«У него? – подумала она. – Скорее у нее».

– Они есть у каждого из нас, месье, – ответила Эммануэль, но ее голос предательски дрогнул.

– Но не всех убивают.

Эммануэль поспешила мимо него в кабинет. Это была маленькая комнатка, по стенам которой тянулись полки, уставленные старыми книгами в кожаных переплетах. У выходившего на задний двор окна располагался стол красного дерева, старый и в царапинах; стоящие рядом раздвижные стулья были обиты разорванной в нескольких местах кожей. По сравнению с образцовым порядком, что царил в больничных покоях, здесь было пыльно и пахло сыростью. Похоже, что большую часть своей энергии и денег старик тратил на саму больницу.

Подойдя к окну, Эммануэль выглянула в зеленый сад с вымощенными кирпичом дорожками. Сейчас здесь находился только высокий светловолосый мальчик, который со смехом наблюдал за проделками маленького серого котенка. Эммануэль с сожалением подумала о том, что она слишком мало внимания уделяет своему сыну.

– Мадам? – произнес майор. Эммануэль повернулась.

– Генри очень любил свою работу, – сказала она, тщательно подбирая слова, – и всецело отдавался ей. Иногда он бывал грубым, но только некоторые были этим недовольны.

– Это касалось больницы?

– В нашем городе есть два медицинских училища и медицинских общества: французское и американское. Иногда они довольно активно враждуют.

Майор сделал несколько шагов, изучая корешки книг на полках.

– Я полагал, что здесь все американцы уже на протяжении более чем пятидесяти лет.

– Формально – да. Но различия остаются. Французские и испанские доктора считают, что надо помогать природе, а не бороться с ней. Но американцы практикуют то, что они называют героической медициной. Они отравляют тело большими дозами каломели и хинина, прописывают слабительное, прогревания, ставят банки и делают кровопускание – до тех пор, пока их пациенты не теряют сознание. Доктор Сантер всегда говорил, что такие больные выздоравливают вопреки лечению, а не благодаря ему. И он часто называл подобных докторов полными идиотами.

Медленно повернувшись, майор оперся на полку, небрежно засунув большой палец за ремень.

– А что думали пациенты Сантера? Были такие, кто угрожал доктору? К примеру, солдаты? Кто-нибудь, кто мог потерять руку или ногу на операционном столе Сантера и быть против этого?

Эммануэль и сама думала о подобной возможности, но теперь, когда это было произнесено майором, да еще с пренебрежением в голосе, ей в голову ударила кровь.

– Генри Сантер был прекрасным хирургом.

– Возможно. Но большинство докторов предпочитают пилу, а не длительное лечение.

Подобное несправедливое обвинение она слышала часто. Многие люди просто не понимают, как трудно лечить заражение крови при серьезных ранах.

– Если ампутацию не провести в течение двадцати четырех часов, то смерть почти неминуема, – возразила Эммануэль, стараясь, чтобы ее слова прозвучали веско, как мнение профессионала.

– Но я все еще жив.

– Вы на редкость удачливы, майор. На кладбище полно людей, которые угрожали застрелить или кастрировать хирурга, если он к ним подойдет.

Зак рассмеялся:

– Как вы узнали?

– Иначе бы вы не сохранили свою ногу. – Она почти – почти – почувствовала к нему теплоту, но нашла в себе силы строго произнести: – Но вы правы. Люди, которым спасли жизнь ампутацией, часто этим недовольны. Как и семьи пациентов. Мужчины… женщины… дети – все умирают, и те, кто их любил, нередко винят в этом врачей. Возможно, вас интересуют имена пациентов доктора Сантера за последние несколько дней?

Это был длинный список – его изучение займет у майора много времени, а потом, может, все изменится, когда в город вернутся конфедераты.

– Я поручу это кому-нибудь из моих людей, – с легкой улыбкой произнес майор, словно прочитав ее мысли. – А теперь скажите, кого вы подозреваете больше всего?

Он был очень умен. Ей не следовало его недооценивать. Нужно держать с ним ухо востро. Майор элегантно оттолкнулся плечом от полки.

– К примеру, кто знал, что вы собирались прошлым вечером на кладбище?

