— Как нельзя лучше, командир!

— Итак, к делу!

Барбассон на минуту задумался над тем, не лучше ли будет привязать Сердара к постели, как это делают с людьми, заболевшими горячкой, но ему, собственно говоря, было безразлично, как умирать, а потому он решил повиноваться. Он стал у телеграфа таким образом, чтобы рефлектор, находившийся над ним, давал ему возможность следить за английским флотом. В ту же почти минуту появился сигнал: «Вперед!»

— Вперед!.. На всех парах! — крикнул Барбассон машинисту через рупор и затем с помощью руля, находившегося подле аппарата, направил шхуну на адмиральское судно. Ядра градом сыпались со всех сторон, но, не причиняя вреда «Диане», скользили по ее покрытой броней поверхности. Маленькое судно неслось вперед с головокружительной быстротой, ни на один дюйм не уклоняясь в сторону, прямо на колосса, который по-видимому, ждал его приближения, бесстрастный в своем величии и могуществе.

«Диана» находилась всего в ста метрах от адмиральского судна, когда был дан сигнал: «Назад! Стоп!». Едва успел Барбассон передать это приказание машинисту, как раздался взрыв, равный залпу десяти батарей в крепости. Воздух всколыхнулся, а весь остов шхуны задрожал.

Барбассон закрыл инстинктивно глаза, а когда открыл их, адмиральского корабля уже больше не существовало. Описать волнение капитана просто невозможно. Сердар представился ему теперь сверхъестественным существом, которое по своему желанию управляет громом и молнией.

Но вот снова появился сигнал: «Вперед!» Барбассон повиновался, и шхуна на всех парах понеслась ко второму броненосцу, которого секунд через двадцать пять постигла та же судьба, что и первого.

Среди английских судов поднялся страшный переполох: никто не хотел подчиняться дисциплине, не хотел слушать приказаний контр-адмирала, принявшего на себя командование; суда бежали, как попало, стараясь скрыться от опасности, которая была тем ужаснее, что никому не была известна.

Напрасно, однако, спешили они искать спасение в бегстве; шхуна, превосходившая их своей быстротой, отправила ко дну и остальные три корабля английской эскадры. Когда же авизо как последнюю надежду на спасение поднял перевязанный флаг в знак того, что сдается, он увидел, что враг с презрением удаляется от него, как бы находя недостойным себя мериться с ним силами.

Повсюду на поверхность моря постепенно всплывало такое количество обломков, досок, кусков мачт, бочек, разбитых ящиков, что их можно было принять за остатки целого города, разрушенного наводнением.

Когда Сердар вышел из своей каюты, он был страшно бледен и едва держался на ногах, тогда как Барбассон, к которому мгновенно вернулась вся его самоуверенность, был в страшно экзальтированном состоянии; он готов был петь и танцевать, если бы это было возможно, на этих человеческих останках.

— Они сами захотели этого, — говорил Сердар. — Бог мне свидетель, что я никогда не желал пользоваться этим ужасным оружием, и даю себе клятву, что уничтожу все принадлежности этого смертоносного механизма, как только спасу мужа Дианы. Человечество и без того уже имеет достаточное количество истребительных орудий, зачем же еще давать и этот снаряд в руки убийц.

— Командир! Командир! — кричал Барбассон, который во что бы то ни стало хотел обнять Сердара. — Мы теперь владыки моря, мы можем завоевать всю Англию, если захотим.

Сердар поспешно вырвался из его объятий, говоря:

— Восстановите поскорее все снасти «Дианы», ветер крепнет, надо этим воспользоваться, чтобы наверстать потерянное время.

И он поспешил в каюту, чтобы успокоить Эдуарда и Мэри, которые сидели, прижавшись друг к другу, и чуть не умирали от страха.

Две тысячи человек погибло во время этого ужасного приключения. Американский инженер был, таким образом, первым изобретателем торпеды, которая тридцать лет спустя произвела переворот в морском искусстве всего мира.

