— Но разве возможно, — незнакомый Кравцову «либерал-демократ» все не унимался, — чтобы такие великие задачи можно было решить без политического и экономического объединения «самостийных» республик в единое крепкое и мощное российское государство?!
— Возможно! Я в этом нисколько не сомневаюсь, — Степан Николаевич говорил спокойно и веско. — Политическое, да и экономическое, объединение, господа, — на самом деле реальность. Пора бы уже это понять, в конце концов. Только объединение не в одно государство, а объединение множества государств. СНГ и Межгосударственный экономический Совет и есть те официально существующие и закрепленные всеми необходимыми документами структуры, которые свидетельствуют как о политическом, так и об экономическом объединении. Мы почему-то никак не хотим понять этого, никак не хотим признать этот давно свершившийся факт. Пора уже, господа, не только научиться думать по-новому, но и работать по-новому, действительно эффективно и плодотворно…
Кравцов шел с трибуны на свое место под гром аплодисментов коллег…
Сразу после заседания Думы, а оно, как и предполагал Кравцов, закончилось в половине пятого, он попросил Володю отвезти его на Крымский мост.
И к пяти, как они и договаривались накануне, Кравцов уже подходил к дому Парксов.
В который раз спешил он на встречу с этой волшебной девушкой, и в который раз сердце нервно подпрыгивало в его груди, выдавая волнение. Каждая встреча с Лолитой для Кравцова становилась поистине праздником и событием.
Он быстро взбежал по лестнице, не дожидаясь лифта, и нетерпеливо позвонил в дверь.
Щелкнул замок, и на пороге появилась она, его Лолита. Его сразу поразило, что она была одета как-то слишком официально, как будто только пришла с работы, хотя его встречала обычно в кимоно или халате, голая и нежная под легкой тканью.
— Лолита… — прошептал он и сделал шаг ей навстречу, пытаясь обнять девушку, но та ловко увернулась, отступив в глубь квартиры и громко, как будто специально привлекая чье-то внимание, неестественно-радостно воскликнула:
— А, Степан Николаевич! Здравствуйте, здравствуйте! — Кравцов сразу же уловил, что она перешла на «вы», и, совершенно сбитый с толку, ступил в прихожую. — А я вас давно жду… Раздевайтесь, проходите…
В гостиной Парксов играла музыка, и в кресле у окна, развалившись и покуривая, сидел не знакомый Кравцову бородатый парень, с длинными запущенными волосами и в поношенных свитере и джинсах.
— Вы ведь еще не знакомы? — ворковала Лолита, усаживая Кравцова в кресло напротив. — Знакомьтесь — мой друг, старый приятель, Петр Вельяминович Амельянюк, художник из Петербурга. А это — Степан Николаевич Кравцов, отец Макара.
Они молчали, неловко кивнув друг другу, и говорить снова пришлось Лолите.
— Петр проездом, из Питера в Сочи. Решил на пару дней остановиться в Москве, и вот по старой памяти заглянул…
— Да, — зачем-то подтвердил Амельянюк.
— Конечно, — также неизвестно зачем согласился Кравцов.
— Давайте выпьем! — Лолита достала из шкафа третью рюмку, наполнила ее из наполовину пустой бутылки виски, стоявшей на журнальном столике, и протянула Кравцову.
— Ваше здоровье!
— Ваше!..
Они выпили, и снова в комнате воцарилось молчание, которое лишь слегка скрашивалось приглушенными звуками музыки — пела Мадонна. Чтобы хоть как-то нарушить эту неловкую паузу, Степан задал глупейший вопрос, который только можно было придумать:
— И что же вы собираетесь делать в Москве?
— Ничего особенного: похожу по музеям, по любимым улицам… Люблю, знаете ли, вспомнить прошлое. У меня, вообще-то, был прямой билет до Сочи, но здесь я вдруг остался.
— А вы в каком жанре работаете? — из вежливости, не зная, что еще спросить, поинтересовался Кравцов.
— В разных… — он шумно отхлебнул виски из своего стакана. — Вот сейчас, не поверите, увлекся китайскими иероглифами. В них много забавного и интересного. Такие художественные образы… У меня картины так и просятся писаться!
— Он не изменился, — как будто извиняясь перед Кравцовым, Лолита пожала плечами. — Все такой же… Только он мог не доехать до места назначения и переменить все в последнюю секунду. И при этом ссылаться на китайские иероглифы.
Девушка попыталась рассмеяться, но смех получился какой-то натянутый.
Она себя и в самом деле чувствовала прескверно. И откуда он только взялся, этот Петр! Кто его просил появляться вообще, а в особенности сегодня?! Что за проклятие ей с ним, в конце-то концов!
Да, именно он спас ее когда-то от глубокой депрессии, буквально привязав к себе своей напористостью и оригинальностью. Да, именно его, как ей казалось, она смогла, наконец, полюбить после той ужасной трагедии. Именно с ним, как ей казалось, она была когда-то счастлива… или почти счастлива.
Но потом именно он, этот человек, ударил ее по лицу, напившись на одной из вечеринок и ни с того ни с сего приревновав к кому-то. Лолиту никогда и никто не смел ударить за всю ее жизнь, и простить Петьке обиды она не смогла. Она ушла, бросила его и категорически запретила ему звонить ей и искать ее.
Он действительно исчез из ее жизни на этот год, пока она осваивалась в Москве.
Сколько с тех пор воды утекло! Сколько всего произошло!
И теперь, сегодня, этот человек появился снова, придя прямо к ней в офис. И — странно — она почему-то не прогнала его!..
И сейчас Лолита сидела, злясь и проклиная себя последними словами.
— Да, — разглагольствовал в это время художник, промахиваясь мимо пепельницы и стряхивая пепел на ковер, — я не изменился. Я действительно в последнюю минуту решил остаться в Москве. И совсем не виноват, что мне этого захотелось.
Лолита почувствовала, как неприятно сидеть Кравцову в обществе этого парня и заторопилась, придумав предлог визита Степана Николаевича.
— Прошу прощения, Степан Николаевич, сейчас я принесу ту книгу…
Она поднялась и сделала шаг к выходу.
— Степан Николаевич приехал за книгой, — начала объяснять она Петру, обращаясь естественно к Кравцову, — которую сейчас довольно трудно найти, а она оказалась в коллекции моего отца… Одну минутку, я сейчас… Я уже отложила ее, — еще раз извинилась она с порога, исчезая в кабинете Отто Паркса.
— Вы хорошо знаете Лолиту? — Кравцов сам не знал, зачем он спросил это. Неужели ревновал?
— Да… Мы многое пережили вместе.
Степана Николаевича просто бесил самоуверенный тон этого неаккуратного, будто много дней немытого парня, и в следующее же мгновение он понял, что действительно ревнует Лолиту к нему. Ревнует дико и страшно. Он сам не мог понять, почему.
— Она по-прежнему мой лучший друг, — продолжал тем временем Амельянюк.
— Я понял.
— А мне понравился ваш сын…
— Вы с ним знакомы? — вздрогнул Кравцов.
— Да, мы познакомились в офисе у Паркс. Он заходил туда днем на несколько минут. По-моему, он — очень важное дело для Литы, — подмигнул он Кравцову.
— То есть? Я вас не понимаю…
— Ну, ну… Вы же знаете, всегда кажется, что нужно как-то все соединить в одну картину…
— Боюсь, что я не понимаю…
— У нее очень серьезные отношения с Макаром. Она любит его.
— Да, я знаю. И что?.. Я уверен, что это очень хорошо, потому что он, кажется, умеет с ней управляться.
— Он предоставляет свободу, которая ей так нужна, — с чрезвычайно понимающим видом изрек детина и снова шумно отхлебнул виски из своего стакана. — Я никогда не мог…
— Понятно… — протянул Кравцов, лишь бы хоть что-нибудь вымолвить.
— Так что, может, она будет счастлива…
— Господи, почему «может»? — у Кравцова начали иссякать последние капли терпения. — Почему «может»? Конечно, счастлива! Она это заслужила, в конце концов.
— Да, конечно, — меланхолично, будто потеряв интерес к предмету разговора, проговорил художник и потянулся за бутылкой, наполняя свой стакан… — Будете?
— Нет, спасибо, не хочу…
— А что это за книга? — вдруг спросил Амельянюк, уставившись на Степана Николаевича уже довольно-таки мутным взором.