Они прошли по коридору несколько вперед, и девушка остановилась, указав Кравцову-старшему на обитые дерматином двери с чуть белевшей в темноте табличкой на них.

— Спасибо, — ответил Степан Николаевич, уже входя в кабинет сына.

Макар сидел за столом, склонившись над какими-то бумагами, и курил. Дым сизой пеленой висел в воздухе, и даже настежь открытое окно было не в силах справиться с синими клубами, плававшими в воздухе.

Поднявшийся сквозняк едва не сдул со стола Макара кучку каких-то листков, и парень резко прихлопнул их рукой, с выражением мимолетного недовольства обернувшись к нежданному посетителю. Но, увидев отца, Кравцов-младший широко улыбнулся:

— Папа!

— Привет, привет!.. Ну и накурил же ты!

— Привет! Да ты проходи, садись, — заметно было, что Макар явно смущен визитом отца. — Какими судьбами-то? Что-нибудь случилось?

— Нет-нет, не волнуйся.

— Просто, знаешь, неожиданно. Ты ведь ко мне никогда не заходил раньше…

Степан Николаевич только мягко улыбнулся в ответ, устраиваясь на предложенном сыном стуле.

— Так что ты тут делаешь? — все никак не мог оправиться от изумления Макар.

Но старший Кравцов не торопился с ответом. Он достал из кармана свой любимый «Честерфильд» и, прикурив от любезно предложенной Макаром зажигалки, глубоко затянулся.

— Ну, сын, ты явно неплохо устроился, — заметил он, оглядывая кабинет.

Комнатка была хоть и небольшая, но очень уютная. У окна, левой стороной к свету, стоял небольшой стол с компьютером, за которым и работал сейчас Макар. У стены напротив — два книжных шкафа, полочки которых были завалены целыми пачками старых газет и журналов, стопками книг и каких-то документов. Ковровое покрытие на полу, пара мягких кресел, цветы на стене и тяжелые шторы на окне создавали уютную, но одновременно и деловую атмосферу.

Макар, ни слова не говоря, вопросительно смотрел на нежданного визитера. Парень догадывался, что предстоит какой-то серьезный разговор, ибо, хорошо изучив своего отца, был уверен — без причины тот бы ни за что не появился здесь, тем более в рабочее время.

Степан Николаевич чувствовал нетерпеливое ожидание Макара, но никак не мог собраться с силами, чтобы заговорить. Собственно, толком он и не знал, что хотел сказать Макару. Ну, не извиняться же он пришел за соблазнение собственной невестки! И все же выговориться, повиниться перед ним Кравцов-старший чувствовал себя обязанным. Он хотел одним махом решить проблему с Лолитой. Решить раз и навсегда, чтобы более не возвращаться к ней и не мучиться в позоре и нерешительности.

И именно для этого после разговора с девушкой Степан Николаевич приехал к сыну.

Когда молчание начало затягиваться и становиться совершенно неприличным, Кравцов-старший наконец заговорил, с трудом подыскивая слова и часто останавливаясь:

— Я чувствую, Макар, что вел себя не так, как следовало бы…

— Что ты имеешь в виду? Ты о чем?

— Я вспоминаю, что ты говорил на даче у нас… Помнишь, в последний ваш приезд? Про старость… — Степан Николаевич затушил в пепельнице догоревшую сигарету и тут же потянулся за следующей. И это движение лучше любых слов открыло Макару, как волнуется, сидя перед ним, отец. — Ты был прав. Я слишком холоден. Понимаешь…

Степан Николаевич снова замолчал, подыскивая нужное слово. Он избегал смотреть на сына, что-то настойчиво рассматривая за окном. Странно, но и Макар тоже не мог открыто глянуть на отца, предпочитая выискивать и ковырять пальцем дефекты на поверхности полированного стола.

— Понимаешь, — продолжил через мгновение Степан Николаевич, — я всегда думал, что можно контролировать жизнь, направлять ее по нужному руслу. Обычно мне это удавалось, и я стал слишком самоуверенным… Но вот оказалось, что это невозможно… Вернее, я хотел сказать, что есть вещи, контролировать которые мы не властны.

Он снова надолго замолчал, и Макар почувствовал, что надо поддержать отца, помочь ему выговориться, сделать так, чтобы монолог старшего Кравцова все же оказался диалогом. И, лишь бы нарушить эту тишину, Макар произнес:

— Да, я знаю.