Дней через пять «Диана» прибыла в Гоа, и отряд авантюристов (к которым присоединились теперь Эдуард и Мэри) сидевших по распоряжению Сердара в хаудахе на спине Ауджали, двинулся форсированным шагом по направлению к Хардвар-Сикри.

ВОТ УЖЕ ПЯТЬ МЕСЯЦЕВ, КАК КРЕПОСТЬ Хардвар, защищаемая майором Лайонелом Кемпбеллом, который командовал батальоном в пятьсот шотландцев, выдерживала осаду двадцати тысяч сипаев, снаряженных полной амуницией и осадными пушками.

Управляемые старыми артиллеристами англоиндусской армии, пушки в течение шестидесяти дней пробивали бреши в укреплениях, забрасывая всю крепость бомбами и ядрами. Осаждающие предприняли восемнадцать атак, которые были отражены и не дали никаких результатов кроме гибели нескольких тысяч людей.

Днем осажденные рыли казематы и рвы для своей защиты, а ночью заделывали бреши, пробитые пушками в укреплениях. Майор постоянно находился во главе работающих, ободряя их своим примером и поддерживая их мужество уверениями, что скоро к ним на помощь прибудет армия.

Майор знал, что помощь не придет, а если и придет, то лишь когда от крепости не останется и камня на камне и не будет в живых ни одного из ее защитников; надо было прежде всего снять осаду с Чинсуры и Лакхнау, взять обратно Дели. Только после окончательного подавления можно было добраться до Хардвара, крайнего поста Англии на границах Бутана и верхних долин Гималаев, принадлежащих султану Куавера, который был на стороне восставших. Он знал также, что разные стратегические соображения и малочисленность войск, находившихся в распоряжении Англии, не позволяли ей послать для спасения крепости специальный отряд, который неминуемо потерял бы тысячи человек во время перехода. Майор не мог быть уверен, что ему удастся спасти пятьсот человек, находящихся под его началом; он был твердо убежден в том, что гарнизон Хардвара заранее принесен в жертву и предоставлен своей несчастной судьбе.

Какую же силу воли нужно было ему иметь, чтобы держаться в течение пяти месяцев, будучи при этом абсолютно убежденным в том, что все труды и старания его бесполезны! Можно с уверенностью сказать, что открой он всю истину своим подчиненным, эти грубые люди поступили бы совсем иначе. Они с первых же дней осады потребовали бы от него, чтобы он сдался с условием, что их всех оставят в живых; эту капитуляцию начальники туземцев подписали бы обеими руками, а затем, обезоружив весь гарнизон, предоставили бы своим солдатам вымещать на нем всю свою ярость.

Без героического молчания майора всех защитников Хардвара, включая коменданта и офицеров, давно бы уже не было в живых. Уже двадцать раз собирался этот воин-герой сделать отчаянную вылазку и искать смерти в битве, вместо того чтобы ждать целые месяцы с душевной мукой неизбежного конца и самых ужасных пыток, которым индусы не замедлили бы подвергнуть пленников; избиения, опозорившие гарнизон и предпринятые по распоряжению капитана Максвелла, не позволяли надеяться ни на малейшее смягчение ожидающей их участи.

Майор Кемпбелл, как вы уже, вероятно, поняли, не принимал никакого участия в этом гнусном и бесполезном деле. Он находился в Дели в то время, когда город был взят бунтовщиками, и только благодаря быстроте и силе своей лошади удалось ему бежать и добраться до Хардвара. Когда он прибыл туда вечером, весь покрытый пылью и еле держась в седле — он сделал пятьдесят миль за восемнадцать часов — беспощадная бойня, устроенная по распоряжению капитана Максвелла, была уже окончена утром того же дня, а так как он сразу же, в соответствии со своим чином, принял командование крепостью, то на него взвалили ответственность за эту дикую расправу не только во всей Индии, но и в цивилизованных странах, где с единодушным отвращением и негодованием отнеслись к этому преступлению.