– Немедленно займусь этим, – обрадовался мистер Флетчер. – Двигатель внутреннего сгорания наверняка нуждается в некотором усовершенствовании.

– Но послушайте… машины не живые, откуда же у них призраки?

– Боже ж ты мой, они же существуют, – вмешался Эйнштейн. – Минуту за минутой. День за днем. Ну так что стоит подгадать к нужному моменту?!

– Попахивает магией, – сказал Джонни.

– Нет! Это чистой воды физика! Это запредельная физика. Это… – мистер Флетчер взволнованно взмахнул руками, – метафизика. По-гречески «мета-» значит «за-», а «физика» значит… э-э…

– Физика, – подсказал мистер Порокки.

– Совершенно верно!

– Нет ничего конечного. В действительности ничто не заканчивается.

Это сказал Джонни. И сам удивился.

– Именно! Вы физик?

– Я? – опешил Джонни. – Я ничего не понимаю в науке!

– Чтоб я так жил! Дивно! – восхитился Эйнштейн.

– Что?

– Главное в ученье – свободная голова!

Мистер Флетчер покрутил призрачную ручку настройки.

– Ну вот, теперь все в порядке, – сообщил он, поймав какой-то латиноамериканский канал. – Идите все сюда!

– Как интересно! – воскликнула миссис Либерти, мигом облачаясь в платье. – Миниатюрный синематограф?!

Когда Джонни уходил, мертвецы толпились перед выброшенным телевизором и спорили, что смотреть…

Лишь мистер Строгг стоял в стороне, сложив руки на груди, и наблюдал за остальными.

– Теперь уж точно беды не оберешься, – заметил он. – Это есть не что иное, как неповиновение. Якшательство с физикой.

У него были маленькие усики и очки (разглядел Джонни при дневном свете) с теми толстыми стеклами, что надежно скрывают глаза.

– Быть беде, – повторил мистер Строгг. – И виноват в этом будешь ты, Джон Максвелл. Ты их разбередил. Разве так должны вести себя мертвецы?

Невидимые глаза сверлили мальчика.

– Мистер Строгг, – решился Джонни.

– Да?

– Кто вы?

– Не твое дело.

– Да, но все говорят…

– Я всего-навсего верю в порядочность. И в то, что жизнь следует воспринимать серьезно. Существуют определенные правила поведения. И я не намерен отступать от них и участвовать во всяких глупостях.

– Да я вовсе не хотел…

Мистер Строгг повернулся к нему спиной и чопорно удалился к своей маленькой плите под деревьями. Там он уселся, скрестив руки на груди, и угрюмо посмотрел на Джонни. И предрек:

– Ничего хорошего из этого не выйдет.

Он соврал, что ходил к специалисту, – это всегда срабатывало. После этого учителя, как правило, сразу теряли к тебе интерес.

На перемене Холодец сообщил Новость.

– Мама сказала, вечером в мэрии большое собрание по поводу кладбища. Приедет телевидение!

– И что? – хмыкнул Ноу Йоу. – Сколько уже это тянется! Поздно. Уже и интервью были, и опросы общественного мнения – наслушались, спасибо.

– Я спросил маму, можно ли строить на бывших кладбищах, и она сказала, что сперва надо привести священника, чтоб он все там осквернил, – сказал Холодец. – На это стоило бы посмотреть.

– Освятил, – поправил его Ноу Йоу. – Осквернил – это когда приносят в жертву козленка и всякое такое.

Холодец тоскливо взглянул на них.

– Наверное, у меня не получится…

– Точно, ничего не выйдет!

– Я пойду, – вдруг заявил Джонни. – И вы должны пойти, парни.

– Это ничего не даст, – сказал Ноу Йоу.

– Нет, даст, – заупрямился Джонни.

– Послушайте, кладбище-то уже продали, – сказал Ноу Йоу. – Я понимаю, вы завелись, но поезд-то ушел.

– И все равно нужно пойти, вдруг что-нибудь получится. – Джонни знал это, как знал, что Батальон – это важно. Без всяких на то причин. Просто знал.

– А эти… аномальные ветры опять будут? – спросил Холодец.

– Откуда я знаю? Вряд ли. Они все смотрят телевизор.

Приятели Джонни переглянулись.

– Покойники смотрят телевизор? – переспросил Холодец.

– Именно. Знаю, вы все сейчас соображаете, как бы схохмить. Лучше молчите. Они смотрят телевизор. Наладили старый ящик.