Эммануэль покачала головой:

– Если вы, таким образом, хотите сузить круг поиска, месье, то с сожалением должна сказать, что мы ходим на кладбище каждый год, и очень многие знают об этом.

– Значит, тогда поставим вопрос иначе. Кто после смерти Сантера владеет больницей? Вы? Элис Сантер? Или Чарлз Ярдли?

Этого она боялась больше всего.

– Я, – глядя прямо в глаза майора, ответила Эммануэль. – Доктор Ярдли посещает больницу только в определенное время. У него есть собственная практика в городе.

Наступила опасная пауза, которая, к счастью, оказалась короткой.

– Ясно.

– Сомневаюсь. Не думайте, что я получила большое наследство. У нас теперь очень мало платных пациентов и всего один доктор с дипломом, а за здание приходится много платить. Генерал Батлер обложил неимоверными налогами всех, кого подозревает в пособничестве Конфедерации. Вряд ли нам удастся проработать еще хотя бы месяц.

– Если вы так не нравитесь Батлеру, то почему он вас совсем не закроет?

– Мы очень нужны населению города. Я работаю здесь потому, что доктор Сантер был моим другом, и эта больница была мечтой его жизни. Я не хочу, чтобы убийца Сантера торжествовал, и буду делать все, чтобы больница жила.

В проницательных глазах майора загорелся огонек.

– Возможно, по этой причине он был убит. Чтобы закрыть больницу.

Эммануэль отрицательно покачала головой:

– Война и ваша оккупация все равно закроют больницу, месье. У населения Нового Орлеана нет денег, чтобы платить за лечение.

Лицо майора стало холоднее и строже.

– Им следовало подумать об этом до того, как они решили отделяться, – холодно произнес Зак.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Казалось, даже воздух между ними наполнился взаимной неприязнью и чем-то еще, опасным и угрожающим.

Послышался звук открываемой двери.

– Эммануэль? – окликнул хорошо поставленный женский голос. – Ты где? Что это я такое услышала о докторе Сантере? Эти янки… О-о!

В дверном проеме стояла стройная элегантная женщина с золотистыми волосами и тонким, как у эльфа, лицом. Увидев майора, она замолчала на полуслове.

– Мадемуазель Ла Туш работает в больнице добровольной помощницей, – Эммануэль, намереваясь взять вязаную сумочку и перчатки с полки маленького столика, где она их хранила. – Она может ответить на все вопросы. А теперь вы должны извинить меня, майор. – Быстро пройдя к двери, она сняла с крюка черную соломенную шляпу. – Я обещала сыну взять его к деду, и мы уже опаздываем.

– Конечно, мадам. Мы можем закончить наш разговор позже.

Эммануэль подумала с неприязнью: нет, она не хочет видеть его еще раз. Механически завязав под подбородком потрепанную черную атласную ленту от шляпы, она быстро сказала Клер по-французски:

– Если у тебя есть время, загляни к лейтенанту Руану. Он хочет продиктовать письмо.

– Как он себя чувствует? – спросила Клер. В ее больших круглых глазах светилось участие.

– Умирает.

– Боже мой!

Выйдя в коридор, Эммануэль уже почти открыла дверь, ведущую в сад, когда ее внезапно окликнул майор:

– Один момент, мадам.

Эммануэль обернулась:

– Месье?

– Как вы узнали, что доктор Сантер был убит стрелой из арбалета?

Зак произнес это как бы случайно, словно вопрос только что пришел ему в голову, но Эммануэль знала, что майор приберег его напоследок, чтобы застать ее врасплох. О, этот майор очень умен, еще раз подумала она. Сердце Эммануэль тревожно забилось, но ей удалось сохранить самообладание.

– А чем он еще мог быть убит?

– А вы знали, что у стрелы серебряный наконечник?

Страх охватил Эммануэль.

– Мадам? – Жесткие, проницательные глаза майора сузились.

– Нет, – наконец выдавила из себя Эммануэль. – Откуда мне это знать? Как… странно. – Она перевела взгляд на маленькие стекла раздвижной двери. Доминик нашел веревку и волок ее по земле, играя с котенком. – Вы должны меня извинить, месье, – поспешно произнесла она. – Меня ждет сын.