— Ты считаешь? — Степан Николаевич наконец-то взглянул на сына, и в глазах его парень прочитал оттенок недоверия. Казалось, отец хотел спросить: «А понимаешь ли ты вообще, о чем я говорю с тобой?» Но Кравцов-старший ничего не сказал, он вдруг заторопился, встал, затушил сигарету и скороговоркой выпалил:

— В общем, я зашел к тебе, чтобы пожелать вам двоим удачи, тебе и Лолите.

— Спасибо, отец. Она хорошая девушка, правда?

— Да, Макар, хорошая. Она мне нравится.

— Я рад, папа… Слушай, а ты сильно торопишься?

— А что? Ты что-то хочешь предложить?

Макар рассмеялся весело и открыто, довольный тем, что тяжелый и немного даже непонятный разговор окончен, и окончен так удачно, на хорошей ноте.

— Да, ты знаешь, мне пришла в голову замечательная мысль. Я еще не обедал, устал, а все свои дела практически закончил. Если у тебя есть время, давай спустимся в подвал. Там у нас такой бар — закачаешься: все свои, ни одной чужой рожи, отличная кормежка и приятная атмосфера. Может, пойдем, перекусим? А заодно и по пятьдесят граммов за твой визит?..

Степан Николаевич тоже улыбнулся, вздохнул глубоко и будто с облегчением, откидывая груз дум и сомнений. Все, теперь он разрешил свои проблемы! Теперь он не стоит на пути к счастью сына и Лолиты — двух самых дорогих ему людей, которых он мог так опрометчиво и безжалостно бросить в бездну горя и предательства!

— Ты гарантируешь хороший обед?

— Папа, бар — просто классный!

— А кто платит? — в шутку вопросил Кравцов-старший.

— Ну, естественно, я — ведь ты мой гость!

— Тогда пошли. Сейчас я буду тебя разорять. А то у вас, журналистов, я слышал, гонорары слишком большие.

— Ну, не больше ваших командировочных да представительских! — парировал Макар, и они со смехом, в отличном настроении, направились в подвальчик.

Выплакавшись и успокоившись, Лолита почувствовала себя лучше, но ощущение какой-то утраты, какой-то пустоты, вдруг возникшее где-то внутри, не позволило ей сосредоточиться на делах агентства, и девушка, распрощавшись с секретаршей Вероникой и дав ей необходимые указания, решила отправиться домой.

— И, Вероника, пожалуйста, не говори никому где я. Мне бы не хотелось, чтобы меня тревожили дома, хочу немного отдохнуть. Только если уж что-то срочное, позвоните мне сами. Договорились?

— Конечно, Лолита, не беспокойтесь…

Вернувшись домой, девушка сразу прошла в свою комнату, задернула шторы, сбросила костюм и блузку и упала на кровать, успев захватить с собой дистанционку «Панасоника». Она щелкнула кнопочками — в си-ди-плейере оказалась «Тайга Симфони» Валерии. «Как раз то, что надо!» — порадовалась Лолита и, пользуясь тем, что родителей нет дома, включила музыку, увеличив громкость почти до отказа.

Мощь ударных заставляла стекла слегка позванивать в окнах. Голос певицы, казалось, исходил отовсюду. Когда-то Лолита специально постаралась отрегулировать колонки так, чтобы ее кровать находилась в самой благоприятной зоне для прослушивания музыки. И теперь, лежа, она оказалась буквально в плену композиции, во власти великолепного звучания цифровой записи…

До вечера, пока не пришли родители, провалялась девушка, меняя диски один за другим и не снижая громкости, — мощный звук пронизывал ее насквозь и не давал ни о чем задуматься.

А только этого она и хотела…

Часам к трем Степан Николаевич вернулся в свой кабинет и обнаружил на столе новую стопку документов — последние правки редакционной комиссии, готовившей законопроект о создании единой таможенной зоны ко второму, окончательному чтению в Думе.

Сначала Кравцов с энтузиазмом принялся за работу, но чем глубже вникал он в подробности дела, тем сильнее сказывался на его работоспособности выпитый с Макаром коньяк. Там, в баре, они с сыном выпили довольно много, незаметно перешагнув границу в сто пятьдесят граммов, после которой коньяк уже не смакуется, а вливается в горло исключительно ради эффекта опьянения.