С четвертой стороны кладбища почти ничего не было: кирпичные развалины и сиротливо торчащая высокая труба – все, что осталось от местной галошной фабрики («Объедешь все страны, весь мир обойдешь, но лучше наших галош не найдешь!» – гласил один из наиболее широко прославившихся своим идиотизмом рекламных лозунгов).

Джонни смутно припомнил: что-то такое мелькало в газетах. Какие-то акции протеста… но, с другой стороны, без акций протеста не проходило и дня, а новости лились таким потоком, что выловить оттуда что-нибудь важное или существенное было попросту невозможно.

Он подошел к развалинам фабрики. Вокруг стояли брошенные бульдозеры. Проволочная сетка заграждения кое-где была прорвана, несмотря на объявления «Осторожно! Злые собаки!». Возможно, это злые собаки пробили себе путь к свободе.

На большом фанерном щите художник изобразил здание, которое собирались возвести на месте галошной фабрики. Очень красивое. Перед ним били фонтаны, зеленели бережно пересаженные старые деревья, у подъезда беседовали чисто одетые люди, а небо над крышей горело яркой синевой (большая диковина для Сплинбери, где небо – странного мыльного цвета, словно живешь в глянцевитой белесой коробке из-под видеомагнитофона).

Джонни некоторое время смотрел на щит, где сверкало синее небо. В реальном мире шел дождь.

Было ясно, что территории старой галошной фабрики этому дому не хватит.

Надпись над картинкой кричала: «Холдинговая компания «Объединение, слияние, партнерство» открывает потрясающие перспективы – вперед, в будущее!»

Джонни особого потрясения не испытывал, но чувствовал, что «Вперед, в будущее!» звучит еще глупее, чем «Лучше наших галош не найдешь!».

На другой день, до уроков, он потихоньку унес из дома газету и засунул ее подальше от посторонних глаз за могилу Уильяма Банни-Листа.

Он не боялся, но чувствовал себя ужасно глупо и жалел, что не с кем поговорить о случившемся.

Посоветоваться и впрямь было не с кем. Зато потрепаться – пожалуйста.

В школе существовали самые разные команды и тусовки – спортсмены, умники и даже «Общество упертых юзеров».

А еще – Джонни, Холодец, Бигмак, гордо величавший себя Последним Из Реально Крутых Скинов (хотя, по правде говоря, этому тощему пареньку с короткой стрижкой, плоскостопием и астмой было затруднительно даже просто ходить в десантных ботинках), и Ноу Йоу, формально – чернокожий.

Они выслушали его на перемене, сидя на стене между школьной кухней и библиотекой. Там они обычно тусовались – или, скажем так, коротали время.

– Призраки, – объявил Ноу Йоу, дослушав до конца.

– Не-ет, – неуверенно протянул Джонни. – Им не нравится, когда их называют призраками. Это их почему-то обижает. Они просто… мертвые. Ведь нельзя же дебила называть дебилом или «у. о.»? Вот и тут то же самое.

– Дипломатия, – уважительно сказал Ноу Йоу. – Я про это читал.

– То есть они предпочитают, чтоб их называли… – Холодец умолк и задумался, – гражданами, перешедшими в новое качественное состояние.

– С поражением в праве на дыхание, – подхватил Ноу Йоу.

– Ограниченными по вертикали, – прибавил Холодец.

– Как это? Их, что ли, укорачивают? – изумился Ноу Йоу.

– Да нет, в землю кладут.

– А зомби? – спросил Бигмак.

– Зомби нужно тело, – сказал Ноу Йоу. – Зомби получаются не из покойников, а если наесться особой вудушной смеси рыбы с тайными кореньями.

– Ух ты! Какой-какой смеси?

– Не знаю. Откуда мне знать? Какой-то рыбы с какими-то кореньями.

– Наверное, в стране вудистов сходить к девочкам – целое приключение… – предположил Холодец.

– Ну уж ты-то должен знать про вуду, – Бигмак мотнул головой в сторону Ноу Йоу.

– Почему это? – ощетинился Ноу Йоу.

– Ты креол или нет?

– А ты все знаешь про друидов?

– Не-а.

– Вот видишь.

– Ну уж твоя мать точно знает, – не унимался Бигмак.

– Вряд ли. Она проводит в церкви больше времени, чем сам папа римский, – вздохнул Ноу Йоу. – Больше, чем сам Господь Бог.

– Вам смешно, – обиделся Джонни, – а я правда их видел.

– У тебя, наверное, что-то с глазами, – сказал Ноу Йоу. – Может…

– Я один раз смотрел старое кино про мужика, у которого был глаз-рентген, – перебил Бигмак. – И мужик этот зырил сквозь чё хошь.

