— Политсоветник Твердоствол по вашему приказанию прибыл! — молодцевато доложил Федр. Все‑таки Фундис — командир, хоть и женщина.

— Полезай в воду.

— Зачем? В смысле, далеко?

— Шагов на десять. Проверишь, какое здесь дно. Не люблю купаться там, где ил. В нем живут пиявки. Если дно хорошее, я к тебе присоединюсь, — пообещала Фундис.

Федр быстро разделся до трусов и вошел в воду. Уже в паре шагов от берега глубина доходила до груди. Вода была теплой, в ней шныряли светящиеся рачки‑бокоплавы и рыбья мелюзга, похожая на морских коньков. У рыбешек светились только жабры да глаза.

— Дно хорошее, — сообщил золотоискатель. — Песчаное, с мелкой галькой.

— Превосходно. — Фундис положила нож, грациозно поднялась во весь рост. Замерла на несколько секунд, дав политсоветнику полюбоваться своим телом, без всплеска нырнула. Скользнула под водой светлой тенью и вынырнула почти на середине озерца. — Плыви ко мне.

Отточенным кролем Федр преодолел разделяющее их расстояние. Фундис висела в прозрачной воде, едва шевеля ногами и руками. Должно быть, все окрестные рачки прицепились к ее «купальнику», поэтому казалось, что грудь и бедра у девушки светятся.

— Я тебе нравлюсь, этруск? — спросила она.

— Нравишься!

— Сейчас проверим…

Маджаи ухватила Федра за бицепс, похвалила «какой крепкий!» и притянула к себе. Прижалась к нему всем телом. Но вдруг лицо ее приняло расстроенное выражение. Она отпрянула, в глазах полыхнул гнев.

— В чем дело, человек? Ты болен? Или стар и немощен, а облик — только результат гоблинского шаманства? А может, предпочитаешь мужчин?

— Нет‑нет, блистательная Фундис! Мне всего двадцать шесть лет, и я обожаю женщин.

— Сейчас проверю, правдив ли ты. — Фундис снова прильнула к нему и страстно поцеловала в губы. Внутри у политсоветника все как будто взорвалось от предвкушения… но снаружи опять ничего не шелохнулось!

— Дело плохо, — задумчиво сказала эльфийка, отодвинувшись от политсоветника. — Твое сердце и впрямь стремится ко мне. Но тело пренебрегает близостью. Это значит, тебя заколдовали. Так вот почему ты сказал эту глупость — «Ничего не обещаю». Бедный…

Она переливчато рассмеялась, перевернулась на спину и медленно поплыла к берегу. Федр погреб за ней.

— А ты можешь меня вылечить, госпожа Фундис?

— Надо точно узнать, какое заклятие было применено. А мне такое умение пока недоступно…

— Но ты же не только военачальник, но и послушница Ллот. Спроси совет у своей богини! — умоляюще сказал Федр. — Попроси Хино, в конце концов. Или Верховную жрицу, если у вас есть такая.

— Смеешься? Паучью Королеву мало интересуют проблемы импотентов… — Федр в досаде шлепнул по воде ладонью, но Фундис неумолимо продолжала: — Да и колдовство было применено явно гоблинское. Грубое и мерзкое, его даже рассеивать противно. Как тебе собирать свежий черепаший навоз голыми руками. Верховная жрица на это не пойдет.

«Гоблинское колдовство! Неужели подлый Джадог наложил на меня заклятие? — подумал Федр. — Эх, надо было утопить его ещё в столице. А сейчас что делать?»

Фундис вылезла на берег, без малейшего стеснения сняла трусики и лифчик, надела легкий белый халатик. Потянулась, словно кошка, разложила белье для просушки на своем камне и уселась тут же. Увы, ничто на несчастного политсоветника не действовало.

— Не печалься, этруск. Ты высокий, привлекательный и нравишься мне все равно. Если завтра ваш командир провалит испытание, я готова выкупить тебя. Подруги в городе обзавидуются! Мои рабы неплохо живут. Бью и калечу редко, в жертву приношу еще реже… А там, откуда вы явились, у тебя были рабы? Расскажи о себе.

