Но что-то другое обеспокоило меня, и я пока не поняла, что именно.

— Да, конечно, — услышала я голос свекрови, доносящийся из холла. Я была сбита с толку ее любезностью. Почему она не расстроилась? — Я согласна. Вы очень правильно сделали. Нет, я не буду терять ни минуты. Вам, вероятно, будет приятно знать, что я думаю точно так же: нельзя рисковать, когда дело касается наследника таких старинных и уважаемых родов, как наши. Я записала Судху на прием к врачу на следующей неделе. Да, конечно, я сразу же позвоню вам, когда станут известны результаты анализа.

Стены приемной врача были выкрашены в нежно-голубые и розовые тона, которые должны были успокаивать будущих родителей, сидящих здесь. Но нас с Сунилом ничто не могло успокоить, пока мы сидели, ерзая на мягких стульях. Я еще думала и о Судхе, которая вчера получила результаты амниоцентеза. Я специально сдвинула свою дату проведения этого теста, чтобы мы узнали о здоровье наших малышей примерно в одно и то же время. Я надеялась, Судха пошла к врачу с Рамешем, а не со своей старой противной свекровью, и он держал сестру за руку, как Сунил сейчас держит меня. Хотя сомневаюсь. В Индии мужчины так не делают, по крайней мере, я таких не встречала. Но сегодня вечером я всё узнаю, когда позвоню ей.

Доктор опоздал на сорок пять минут. «Он задержался на родах», — сказала нам, улыбаясь, медсестра. Я уставилась на нее. Конечно… Он, наверное, тайком сбежал, потому что не знал, как нам сообщить ужасную новость. Я бросила взгляд на Сунила, в надежде, что он ободряюще мне улыбнется. Мне хотелось, чтобы он, подняв брови от удивления, сказал: «Анджу, это всё твоя буйная фантазия! Разве доктор не говорил тебе, что у женщин твоего возраста очень редко бывают проблемы? Он назначил этот тест только потому, что ты сама настояла». Но Сунил сидел, закусив верхнюю губу, и даже не смотрел на меня. А когда я взяла его руку, то почувствовала, что она такая же влажная, как и моя.

Что, если я… мы… что если?.. Я похолодела от ужаса от одной только мысли. Я смотрела не отрываясь на журнал, лежащий передо мной на столе, — до тех пор, пока в моем мозгу не отпечаталась каждая черточка лица принцессы Дианы, изображенной на обложке.

Но, как и говорил Сунил, я только зря себя мучила. Доктор, впорхнул в приемную, широко улыбаясь и помахивая результатами теста. С нашим ребенком всё в порядке! И у нас будет мальчик! Мы шли за доктором в кабинет с глупыми и счастливыми улыбками, и он рассказывал нам подробнее о других результатах тестов. Он был обеспокоен моим давлением и высоким уровнем сахара в крови. Доктор сказал, что я должна больше отдыхать, уменьшить количество соли в еде и есть поменьше сладкого. Я виновато кивнула головой, хотя половину из того, что он говорил, уже не слышала, думая о том, что скажу вечером Судхе. Мне так не терпелось рассказать ей новости и узнать о здоровье ее малыша.

На обратном пути мы решили заехать в «Золотой дракон», чтобы отпраздновать хорошую новость. Мы заказали горячий, с кислинкой суп, весенние роллы, баклажаны в соусе из черной фасоли, креветки в кисло-сладком соусе и рагу из свинины с лапшой. Я, не в силах отказать себе, съела полную тарелку очень острой и соленой курицы кунг-пао. Сунил сделал слабую попытку остановить меня, но тут же замолчал, увидев, как я была довольна.

— Расслабься, — сказала я ему. — Я знаю свое тело лучше, чем доктор. У меня даже изжоги не будет, вот увидишь. Счастье — лучшее средство для отличного пищеварения.

И в доказательство показала ему бумажку с предсказанием из печенья: «В вашей жизни скоро случится замечательное событие».

— И это правда, — сказал Сунил, — потому что я собираюсь отвезти тебя домой и заняться с тобой любовью.

Так и случилось. Мне хотелось плакать от счастья, когда Сунил с такой нежностью целовал мою грудь и бедра. Я уже и не могла вспомнить, что означает слово «печаль». Потом я лежала на его влажной от пота груди, которая пахла свежескошенной травой. Ритм его спокойного дыхания был похож на ритм морских волн, и я незаметно для себя погрузилась в сон.

