Не меньшую готовность к исследованию нового выказывал Ельцин и в политической сфере. Большинство советских чиновников морщило носы и с трудом терпело либеральные меры, осуществляемые партией под лозунгом демократизации, провозглашенным на пленуме ЦК 27–28 января 1987 года; для Ельцина же это были дрожжи, на которых взойдут эффективные реформы. В сентябре 1987 года на заседании Моссовета поднялся молодой депутат, физик Аркадий Мурашов, и заявил, что собирается сделать то, чего за последние 60 лет в советских законодательных органах не делал никто. Он нарушил единство и проголосовал против резолюции, предложенной руководством. Ельцин поддержал право Мурашова на собственное мнение и отправил проект резолюции на доработку в комитет[453]. Еще один пример связан с вниманием Ельцина к охране окружающей среды и сохранению городских памятников. Прислушавшись к голосам москвичей, Ельцин остановил строительство помпезного мемориала Великой Отечественной войны на Поклонной горе, вывел около тридцати вредных производств из города, вернул ряду улиц их исторические названия и спас от сноса несколько дореволюционных особняков. Деятельность, связанная с экологией, принесла ему контакты с неформалами — неправительственными организациями граждан, в большом количестве возникшими в тот период. Московских неформалов беспокоили самые разные проблемы — от свободы слова до контроля над вооружением и защиты прав животных, но далеко не все группы были прогрессивными или либеральными. 6 мая 1987 года Ельцин и председатель горисполкома Сайкин встретились с представителями ультранационалистической, антисемитской организации «Память», незаконно созданной в 1970-х годах. 500 активистов «Памяти» размахивали плакатами на Манежной площади, это была первая стихийная демонстрация в Москве с 1920-х годов. В августе представители пятидесяти советских неформальных организаций, главным образом либеральной ориентации, собрались в одном московском зале под эгидой МГК[454].

Москва оказалась для Ельцина гораздо более крепким орешком, чем Свердловск. Экономика столицы была менее военизированной, интеллектуальная элита и специалисты пользовались большим влиянием, и здесь были сосредоточены центральные органы управления. В период перемен город шатало из стороны в сторону: Москва одновременно была и рассадником реформаторства, и оплотом прежних методов. Основную проблему для Ельцина представлял именно этот оплот и то, что в неопубликованном выступлении на одном Пленуме ЦК он назвал «избалованностью верхушечных людей»[455]. Проявляя редкое для себя сочувствие, Горбачев впоследствии, в середине 1990-х годов, признался, что понимал, «работать в Москве нелегко, что Ельцин, пожалуй, острее других ощущает сопротивление партийной и хозяйственной номенклатуры политике перестройки… Ельцину пришлось столкнуться с препятствиями, о существовании которых он в Свердловске и не подозревал»[456].

Чтобы осветить себе путь в московском лабиринте, новому маэстро не хватало ни знания местных условий, ни команды единомышленников вроде той, что сложилась у него на Урале. Свердловских помощников, на которых можно было бы положиться, у Ельцина было немного; многие москвичи, с которыми ему пришлось работать, считали его деревенщиной. Как и в Свердловске, по понедельникам Ельцин проводил неформальную планерку для группы, в которую на конец 1986 года входили Валерий Сайкин, Михаил Полторанин, второй секретарь горкома (свердловчанин Юрий Беляков), секретарь по идеологическим вопросам (Юрий Карабасов) и руководитель московского КГБ (Николай Челноков). Официальное бюро МГК собиралось по средам. Верный себе Ельцин и в Москве не прекращал критики и самокритики — с той только разницей, что теперь он рассказывал о недостатках своих коллег журналистам. Совместный отдых, который в Свердловске казался вполне естественным, в Москве был неуместен. В мае 1986 года, проводя отпуск в Грузии, Ельцин получил травму во время матча в волейбол, и у него начались проблемы с позвоночником и ногами, из-за чего он больше не мог играть[457]. Подмосковная дача Ельцина находилась в стороне от домиков сотрудников горкома. Охотничьих угодий поблизости не было, так что распределять квоты на отстрел дичи Ельцин тоже не мог.

Ельцина вдохновляло чувство ответственности перед властью и рвение в деле реформирования коммунизма. При этом он, как обычно, страстно жаждал личного успеха, не видя никакого противоречия между этим желанием и реформами. Кроме того, работа в Москве снова выявила то, что мы назвали присущим ему испытательным сценарием. После декабря 1985 года Ельцин больше, чем когда-либо прежде в своей политической карьере, чувствовал себя обязанным продемонстрировать свою силу и умения. В «Записках президента» он вспоминает, что «начал даже как-то легче дышать», заряжаясь энергией от требований, предъявляемых к нему новой работой[458]. В «Исповеди на заданную тему» он во всех подробностях описывает завершение своего рабочего дня. Приехав домой (редко раньше полуночи), он пять-десять минут сидел в машине: «Сил не было рукой пошевелить, так изматывался»[459]. Как он сообщил в 1986 году пропагандистам, спал он по-прежнему четыре часа в день: поднимался на рассвете, делал гимнастику, читал, готовился к работе (Александр Коржаков подтверждает, что распорядок дня был именно таков)[460]. Ельцин, по словам Коржакова, всегда старался запоминать имена, факты и цифры: «Ельцин ведь приехал с периферии и, видимо, испытывал потребность при случае подчеркнуть, что и там есть люди ничуть не хуже москвичей, а может, и получше»[461]. Когда Ельцин действовал по сценарию испытания, для него было характерно раздувать объекты своего гнева, превращая их в нечто глобальное. Так, райкомовский секретарь, с чрезмерным шиком отремонтировавший свою квартиру, превратился в «князя»; других Ельцин называл «князьками» или «их величествами аппаратными работниками»[462].

Ельцин видел явную связь между собственными усилиями по проведению реформ и намерением противников затормозить их или даже устранить его лично. Выступая в Доме политического просвещения в 1986 году, он выбрал для импровизированных ответов те вопросы, которые акцентировали эту точку зрения[463], и использовал заранее подготовленные материалы из другой папки: