Это пела Мэри. Сердар остановился, взволнованный и дрожащий, и стал прислушиваться. Она пела старинный бургундский романс, трогательная мелодия которого так часто убаюкивала его в старинном замке Морвен, где он родился;

Мелодичный голос девушки разносился по морю среди ночной тишины, каплю за каплей вливая в душу Сердара волнующие воспоминания.

Последний звук замер уже давно, а Сердар все еще слушал. Этот голос был голосом Дианы, он рассеял его последние сомнения. Он подошел к колокольчику и позвонил… вошел слуга.

— Скажи Нариндре, что я прошу его сойти ко мне вниз.

Пять минут спустя тяжелая портьера, скрывавшая дверь, откинулась, и вошел маратх; приложив руку к сердцу, он склонил голову, как это делают обычно туземцы, приветствуя своих близких друзей.

— Сахиб желал меня видеть? — спросил он.

— Да, мой честный Нариндра! Ты нужен мне для выполнения одного из самых важных дел моей жизни… Садись и давай поговорим с тобой.

Маратх сел на циновке против своего друга. Долго, несколько часов подряд говорили они между собой, говорили тихо, хотя знали, что никто не услышит их, но в таких торжественных случаях голос действует заодно с мыслями, которые он передает…

Когда Нариндра вышел из каюты Сердара, его красные, сверкающие глаза показывали, что он был взволнован и плакал, а нужно было, я думаю, сильное волнение, чтобы заставить плакать сурового маратхского воина. Выходя, он судорожно пожал руку своему другу и сказал:

— Брат, будь уверен… мы его спасем!

Все крепко спали на борту «Дианы», кроме первой вахты. Барбассон-Шейх-Тоффель держал маленькое судно на военном положении, и араб, исполнявший обязанности старшего офицера, спокойно прохаживался по юту, когда часовой на мачте крикнул:

— Парус направо впереди!

Барбассон, спавший всегда только одним глазом в своей каюте на палубе, мгновенно соскочил с койки… но не успел он переступить порог двери, как послышался вторичный крик:

— Парус слева сзади!

— Клянусь бородой Барбассонов! — воскликнул капитан, — вот мы и влопались! Пари держу, что попали в самую середину английского флота.

— Парус слева впереди! — продолжал бесстрастный голос матроса.

Барбассон бросился на ют с биноклем в руке и принялся считать: один… два… три… четыре… пять.

А матрос продолжал снова:

— Парус направо позади!

— Пять… — говорил Барбассон, — пять… посмотрим! Будет наверное и шестой, надо пополнить полдюжины… Вот он и есть направо… из всех шести… он меньше других, это авизо… Он вместо шпиона у эскадры. Вот они, мои голубчики, всего шесть английских судов и мы посреди них. Чем не игра в шары! И все будут метить в нас. Пусть пятьсот девятнадцать дьяволов разорвут меня на части, если на этот раз все мы еще до следующего восхода солнца не будем болтаться на реях адмиральского судна… что вы скажете, генерал? — обратился Барбассон к своему другу Барнету, который случайно не спал и вышел на палубу подышать свежим воздухом.

— Тебе это лучше знать, чем мне, — отвечал Барнет, — профессия моряка единственная, которой я так мало занимался, что положительно не имею никаких сведений по науке мореплавания, чтобы в достаточной мере оценить шансы, которые дают нам возможность скрыться.

— Шансов никаких, дядюшка! — сказал капитан, — с теми разбойниками, из которых состоит наш экипаж, без документов, с Сердаром на борту дело наше ясно.

— Как! Без документов?

— О, нет! У нас есть разрешение султана маскатского, нашего, так сказать, патрона, но шхуна из Маската пахнет ведь пиратами, корсарами, невольничьим судном, всем чем хочешь, а потому лучше это разрешение не показывать: нас только скорее повесят, и притом без всяких объяснений… Видишь, они еще не заметили нас, так как наши мачты ниже, чем у них, да и паруса у нас не распущены, а ночью наши мачты показались бы им спичками, даже и в их подзорные трубы… Они идут эскадрой в две линии, по направлению к Бенгальскому заливу… первые суда прошли мимо нас, не обратив на нас внимания, но скоро наступит день, и тогда берегись!.. Надо будет показать наш флаг, а если у них мелькнет какое-нибудь сомнение, тотчас шлюпку в море и выстрел из пушки… это чтобы мы остановились — и с полдюжины этих английских омаров обыщут все у нас с палубы и до трюма… Ну, а там дальше дело наше ясно, говорю тебе, товарищ!