– И сквозь прикид на тетках? – спросил Холодец.

– Там про это почти не было, – ответил Бигмак.

Они обсудили столь преступное пренебрежение таким талантом. Наконец Джонни сказал:

– Я ни сквозь что не вижу. Я вижу людей, которых нет… то есть которых не видят другие.

– У меня был дядя, так он тоже видел то, чего не видели другие, – сказал Холодец. – Особенно по субботам к вечеру.

– Хорош придуриваться. Я серьезно.

– Ага, а кто говорил, что засек у себя в аквариуме лохнесское чудовище? – напомнил Бигмак.

– Да, но…

– Это, наверное, был самый обыкновенный плезиозавр, – вмешался Ноу Йоу. – Подумаешь! Обычный допотопный ящер, которому полагалось вымереть семьдесят миллионов лет назад.

– Да, но…

– А Затерянный Город Инков? – ехидно спросил Холодец.

– Но я же его нашел!

– Да, но не больно-то он был затерянный, – заметил Ноу Йоу. – Задворки «Теско» – тоже мне затерянный мир!

Бигмак вздохнул:

– Все вы чудики.

– Ну ладно, – сказал Джонни. – Сбор здесь после школы, договорились?

– Ну… – беспокойно заерзал Холодец.

– А-а, испугался? – спросил Джонни. Он понимал, что наносит удар ниже пояса, но уж очень его допекли. – Ты уже один раз слинял, – напомнил он, – когда вышел Олдермен.

– Не видел я никакого Олдермена, – огрызнулся Холодец. – И ничего я не испугался. Я побежал, чтоб тебя наколоть.

– Вышло жутко натурально, – ехидно согласился Джонни.

– Я? Испугался? Да я «Ночь зомби-убийц» три раза смотрел – со стоп-кадрами! – возмутился Холодец.

– Тогда ладно. Приходи. Все трое приходите. После уроков.

– После «Закадычных друзей», – поправил Бигмак.

– Слушай, это куда важнее, чем…

– Да, но сегодня Жанин расскажет Мику, что Доралин взяла Ронову доску для серфинга…

Джонни заколебался.

– Ну ладно, – сказал он наконец, – после «Друзей».

– А потом я обещал брату помочь загрузить фургон, – вспомнил Бигмак. – Ну, не то чтоб обещал… просто он погрозился руки мне повыдергивать, если не приду.

– А мне надо сделать географию, – сказал Ноу Йоу.

– Нам географию не задавали, – заметил Джонни.

– Нет, но я подумал, может, если написать лишний реферат о сельве, то удастся повысить средний балл, – пояснил Ноу Йоу.

Ничего странного в этом не было – для тех, кто хорошо знал Ноу Йоу. Ноу Йоу, например, ходил в школьной форме. Правда, на самом деле ее нельзя было считать школьной формой. Нет, формально это, конечно, была школьная форма; в начале учебного года всем раздали бумажки, где говорилось, какой должна быть школьная форма… но никто ее не носил – никто, кроме Ноу Йоу; а раз никто в школе ее не носит, сказал Холодец, какая же это школьная форма? Все, сказал Холодец, ходят в джинсах и футболках, значит, настоящая школьная форма – это джинсы и футболка, и Ноу Йоу надо гнать домой переодеваться.

– Вот что, – сказал Джонни. – Давайте тогда попозже. В шесть. Можно встретиться у дома Бигмака. Оттуда до кладбища рукой подать.

– Так ведь в шесть уже темнеет, – сказал Холодец.

– И что? – поинтересовался Джонни. – Боишься, что ли?

– Я? Боюсь? Ха! Я? Боюсь? Я? Боюсь?

Если кому приспичит очутиться после захода солнца в каком-нибудь жутком месте, считал Джонни, то высотка имени Джошуа Н’Клемента в системе оценки журнала «Р-р-р-ра-хх!» даст сто очков вперед любому кладбищу. Покойники, к примеру, не балуются разбойными нападениями с целью грабежа. Изначально многоэтажку хотели назвать в честь сэра Алека Дугласа, потом она превратилась в дом Гарольда Вильсона, и наконец новый городской совет присвоил ей имя Джошуа Че Н’Клемента, прославленного борца за свободу и независимость, который к тому времени успел стать президентом своей страны. (Теперь-то он давно забросил и президентство, и борьбу за свободу и отсиживался где-то в Швейцарии, пока соотечественники тщетно разыскивали его, чтобы задать ряд интересных вопросов, например: «Что стало с двумя миллионами долларов, которыми, как мы думали, располагает наша страна, и откуда у вашей жены семьсот шляпок?»)