Девушка действительно была прекрасна — строгий темный костюм с «гольфом» телесного цвета сидел на ней превосходно, мягко подчеркивая нежную грудь, тонкую талию и великолепные бедра. Когда она села, глазам Кравцова открылись чудесные колени, плотно обтянутые чуть заметными тоненькими чулками. Волосы были уложены набок и тяжелой волной спадали на одно плечо, открывая взору великолепную шею и маленькое ушко.

— Ты просто прелесть, Лита…

Вместо ответа девушка улыбнулась и поцеловала Степана в щеку, тут же аккуратно вытерев след от помады.

— Ты пришел, чтобы напомнить мне об этом? — с улыбкой спросила она.

— Нет, мне действительно надо с тобой серьезно поговорить… — Кравцов на секунду умолк, как бы собираясь с силами, но тут же резко открыл свой дипломат, извлек оттуда какой-то сверточек и, протянув его девушке, решительно заговорил: — Спасибо за книгу, конечно. Но я хотел бы знать, что все это значит?

Лолита молчала, и в голосе Степана послышалась уже чуть ли не угроза:

— Кто этот человек? Ты мне ответишь или нет?

Девушка вскинула на Кравцова глаза и судорожно вздохнула, как будто собираясь ответить резко и грубо, но, видимо, подавила в себе раздражение и ответила тихо и спокойно:

— Я была с Петром в тот вечер, когда умер Ральф… Мы подружились с ним на какой-то вечеринке и… ну, в общем, можно сказать полюбили друг друга. Мы с Ральфом только вернулись из Парижа. Сам понимаешь, друзей в Москве не слишком много… В общем, мы с Петром сошлись.

Она прошла к столу, достала из сумочки сигареты и вернулась к дивану. Кравцов вытащил зажигалку, дал прикурить девушке и закурил сам, чувствуя, что начинает волноваться все больше.

— Мы встречались довольно часто. Но, сам понимаешь, между нами ничего такого не было, а встречались мы не на нашей территории. Обычно он провожал меня домой, до самого подъезда. В тот вечер мы приехали на такси… Мы вышли, машина уехала… Ты же знаешь нашу улицу — она такая пустынная после часа ночи, а двор еще более тихий… Словом, он начал обнимать и целовать меня… Я не знала, что Ральф смотрит на нас из окна квартиры…

Она нервно погасила сигарету в пепельнице, не докурив даже до половины.

— Когда я вошла в квартиру, родители уже спали, а Ральф пришел в мою комнату страшно злой. Он кричал: «Ты позволишь этому ублюдку трахнуть тебя! Трахнуть тебя! — кричал он. — Это конец для нас!». Он стоял посреди моей комнаты и вдруг заявил, что будет спать в моей постели… Я знала, что мне его нужно как-то выгнать, и я выгнала его, заперла дверь… Он начал умолять меня, просить прощения, а я просто слушала… Ну почему тогда не проснулись мама и отец! Слишком далеко их спальня!.. Я слушала, слушала, слушала — несколько часов. Потом наступила тишина. И я заснула…

Лолита встала и подошла к окну. Несколько минут смотрела девушка на улицу, то ли собираясь с силами, то ли пытаясь справиться со слезами. Кравцов сидел, боясь пошевельнуться.

— Когда наутро я проснулась, — продолжила Лолита, обернувшись к Степану Николаевичу, — я услышала плач. Я пошла по коридору, подошла к ванной… Мне сказали: «Не заходите туда!» Но я зашла. И я увидела его… Он перерезал себе вены на руках… Я обняла его голову… Когда я вошла, его голова была под водой, и вся вода в ванне была красной. Меня с матерью отвезли на какую-то дачу, чтобы мы не были в доме, не видели всех приготовлений… А через несколько дней после похорон позвонил Петр. Он ничего не знал и спокойно предложил встретиться. И я пошла. Пошла, собрав с собой самые необходимые вещи. Я пошла навсегда… Я должна была… Я знала, что должна… Я пришла и сразу попросила его трахнуть меня. «Трахни меня!» — я сказала. И осталась жить у него, на целых несколько месяцев…

Лолита подошла и снова опустилась на диван рядом с Кравцовым. Глаза ее были сухие, наверное, те слезы она уже давно выплакала. Она долго глядела перед собой невидящим взглядом, а затем положила голову на скрещенные на коленях руки, спрятав лицо.

