Так мало, и так много для моего изголодавшегося сердца.

Мы с Анджу никогда не говорили об этих встречах. Без сомнений, она тоже замечала Ашока или, по крайней мере, понимала это по моей рассеянности, когда ей приходилось повторять свой вопрос по нескольку раз, прежде чем я могла что-то ответить. Может быть, Анджу просто не хотела придавать еще большее значение этим случайным встречам. Может, в глубине души она надеялась, что если не будет обращать внимания на них, то он рассеется в летнем мареве, струящемся над Калькуттой, и я буду вспоминать их, как прекрасный сон, которому никогда не суждено воплотиться, отстраненно, с удивлением и легким сожалением, без боли.

Ну вот, наконец, наступил этот день — пестрый от блестящих манговых листьев, жаркий и пыльный апрельский день, когда мы заканчивали школу. Едва проснувшись, я взбежала на террасу. Как по волшебству, небо вдруг очистилось от калькуттского смога и сияло пронзительной голубизной. Я раскинула в стороны руки, кружилась и пела: «Свобода, свобода, свобода!» Обычно я не вела себя так по-детски, но сегодня просто не могла сдержаться. Теперь мне уже не казалось таким невероятным, что через три месяца, как только закончатся летние каникулы, я буду учиться по английской программе в Женском колледже Брабурн. Одна из наших старших двоюродных сестер, которая там училась, сказала, что первым мы начнем изучать древний эпос «Беовульф», который я уже взяла в библиотеке и прочла. Иногда я шептала тихонько имена героев поэмы: Гренделя, Хротгара, имя прекрасной и смелой королевы Вальхтеов, и от радостного возбуждения волоски на моих руках вставали дыбом.

Взмокшая и выбившаяся из сил, я остановилась, услышав непонятные одиночные хлопки. Я оглянулась по сторонам и заметила Судху, сидящую в тени бака с водой. Видимо, она пришла сюда раньше меня. У нее было странное выражение лица. И неудивительно: для нее этот день значил совсем другое, ведь каждый прошедший час был как гвоздь, вбиваемый в дверь ее тюрьмы.

И, стоя на обжигающих кирпичах террасы, я дала себе обещание. Отныне я буду глазами и ушами Судхи, я буду делиться с ней всем, что узнаю, я подарю ей мир, которого ее лишила тетя Налини.

Но я не успела сказать о своем обещании Судхе, потому что в эту секунду Пиши позвала нас принять ванну: сегодня мы должны были пройти специальный обряд, чтобы боги даровали нам успех и радостные события в жизни.

Мы ехали в школу без Рамур-ма, потому что нашим матерям понадобилась помощь в подготовке к праздничному ужину в честь нашего выпуска. Пригласили всего нескольких друзей семьи, но ужин, как и всё остальное в доме, должен был поразить гостей. Обычно все эти многодневные приготовления раздражали меня, но в этот раз, вынуждена признаться, я была очень взволнована. За несколько недель до праздничного ужина были разосланы приглашения на бумаге с золотой каемкой, а пришедшие ответы были тщательно подсчитаны. Главный зал был вымыт и проветрен, в подсвечниках стояли новые свечи. Тетя Налини начистила тяжелые серебряные тарелки, еще тех времен, когда был жив прадед. У входа в дом Пиши поставила в огромные медные вазы букеты из цветов кены. А за час до прихода гостей Рамур-ма должна была положить немного порошка сандалового дерева в раскаленную жаровню и пройти с ней по комнатам, чтобы сандаловый аромат заполнил весь дом. А моей матери нужно было выполнить самое трудное — купить подарок для каждого гостя, недорогой (покупать дорогие подарки мы не могли себе позволить) и в то же время элегантный. Хозяева дома Чаттерджи всегда так благодарили гостей за их теплые слова и пожелания.

Почувствовав себя намного свободнее в машине без Рамур-ма, которая обычно не сводила с нас глаз, как сторожевой пес, я необычайно развеселилась.

— Давай будем перечислять все, что нам больше никогда не придется делать после окончания школы, — сказала я Судхе.

— Давай! Начинай.

— Нам больше не придется выслушивать фразы сестры Баптисты вроде: «Леди, леди, так говорить не подобает» в ответ на любое мнение, которое отличается от ее собственного. Теперь ты.

Но Судха, вцепившись в сиденье Сингх-джи, смотрела куда-то поверх моей головы.