Федр вылез из воды, пристроился на соседнем камне и поведал девушке свою незамысловатую историю. Особенно красочно он рассказал про героическую оборону дворца, в меру сил, хоть и без перебора приукрасив свои подвиги. Не забыл и про Зака, ставшего в результате дворцовой битвы правителем страны. А потом, вздохнув, поведал про угрозу эльфийской кабалы для вверенного им народа Даггоша, и про спасительную миссию золотоискателей за драгметаллом. Правда, количество ожидаемой добычи он на всякий случай снизил с сундука до котомки. Про обещанную кастрацию решил вообще не упоминать, все еще переживая позор мужского бессилия.

Фундис слушала быль, словно сказку, порою сочувственно охая и восклицая: «Да ты что!», «Вот паразиты!», «От древесных эльфов другого не жди!», «А ты храбрый!» — и другие приятные уху Федра вещи.

— А что творится у вас? — спросил он, закончив рассказ. — Мы в Верхнем мире почти ничего не знаем о Подтеменье. В основном всякую ерунду со слов эльфов. Будто у драу сплошное мракобесие: чернокнижники, жертвоприношения, матриархат…

Фундис внезапно вспылила. Вскочила, так что халат распахнулся, и крикнула:

— Придержи язык, человек, или я его тебе отрежу! Матриархат — самый передовой общественный строй! А без кровавых обрядов не постичь главных тайн магии.

— Э‑э‑э… ну, я так и сказал. Это эльфийские прихвостни клевещут, но я их решительно осуждаю! Хочешь, назову несколько имен? Сейчас, только вспомню…

— Не трудись, — отмахнулась маджаи. — За свои преступления эти ничтожества рано или поздно ответят перед всемогущей Ллот.

Оказалось, что большинство драу почитают именно эту богиню. После исхода из Верхнего мира в Подтеменье победило учение, что женщины главнее мужчин. Сначала это распространялось только на духовную жизнь — в жрицы Ллот принимались лишь женщины. Но затем законы матриархата начали расширяться и на прочие сферы. Теперь же мужчинам оставили пустячную магию вроде ветеринарной и сельскохозяйственной, да последнее прибежище героев — воинское искусство. Но и там женщины, будучи выше и сильнее, их постепенно теснили.

— Лихо тут у вас, — уважительно сказал Федр, когда эльфийка сделала паузу, чтоб промочить горло из круглой серебряной фляжки. — А тебе правда две тысячи лет?

Фундис рассмеялась.

— Неужели я выгляжу такой зрелой? Нет, Федр, мне всего‑то триста. Маловато, конечно, но ведь и ты еще юн, как говоришь.

Она поднялась с камня, быстро переоделась, повесила флягу на пояс, а нож вложила в ножны, после чего повелительно указала пальцем на «купальник» и халат.

— Забери это. Мы возвращаемся в лагерь. Попробуем разбудить твоего хорхоя в моем шатре. Есть у меня парочка заклинаний в арсенале…

— Какого еще хорхоя?

— О, Ллот! — Девушка вздохнула. — Это иносказание. Так зовутся наши верховые черви. Они довольно мягкие, за исключением головы. Но когда самцы сражаются за самку, то вытягиваются во весь рост и их тело твердеет.

Едва они тронулись в путь, позади что‑то грузно плюхнулось в воду. Тотчас же раздался рев, а за ним — хруст.

Федр обернулся. В озере, рядом с тем местом, где они только что так мило беседовали, плескался Булька. Между широких зубов у него торчало, извиваясь, что‑то длинное и полосатое. Присмотревшись, политсоветник разобрал, что это двухголовая змея, толщиной в руку прекрасной Фундис. Больше он не успел разглядеть ничего. Булька мотнул башкой, и двухголовая гадина целиком исчезла у него в пасти. Задвигалась квадратная челюсть.

— Полезный зверь, — удивленно проговорила маджаи.

Гиппопотам довольно хрюкнул и поплыл вдоль берега.

Внутри шатра было еще темно, однако снаружи уже рассвело, и поэтому все происходящее за шелковыми стенками напоминало театр теней. Вот промелькнул быстрый силуэт, остановился возле входа. Стоящий на страже оруженосец сердито посоветовал проваливать, так как блистательная Фундис отдыхает. Посетитель со смехом что‑то ответил и передал стражнику продолговатый предмет, сильно похожий на бутылку. Голос его показался Федру отдаленно знакомым. Оруженосец поднес предмет ко рту, послышались звуки льющейся в горло жидкости.

«Пьянствует на посту, сволочь!» — понял Федр. Он хотел разбудить Фундис и сообщить ей о нарушителе дисциплины, но тут полог отогнулся, в щель проскользнула коричневая волосатая рука и поманила пальцем.