Проснувшись, я резко вскочила, поняв, что забыла сделать что-то очень важное. Было далеко за полночь, а я обещала позвонить Судхе намного раньше. Черт, надо было завести будильник! Я прожгла взглядом спящего Сунила — это всё из-за него, искусителя! — и потянулась к телефону. Еще до конца не проснувшись, несколько раз неправильно набрала номер.

И вот, наконец, трубку взял один из братьев Рамеша. Когда я попросила его позвать Судху, он почему-то замолк ненадолго, а потом неуверенно сказал, что она отдыхает. Но я не клала трубку, и мальчик попросил меня подождать и ушел. Судха очень долго не подходила к телефону, и я, покусывая щеку, смотрела на светящиеся цифры на электронных часах.

Когда я наконец услышала ее голос, то не сразу узнала его — таким мертвым и монотонным он мне казался.

— Ты заболела? — в ужасе спросила я. — Может, мне позвонить позже?

— Нет, — сказала она. И, с явным усилием, добавила: — Как твой ребенок? — Она говорила так, словно выпила снотворного.

— С ним всё хорошо.

Повисла длинная, неловкая пауза, а я боялась задать вопрос.

— С моей девочкой тоже всё в порядке, — сказала Судха. Голос ее прерывался, словно ей не хватало воздуха. — Я больше не могу говорить. — И положила трубку.

Я сидела, оцепеневшая, и сжимала телефонную трубку, в которой раздавались приглушенные гудки, а потом, после нескольких щелчков, вежливый женский голос попросил положить трубку. Я послушно положила трубку на место и сидела, словно деревянная, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Что могло произойти? Если с Судхой и ребенком всё было в порядке, тогда что-то случилось с Рамешем или ее свекровью? Нет, тогда брат Рамеша тоже был бы расстроен. Может, они ополчились на нее из-за того, что у нее будет девочка? Нет, это не могло довести Судху до такого состояния.

Вдоль позвоночника у меня пробежал холодок. Должно быть, случилось что-то страшное, что-то, о чем она не могла говорить в присутствии родственников. Так что перезванивать ей было бесполезно, придется ждать, пока она сама не позвонит. Но где и когда она смогла бы это сделать в доме, где следили за каждым ее шагом и она ни на минуту не могла остаться одна?

Я обняла себя за плечи и сидела, раскачиваясь вперед-назад. Что-то ужасное нависло над Судхой, расправив черные чешуйчатые крылья.

— Чепуха, — сказал Сунил, когда я, не выдержав, разбудила его и, рыдая, рассказала о своих неясных страхах. — Если бы что-то было не так, твоя мама знала бы об этом. Она бы позвонила и сказала бы мне, даже если бы не хотела расстраивать тебя. Ложись спать. Ты заболеешь, если будешь так изводить себя.

Я всё еще всхлипывала, но Сунил говорил так уверенно и властно, что я признала его правоту. Юркнув в постель, я прижалась к нему усталой спиной. Он положил руку на мое бедро и провел пальцем по растяжкам, похожим на серебряные швы. Я почувствовала, как дыхание Сунила ерошит волоски на моей шее и стала засыпать. Но сам Сунил не спал — я ощущала это по его телу, напряженному, как у животного, которое чует близкую опасность. Перед тем как я погрузилась в сон, пришла мысль, что Сунил тоже волнуется. Возможно, за своим безразличием он скрывал тревогу за Судху, большую, чем признавал, и я не знала, радоваться или огорчаться этому.

На следующий день я осталась дома, хотя у меня должен был быть экзамен по психологии у профессора Уорнера, а он не признавал работ, подготовленных дома. Я боялась уходить даже в туалет, чтобы не пропустить звонок, хотя в Индии было за полночь. Но я представляла, как Судха крадется в темноте на цыпочках вниз по лестнице, пока весь дом спит, и берет дрожащими пальцами телефонную трубку. Поэтому я должна была быть готова ответить ей в любую минуту.

К полудню я не выдержала и позвонила маме. Но, как я и думала, она ничего не знала. Она считала, что мне всё показалось, хоть и пообещала позвонить Судхе и перезвонить, если действительно что-то случилось. Но я была уверена, что ей ничего не удастся узнать, потому что рядом с Судхой обязательно будет стоять эта гарпия, ее свекровь.