Петр I уделил кораблям и морякам исключительно много внимания. Встретив новый год в Москве, в середине февраля он уже трудился на воронежских верфях Азовской флотилии. А 28 марта прибыл в Шлиссельбург. Как только сошел лед, царь хотел плыть по Ладоге к Олонецкой верфи. Но весенняя непогода затянулась, не позволив добраться до Свири. Тогда он проинспектировал строительство судов в районах Новгорода и Пскова. Затем вернулся к истоку Невы и в начале мая двинул войска по реке и ее берегам к Финскому заливу. На осаду последнего препятствия по дороге к морю — крепости Ниеншанц.

Как и ожидалось, эта цитадель долго не сопротивлялась. 12 мая шведский комендант подписал «accord», и гарнизон покинул бастионы. Выход к Балтийскому морю оказался в руках у русских.

На следующий день к устью Невы от Выборга подошла эскадра вице-адмирала фон Нумерса в составе 9 вымпелов. Петр, желая завлечь противника в ловушку, приказал вновь поднять над Ниеншанцем шведский флаг, а когда с судов неприятеля начали давать сдвоенные выстрелы, отвечать таким же сигналом. Хитрость удалась. 17 мая от эскадры отделились 2 корабля, которые вошли в Неву и бросили якоря за Гутуевским островом.

БОЙ в устье Невы. 18 мая

Русские (Петр I) — 30 лодок, 500 солдат.

Шведы (вице-адмирал фон Нумерc) — 9 парусных кораблей, до 100 пушек, до 500 матросов.

Дождливой темной ночью русские на лодках внезапно атаковали два отделившихся от эскадры парусника — 10-пушечную шняву «Астрильд» и 5-пушечный бот «Гедан». После упорного боя оба судна были захвачены. Нумерc не рискнул при плохой видимости входить в речную узость для оказания помощи подчиненным. — Потери:

Русские — точно неизвестно.

Шведы — 77 человек — два экипажа в полном составе, из которых 58 убито, а 19, по большей части раненых, попало в плен.

До следующего года больше столкновений в дельте Невы не произошло. Нумерc хорошо понимал, что прорываться в тесное устье под огнем многочисленных береговых батарей равносильно самоубийству. А русские, в свою очередь, не решались выходить на простор залива.

Потеряв доступ в Ладогу с моря, скандинавы, в отличие от Петра I, не стали налаживать кораблестроение непосредственно на озере, хотя половина его побережья еще оставалась в их руках. Поэтому здесь боевые действия затихли окончательно до самого конца войны.

Иначе обстояло дело на Чудском озере. С наступлением тепла шведы вернулись сюда с гораздо более сильной флотилией, чем имели в 1702 г. Это не замедлило сказаться на результате. Русские, потеряв в неудачных стычках порядка 20 больших лодок, полностью ушли с озера.

Тем временем русский царь спешил утвердиться в невском устье. 27 мая на Заячьем острове заложили крепость Санкт-Петербург. Пока Карл XII со своими элитными полками находился далеко, взять ее с суши шведы не могли: не хватало сил — русские обладали подавляющим численным превосходством. Но для устранения скандинавской угрозы с моря нужен был флот. Поэтому у строящейся цитадели сразу же начали организовывать небольшую верфь, названную Кронверкской. А к концу лета Петр поехал на свое «головное предприятие» — Олонецкую верфь, принимать первую партию вводимых в строй судов.

В отличие от Сясьской округи в Олонецком уезде имелось много строевого леса[69]. Правда, это была главным образом сосна, но за неимением лучшего ее решили пустить вместо дуба. Конечно, срок службы корабля, собранного из такого материала, здорово сокращался, однако флотом царь хотел обзавестись как можно скорее, и пришлось использовать то, что оказалось под руками.

На Олонецкую верфь уже в первый год ее существования нагнали огромное количество народа (6358 рабочих и 3179 подводчиков с лошадьми). Тем не менее и там сразу же с особой остротой встал вопрос о квалифицированных специалистах. Как ни старался Петр не ослаблять Азовский флот, ему все-таки пришлось перевести на Балтику лучших из имевшихся у него там судостроителей — голландцев Выбе Геренса[70], Емба, Буреинга, Корнилесена, англичанина Вилима Шленграфа и еще ряд известных людей. Осенью на берегах Свири работало уже 18 корабельных мастеров. Общее наблюдение над ними осуществлял голландец шаутбенахт ван Рез.

Первым полноценным фрегатом, вошедшим в строй Балтийского флота, стал «Штандарт», сданный 2 сентября в присутствии царя. Построил его Геренс. У Воутерсона, заложившего такие же корабли на Сяси несколькими месяцами раньше, дело по-прежнему не клеилось. И терпение Петра лопнуло. Он приказал отбуксировать «Архангела Михаила» (кое-как спущенного на воду) к Олонецкой верфи и передать его для достройки более умелому специалисту. А сясьскому неудачнику оставил лишь один — все еще стоящий на стапеле — «Иван-город». Но Воутерсон сам, без чужой помощи, так и не закончил этот фрегат. Видимо, поэтому в списках петровских судостроителей его имя в следующие годы встречаться перестанет.

За время своего пребывания на Свири в августе — сентябре 1703-го Петр подготовил к закладке ядро русского Балтийского флота первого формирования — семь 28-пушечных фрегатов «голландского проекта». А также пять 14-пушечных шняв, в основу которых взяли тип голландского брига. Рядом с ними заложили 4 большие галеры «турецкого маниру» и около 60 мелких парусных и гребных боевых (и транспортных) кораблей.

Этой же осенью основали небольшую верфь на реке Волхов — Селицкий рядок. На ней, а также на Кронверкской и Сясьской верфях, в конце года приступили к изготовлению малых судов для «армейского флота» и тыловых служб снабжения.

Обеспечив к будущему году постройку максимально возможного количества новых вымпелов, Петр I 19 сентября принял на себя командование «Штандартом». И привел со Свири в Петербург как сам фрегат, так и те корабли, которые ввели в строй одновременно с ним — 4 буера, 2 шмака, 2 галиота, флейт и почт-галиот. Вместе с беломорскими «Курьером» и «Святым духом», а также трофейными «Астрильдом» и «Геданом», они составили первую русскую военную флотилию на Балтике. 12 октября в день освящения Петербурга именно ее залпы салюта гремели над Невой.

Тем временем, как и в минувшую осень, в середине октября шведская эскадра вице-адмирала Нумерса прекратила блокаду невской дельты, уйдя зимовать на свою базу. Петр I немедленно собрал отряд гвардейцев, погрузил их на два небольших судна и вышел в море. По рассказам бывалых иностранных моряков он знал, что в 30 километрах от устья Невы в Финском заливе лежит довольно большой остров, южнее которого проходил единственный фарватер, позволявший добраться до Петербурга из Балтики. Шведы, конечно, тоже понимали стратегическое значение этого места. Но у них не хватало сил, чтобы занять его и удержать зимой, когда по льду откроется прямая дорога для бесчисленной русской пехоты.

Высадившиеся на остров царские гвардейцы спугнули лишь неприятельский дозор, варивший в это время обед. Скандинавы бежали, бросив котел с ухой. В честь взятого трофея захваченному клочку суши дали название Котлин. По крайней мере, так гласит одна из легенд[71]. Царь лично промерил глубины и, убедившись, что с севера остров не обойти, приказал строить на его южном берегу батареи, положив начало укреплениям будущего Кронштадта.

Поскольку дальнобойность пушек не позволяла простреливать весь фарватер, то по другую его сторону, прямо посреди моря, решено было возвести форт[72], который назвали Кроншлотом. Что в отечественной историографии традиционно переводится, как коронный замок[73]. Укрепление начали сооружать немедленно под руководством только что приехавшего в Россию швейцарского архитектора Доменико Трезини. А в боевых действиях, между тем, наступила очередная зимняя пауза.