Был месяц сентябрь. Осень входила в силу. Еще с августа зазолотила она березовые перелески, зарумянила осинники на болотах. Вянут травы, меркнут туманные дали.

Неброски, печальны осенние пейзажи. Светлой прожелтью испятнаны склоны гор. В оголенных лесах там и тут кострами пылают рябины. Лиловая высь уже не ласкает глаза лучезарной светлынью. Безбрежное небо будто притухло и стрелами перистых облаков указывает путь холодным ветрам к далекому югу.

Тихо днями в лесу. Сонливая темь царит под каждым деревом. Сторожкими стали звери в поредевших урманах. В стаи сбивается птичья молодь и под водительством старых испытывает крылья в пробных полетах.

Дни убывают. Близится время осеннего равноденствия. Темные ночи жгут в небе пожарища звезд. Первые заморозки коробят пашню. Студеный воздух чутко ловит лесные шорохи. Полевка прошуршит травой — далеко слышно.

Каждый день меняет осень свои наряды. И зелень у нее, и золото, и кумач, и радужный блеск бриллиантов на стылых травах…

Но вот уж и блекнут осенние краски. Насупилось, совсем потемнело небо. Зашумел встревоженный ветром лес. Редеют густые березняки, будто гребнем вычесывают их. Тучи падающей листвы! И вот уже нет светлых пятен на склонах гор, нежно-палевые и шоколадные оттенки растеклись меж хвойного темнолесья.

Все больше крепчает ветер. Стремительными порывами налетает он на свинцовую зыбь озер, завивает белые бурунчики на гребнях волн. Совсем померкли короткие дни. К югу потянули первые стаи птиц.

По лесной дороге идут женщины. Лукошки, корзины, ведра у них полны грибами. Уставшие, но веселые, тараторят они без умолку. Неожиданно доносится до них далекий, протяжный звук, похожий на стон. Женщины останавливаются и, спустив платки на шею, настороженно слушают…

По той же дороге навстречу веселой гурьбе шел лось. Время от времени он поднимал тяжелую горбоносую голову и гулко, на долгом утробном выдохе ревел. В тоскующем реве зверя слышался призыв.

Когда повторился загадочный стон, женщины испуганно переглянулись и, стуча кошелками, спешно свернули с дороги в лес.

Замер лось, вскинул голову: ухо уловило стук корзин. Фыркнув, он сорвался с места и быстрой, размашистой рысью побежал на звук.

Громкий крик отрезвил взбалмошного лося. Вихрем пролетев мимо грибниц, зверь исчез в березняке. Только и успели увидеть женщины большое рогатое чудо со сверкающими глазами, с поднятой шерстью на хребте.

Лось вскоре замедлил бег и остановился на вершине горы, среди редкого подлесья. Это был огромный старый самец с седыми мягкими губами и белыми ногами. Он долго ворочал длинными, как весла, ушами, тянул чувствительными ноздрями воздух. Успокоился, побрел по открытым еланям и снова стал мычать. Поздно вечером тоскующий зверь уже был далеко, на крутом яру гремучей горной речки Калиновки.

Неведомо откуда пришел сюда лось-великан. Целые дни он ходил по горам, спускался в долины и все ревел. А ведь совсем недавно этот большой осторожный зверь был другим. Казалось, для него не было ничего дороже мягких побегов древесной молоди, сочной лесной травы. И вот с первыми холодами изменилось все. Начался осенний гон. Лишился покоя лось, потерял голову.

Но не один он неприкаянно бродил в те дни, оглашая леса призывным ревом. Так же, забыв осторожность, ревели многие белоногие гуляки. Лоси делали большие переходы, переплывали реки, выскакивали на проезжие дороги, кидались на всякий звук в лесу, принимая его за стук рогов.

Случались и встречи. Редко взбесившиеся рогачи расходились мирно. Особенно яро быки дрались возле лосих.

В тот поздний вечер снова был бой. Среди темных ельников на широкой поляне сошлись несколько лосей. Недалеко гремел падун на Калиновке и глушил посторонние звуки. Выбежал на поляну нежданно огромный рогач и, вытянув шею, трубным мычанием стал звать на бой. Сухопарый лось-молодец отделился от прочих, смело пошел на вызов. Резкий, как выстрел, треск рогов прозвучал в тишине. Сопя и натужась, лоси клонили друг другу головы. Но не судьба, видно, смелому лосю ходить по родным лесам, не по плечу оказалась силища недруга. Подвернулись ноги у сухопарого — и он рухнул на землю…

С обагренным лбом поднялся лось-великан, устало пошел в сторону. Он шумно дышал, мясистые ноздри трепетали. На широкой груди и крепких ногах играли упругие мускулы. Победитель обвел взглядом поляну и тут заметил лосиху. Она независимо щипала побеги.

Наступила ночь. Незыблемая тишина опустилась на тайгу. Лишь слышно было, как лосиха терлась мордой о куст да, хрустя валежником, переступал с ноги на ногу лось.

Рано утром красавицу лосиху навестили вчерашние ухажеры. Не стоило больших трудов ревнивому великану опять разогнать их. Не посмели кроткие женихи завязывать ссору и подобру-поздорову удалились…

Худое в тот год выдалось бабье лето. В дни, когда по народной примете должно еще быть теплу, в горы пришел холод. Стынет воздух под сводом тяжелых туч, по горным увалам вольно гуляет ветер. Совсем разделись лиственные леса, посохла, полегла трава. Будто темная рать, стоят густые кедровники, прикрывают сенью разлапистых ветвей молодую поросль. Колючими порывами ветер налетает на открытые березки, гнет до земли, срывает последний лист.

Тоскливо в заглохшем лесу. Лишь ветра вой да прощальные крики птиц наполняют осенний воздух.

«Клю, клю, клю» — прокликал с высоты лебедь, свалился на одно крыло, круто пошел вниз. Летевшие сзади лебеди повторили его вираж и, плавно описывая круги, стали снижаться на маленькое озерко в середине болота.

А на краю болота, на сухих корневищах сосны, лежала волчица. Завидев опускающихся больших белых птиц, она вытянула передние лапы и плотно положила на них голову. Рваные уши припали к затылку, в глазах затлели зеленые огоньки.

Неслышно подошел сзади волк-самец. Следом за ним, так же осторожно, еще два волка, а за теми — четыре молодых волчонка. По немому приказу старших вся стая гуськом направилась к озерку.

Глубоко увязая во влажном мху, впереди шла волчица, за ней молодежь, отец-волк замыкал шествие. Молодые звери нетерпеливо вскидывали длинные морды, норовили забежать вперед. Но секундная остановка матери грозно укрощала их пыл. Откуда-то выскользнул и поплелся далеко позади стаи тощий пятый волчонок. Волчонок спешил догнать семью, но это получалось шумно, и он боялся. Предупреждающий взгляд старого волка заставлял его припадать к мокрому мху.

Не дошли звери до озерка, остановились. Постояли с минуту, словно бы раздумывая, как действовать дальше, затем разделились на две группы и во главе со старшими, полукольцом охватывая озерко, потянули к топким берегам.

Солнце скрылось за горными кряжами. Еще недолго на краю неба тлела холодная заря, а потом враз стемнело, и в покой погрузилось болото.

Но вдруг всплески воды, торопливое лопотанье крыл содрогнули тишину. С озера взлетали лебеди. Тяжелые птицы медленно набирали над берегом высоту. Неожиданной серой тенью взметнулось упругое волчье тело. Первый лебедь круто повернул, да не успел — сомкнулась клыкастая пасть, увлекая птицу к земле. С тревожным кликом заметались лебеди. Веселые волки свечками взмывали в темноте, сшибались в беге, ловко цапали смятенных птиц. «Цок, цок, цок» — металлически постукивали их молодые сильные зубы. На другом берегу старый волк следил за работой питомцев.

Уже в полночь звери старой тропой и в прежнем порядке пошли обратно. На месте пиршества хлопьями снега белел лебяжий пух.

Пропустив выводок, выполз из-под ели худой волчонок. Воровато осмотрелся, похватал еще теплых, липучих перьев и, неуклюже выбрасывая кривые ноги, поспешил за семьей.

Калиновка — горная река. Падуны и перекаты наполняют шумом прибрежные леса. Далеко от берега слышен грохот воды. Глухие леса обступают Калиновку. Дремотные старые ели обросли бородищами мхов. Непролазные буреломы таят коварные ловушки. Ступишь на упавшее дерево-мосток, а оно с треском рушится, поднимая тревогу. Но зверю не страшны таежные дебри, они для него — защита. Под мраком кедровых лап тропинки протоптаны. И ходят по ним хозяева здешние — волки.