— Я американский гражданин и хотелось бы мне посмотреть…

— Ба-а! Американец ли, поляк, кохинхинец[21] — англичане на море смеются над всеми и знать никого не хотят… А что если разбудить Сердара, мой милый Барнет, дело-то стоит этого… Смотри туда! Вон первый луч солнца окрасил уже горизонт… минут через десять они насядут на нас.

Когда Сердар вышел на палубу, солнце начало уже показываться, и огненный диск его выплывал из-за волн. Английская эскадра заметила шхуну, сомкнула ряды и подняла флаг, приглашая этим авантюристов поднять и свой.

— Что делать? — спросил Барбассон.

— Ничего, — отвечал Сердар, всматриваясь вдаль.

— И скорее делу конец, — отвечал Барбассон, сопровождая свои слова громким хохотом.

Сердар продолжал всматриваться в море и тихо бормотал про себя:

— Они сами захотели этого, тем хуже для них… не я искал их.

Затем резким голосом добавил:

— Оставьте нас одних с капитаном. Все на нижнюю палубу!

Англичане, видя, что их приглашение остается без ответа, выстрелили из пушки холостым зарядом.

— Барбассон! — сказал Сердар с волнением, — я беру на себя командование судном… вы честный малый и умеете повиноваться так же, как и приказывать.

— Это большое облегчение для меня, я не знал, что делать.

— Мне некогда заниматься теперь объяснениями, каждая минута дорога. Достаточно сказать вам, что менее чем через полчаса не останется ни одной доски, ни одного кусочка паруса от этой великолепной эскадры.

Барбассон пристально взглянул на него и подумал, что он сошел с ума.

— Мне придется сразу передать вам свои приказания, — продолжал Сердар, — минуты через две нам нельзя будет сообщаться с вами иначе, как по телеграфу, который находится в машинном отделении. Поклянитесь мне, что вы, каковы бы ни были мои приказания, исполните их буквально.

— Клянусь!

— Вы опустите все мачты таким образом, чтобы над водой оставался только корпус «Дианы», а он так хорошо обит броней, что устоит против ядер; эта операция производится за тридцать секунд при помощи некоего механизма.

Англичане послали из пушки ядро; оно перелетело через судно и упало в море.

— Начинается пляска.

— Поднимите черный флаг! — крикнул Сердар, мигом преобразившийся; глаза его сверкали мрачным огнем, движения сделались нервными и порывистыми.

— Если через десять минут мы не пойдем ко дну… — бормотал Барбассон. — Ба! Лучше погибнуть в море, чем быть повешенным.

И черный флаг медленно поднялся в воздух.

Этот смелый вызов произвел страшное волнение среди английского флота, и все шесть судов, соединившись вместе, двинулись прямо к «Диане».

— Убрать мачты! — крикнул Сердар, волнение которого все усиливалось.

Приказание его было немедленно исполнено, и «Диана» приняла вид огромной черепахи, спящей на волнах.

— Сойдем вниз… закройте плотно все люки, чтобы никто не мог выйти наверх.

— Ладно! — подумал Барбассон, — он хочет утопить нас вместе с судном.

— Вот мой приказ: — продолжал Сердар с лихорадочным возбуждением, — становитесь у машины и всякий раз, когда я по телеграфу дам вам команду «Вперед!», держите курс, не уклоняясь никуда в сторону, прямо на адмиральский корабль, пока я не отдам другой приказ: «Назад! Стоп!», а затем и с другими судами проделайте то же самое, по рангу! Не трогайте только авизо… пусть несет в ближайший порт известие о гибели английской эскадры… Поняли?