– Наверное, так легче убить время, – сказал Холодец.

– Вряд ли время для них то же, что для нас, – заметил Джонни.

Ноу Йоу спрыгнул со стены.

– Кстати, о времени, – сказал он, – я не уверен, что завтра стоит болтаться по кладбищу.

– А что? – заинтересовался Бигмак.

– А ты забыл, какой завтра день?

– Вторник, – сказал Джонни.

– Хэллоуин, – сказал Холодец. – И вы все идете ко мне на вечеринку, не забыли?

– Опа! – сказал Бигмак.

– Принцип на удивление прост, – пояснил мистер Флетчер. – Крошечная световая точка! И все! Мечется вперед-назад в стеклянной колбе. В общем и целом это термоэлектронная лампа. С которой намного легче управляться, чем со звуковыми волнами…

– Прошу прощения, – вмешалась миссис Либерти, – но, когда вы стоите перед экраном, изображение становится мутным.

– Извините. – Мистер Флетчер отошел и сел на место. – Что там теперь происходит?

Мертвецы чинно сидели рядами перед телевизором, захваченные сюжетом.

– Мистер Маккензи сказал Дон, что Жанин не может пойти на вечеринку к Доралин, – ответил Уильям Банни-Лист, не отрываясь от экрана.

– Должен признаться, – подал голос Олдермен, – я представлял себе Австралию несколько иначе. Я полагал, там больше кенгуру и меньше неподобающе одетых девиц.

– А я очень даже люблю девиц, – сказал Уильям Банни-Лист.

– Мистер Банни-Лист! Постыдились бы! Вы же мертвы!

– Но у меня прекрасная память, миссис Либерти.

– А! И все? – воскликнул Соломон Эйнштейн, когда зазвучала музыка и по экрану пошли титры. – Но мы так и не узнали, кто взял деньги у Мика из кармана!

– Господин в телевизоре сказал, что завтра будет новое представление, – напомнила миссис Либерти. – Нужно не пропустить!

– Темнеет, – заметил мистер Порокки из задних рядов. – Пора возвращаться.

Мертвецы оглянулись на кладбище.

– Если, конечно, вы не против, – с легкой улыбкой прибавил он.

Мертвецы молчали. Потом Олдермен сказал:

– Будь я проклят, если вернусь туда! К черту!

– Томас Боулер! – вскинулась миссис Либерти.

– Неужто человеку и после смерти нельзя отвести душу? К черту, к черту, к черту! И ко всем чертям, – обозлился Олдермен. – Я ведь что хочу сказать? Глядите, тут и радио, и телевидение, и чего только нет. Жизнь бурлит! Не понимаю, зачем нам возвращаться. Там скучно. Нет уж, дудки.

– Дудки?

Уильям Банни-Лист подтолкнул миссис Либерти локтем в бок.

– Это «ни за что» по-австралийски, – прошептал он.

– Но ведь следует оставаться там, куда нас поместили, – сказала миссис Либерти. – Мы должны оставаться там, куда нас поместили…

– Гм.

Это был мистер Строгг. Мертвецы потупились.

– Полностью с вами согласен, – сказал он.

– О! Привет, Эрик, – сказал Олдермен.

Эрик Строгг скрестил руки на груди и широко улыбнулся. Тут даже мертвецы встревожились. Глаза мистера Строгга оставались совершенно невидимыми, только что-то смутно розовело за толстенными стеклами очков.

– Может быть, вы наконец вслушаетесь в то, что вы плетете? – спросил он. – Вы мертвы. Так ведите же себя соответственно! У вас все в прошлом. – Он погрозил пальцем. – Вы знаете, что случится, если уйти слишком надолго. Даже подумать страшно, верно? А вы позволяете этому юному тупице возмущать ваше спокойствие!

Мертвецы старались не встречаться с ним глазами. После смерти появляются вещи столь же сами собой разумеющиеся, как дыхание при жизни. Про них знаешь. Знаешь, что настанет День. И к нему надо подготовиться. Придет последний рассвет, и его нужно будет встретить – во всеоружии.

Последний рассвет. Судный день. Они могут грянуть когда угодно. Нужно быть готовым.

– Нам не пристало подражать молодым, – продолжал мистер Строгг, словно читая их мысли. – Мы мертвы. Поэтому нам следует ждать здесь – прилично, достойно – и не марать рук Обыденным.