Степан Николаевич мягко привлек ее к себе и, полуобняв, прижал к груди:

— Ничего, Лолита, ничего… Сейчас все хорошо, все спокойно… Все будет отлично…

Он нежно, успокаивающе, гладил ее по плечам, по голове, нежно целовал в лоб, и Лолита внезапно почувствовала прилив нежности и благодарности к этому мужчине. Она вскинула руки на его плечи и сильно, страстно поцеловала его в губы.

У Кравцова перехватило дыхание, он не знал, как отреагировать на этот поцелуй, а Лолита все целовала и целовала его, горячо, жарко. И он почувствовал, что желание захлестывает его. Он прижал ее к себе сильнее, потянул с плеч ее пиджак.

— Да, Степан, да… — ее шепот был горячим и завораживающим. Она сняла пиджак, но когда он потянул ее гольф из юбки, мягко отстранилась: — Подожди секунду.

Девушка быстро подошла к двери, открыла ее и с порога приказала секретарше:

— Вероника, если кто-нибудь, все равно кто, будет меня спрашивать — я ушла по магазинам. Меня нет ни под каким предлогом. У нас слишком серьезный разговор, — и, закрыв дверь, повернула ключ. Уже не сдерживаясь, она бросилась к окнам, опустила жалюзи и, на ходу стаскивая гольф через голову, поспешила к Кравцову:

— Степан, я хочу тебя…

Несколько часов не могли они расстаться. Они то соединялись страстно и бурно, то пили наслаждение по капле, медленно. Они забыли обо всем на свете.

В пятницу вечером Кравцовы ехали на дачу, собираясь провести там весь уик-энд.

Водитель Володя, как обычно, дипломатично молчал, избегая вступать в любые разговоры в присутствии жены своего шефа, а вот Светлана Васильевна болтала без умолку, не стесняясь ни Володи, ни Наташки и высказывая все, что думает по поводу решения Макара привезти на выходные на дачу Лолиту.

— Я не против того, что она там будет, — как будто оправдывалась она перед мужем. — Ради Бога! Я, правда, не против. Но почему Макар даже не спросил у нас? Она вдруг стала частью нашей жизни… Она неплохая, конечно, но на такой уик-энд, когда мы будем справлять мой день рождения… С родителями… Я не хочу показаться злобной, но — не знаю, почему — во мне пробуждается самое плохое.

Светлана Васильевна явно нервничала, и ее ворчание сильно действовало мужу на нервы, но он сдерживался, изредка пытаясь ее успокоить:

— Не волнуйся, все будет хорошо!

Часам к девяти вечера между сосен мелькнул джип Макара, и через несколько мгновений парень уже весело сигналил, подруливая к крыльцу дачного особняка.

Теперь все были в сборе, и в ожидании ужина, над которым хлопотала на кухне завтрашняя именинница, собрались в столовой, попивая аперитивы и рассматривая старые семейные фотоальбомы.

Елена Николаевна, бабушка Макара по матери, показывала Лолите снимки, рассказывая, кто на них изображен, и с увлечением их комментируя:

— Вот это — мой отец. Очень старая фотография.

— Да, красивый мужчина.

— А этого парня узнаете, нет? Василий Александрович, муж мой! Вася, чего ж ты так постарел?

Старик незлобиво отшутился, ухмыльнувшись в усы:

— На себя глянь в зеркало, красавица…

— Ворчишь… А вот мы все вместе: Степан, Светлана, дети, мы с Василием и кумовьями, Степана родители — Николай Захарович и Татьяна Петровна. Душевные были люди…

Лолита внимательно всмотрелась, заинтересованная снимком молодого Степана: то же открытое, но строгое лицо, те же глаза, та же улыбка, вот только волосы еще не были седыми, да морщинок вокруг глаз поменьше. На сегодняшнего Макара совсем не похож, тот, видно, по материнской линии много унаследовал.

— Большая семья получилась, когда все вместе сфотографировались, — девушка пыталась, как могла, поддерживать разговор со старушкой.

— О, еще бы! — бабушка заметно оживилась. — А дружная какая семья у нас была! Мы с кумовьями ладили, дружили, почаще собираться старались…

— И меня вечно таскали с собой. А я так не любил эти бесконечные посиделки с обязательным исполнением всего песенного репертуара семей Кравцовых и Рыбаковых, — вдруг подал голос Макар, до того тихо сидевший у горящего камина со стаканом аперитива в руках.