Это снова был он. Молодой человек стоял у книжной лавки в очередной проклятой белой рубашке и внимательно смотрел на дорогу.

Ну почему это должно было случиться именно сегодня?

Я и глазом не успела моргнуть, как Судха, наклонившись к переднему сиденью, сказала:

— Сингх-джи, остановись, пожалуйста, у тротуара.

Я не знала, что сделает Сингх-джи. Дрогнет ли его сердце от умоляющего тона Судхи или он развернет машину и поедет сразу домой. Он всегда останавливался, когда сестра хотела отдать свои сладости бездомным детям на улице, но то было совсем другое дело: если Сингх-джи послушался бы Судху теперь, то мог потерять работу.

Сингх-джи молчал. Я пыталась понять, о чем он думает. Но его бородатое лицо в шрамах было похоже на наглухо заколоченный дом. Миг спустя я отвела от него взгляд — в Сингх-джи было столько чувства собственного достоинства, что я понимала — так пристально смотреть на него было просто грубо.

Мы уже почти проехали мимо Ашока. Судха кусала от отчаяния губы, но у нее тоже была гордость, которая не позволяла ей повторить просьбу. Вдруг Сингх-джи резко повернул руль и подъехал к тротуару.

— Только побыстрее, маленькая мисс, — сказал он.

Ни тени улыбки не было на его лице, но на мгновение мы встретились взглядами в зеркале. Как же я не замечала все эти годы, какие добрые у него глаза?

Судха уже открыла окно и протянула руки, а Ашок поспешил взять их. Я была потрясена, как быстро всё произошло — они ни секунды не сомневались, что им делать, словно были знакомы многие годы. Они напомнили мне великих сказочных влюбленных из историй Пиши: Шакунталу и Душманта, Нала и Дамаянти, Радху и Кришну, которые встречались в снах и делились друг с другом самыми сокровенными тайнами. Конечно, так не бывает. Но, взглянув на лица Ашока и Судхи, можно было увидеть, как они переменились. Ашок выглядел более взрослым и похудевшим, словно от долгого ожидания что-то мальчишеское выгорело в нем. А Судха… Я не узнавала в этой сияющей женщине свою сестру. Она была такой спокойной, казалось, что она приготовилась к этой встрече заранее. Знала, что так и будет.

Они разговаривали так спокойно и легко, как будто продолжая незаконченную беседу.

— Мы еще долго не увидимся. Я закончила школу и редко буду выходить из дому, а мама начнет подыскивать мне мужа.

— Так рано? — вздрогнул Ашок. — Я не думал…

— Чтобы я не попала в беду, говорит мать.

Как Судха умудрялась шутить?

— Мой отец уехал по делам, но как только он вернется, я сразу же с ним поговорю, — решительно сказал Ашок. — Мои родители не думали, что я женюсь до окончания колледжа, но когда я им всё объясню, они меня поймут.

Неужели он говорил серьезно? Да у него, наверное, святые родители. К тому же они должны были быть волшебниками, чтобы убедить тетю Налини, что их сын, этот хитрый проходимец, укравший сердце ее девочки, достойная пара для Судхи.

— Только поторопись, — продолжила Судха. — Я не знаю, как долго я смогу сдерживать маму. Но ты правда думаешь, что твои родители согласятся? Они ведь не знают меня…

— Я уверен, что согласятся, как только я им всё расскажу.

— Да и ты меня совсем не знаешь, — улыбнулась Судха.

Ашок прижал ладонь Судхи к своей щеке — здесь, прямо посреди улицы, где все на них смотрели. Он был таким бесстрашным или просто глупцом?

— Существует много способов узнать друг друга, — ответил он, тоже улыбаясь.

Сингх-джи многозначительно покашлял.

— Все, нам надо ехать.

— Постой, я не знал, что ты сегодня заканчиваешь школу. Что бы тебе подарить? — Он покрутил кольцо на пальце и снял его. Оно сияло на ладони, как огонь. Неужели бриллианты? Судя по тому, как одевался Ашок и как легко ориентировался на улицах Калькутты, он был из семьи среднего достатка. Он не держал себя высокомерно, как мальчики из богатых семей, с которыми я встречалась на днях рождения и свадьбах. Но позже Судха удивит меня, рассказав, что отец Ашока добился успеха и стал владельцем крупной судоходной компании в Калькутте.