще она записала имя человека, давшего объявление в газете легионеров — Юхан Экберг. Живет он за городом, в Брюнесе. Валландер подошел к окну. Погода была ужасная. Начался дождь, холодный осенний дождь. «Интересно, перейдет ли он в дождь со снегом?» — подумал Валландер. Еще он не был уверен, что у него на автомобиле стоит зимняя резина. Но больше всего его беспокоил вопрос, действительно ли ему надо в Евле. С каждым шагом он, казалось, все дальше отодвигался от центра. Где находится этот центр, Валландер, конечно, не знал, но был уверен, что где-то он должен быть.

Пока он так стоял, ему опять стало казаться, что он что-то упустил, что в общей картине убийств он неверно понял или истолковал какой-то основной принцип. Это чувство превращалось в конкретный вопрос: зачем такая демонстративная жестокость? Что хотел рассказать убийца?

Язык преступника. Шифр, который ему не удалось разгадать.

Он встряхнулся, зевнул и сложил сумку. Не зная, о чем ему говорить со Стеном Венгреном, он решил выходить на Юхана Экберга без его помощи. Если эта встреча ни к чему не приведет, то он хотя бы сможет получить представление о том темном мире, где солдат продается тому, кто больше платит. Он взял сумку и вышел из комнаты. Оплатил гостиничный счет и спросил, как доехать до Сёдра Фельтшерсгатан в Брюнесе. Затем спустился в подземный гараж. Когда он сел в машину, его опять охватило бессилие. Он сидел, не заводя двигатель. Может, он заболевал? Однако чувствовал он себя хорошо, и даже не было особой усталости.

Потом он понял, что это из-за отца. Это реакция на все, что произошло. Возможно, грусть. Ему надо пытаться приспособиться к жизни, в которой произошли драматические перемены.

Никакого другого объяснения нет. Линда переживает смерть деда по-своему. Он же реагирует постоянными приступами бессилия.

Валландер включил двигатель и выехал из гаража. В гостинице ему четко объяснили дорогу. Несмотря на это, он с самого начала поехал неправильно. Город был по-воскресному пуст. Валландеру казалось, будто он ездит по лабиринту. Только через двадцать минут он нашел нужную улицу. Было уже полдесятого. Он остановился у одного дома в старой, по его подсчетам, части Брюнеса. «Интересно, наемники поздно встают в воскресенье? — рассеянно подумал он. — И вообще, наемник ли Юхан Экберг? Ведь то, что он дал объявление в „Терминаторе“, не значит даже, что он служил в армии».