Когда я встретил Колло в Брюсселе после заключения мира и спросил его, почему он компрометировал себя, выполняя обязанности курьера, он без всякой аффектации ответил, что это была самая опасная функция в его организации и что поэтому он выполнял её сам. Он прибавил, что представлялось маловероятным, чтобы он выдал своих товарищей в случае, если он будет захвачен, так как немцы, ввиду его связей с социал-демократами, не посмели бы применить к нему пытки. Наконец, он считал, что, имея разрешение на передвижение по всей стране, он меньше, чем кто-либо другой, вызовет подозрения.

За оказанные им услуги бельгийский король Альберт назначил старика статс-секретарем, а британское правительство наградило его орденом Британской империи.

Что касается службы наблюдения за поездами то она продолжала функционировать, так как к этому времени все посты Колло были дублированы.

Переход через границу был для нас самой трудной задачей. Это было также самой опасной задачей для наших агентов. В пограничной зоне немецкая контрразведка сосредоточила все свои силы. Она, так же как и мы, знала, что сведения не имели никакой цены до тех пор, пока они не попадали в Голландию. Граница между Бельгией [27] и Голландией легче остальных поддавалась наблюдению, так как не только представляла собой определенную линию, на которой можно было сосредоточить наблюдение, но здесь можно было протянуть электрический провод и поставить непрерывную цепь часовых, каждый из которых мог видеть с обеих сторон своих товарищей.

Я уже описывал проводников, этих смелых людей типа браконьеров, которые всегда были готовы в опасную минуту пустить в ход револьвер или нож. В резиновых перчатках и чулках тёмной ночью они переходили границу, когда часовой находился на самом отдаленном конце охраняемого им участка.

Самым ловким агентом-проводником был Шарль Виллекенс, сильный мускулистый парень двадцати пяти лет. Фламандец, он был родом из Кемпена. Здесь жили люди, которые в мирное время пополняли собой ряды контрабандистов, доставлявших товары через границу между голландским и бельгийским Лимбургом,

В течение трёх лет Виллекенс регулярно, каждый месяц, переходил границу и жил в Эйндховене, в Голландии. Немцы подозревали его в шпионаже, так как он переправил в Голландию немало беженцев, которые не всегда были достаточно молчаливы. Но им не удавалось его поймать. Он проскальзывал в безлунные ночи через границу, словно угорь, а затем кустарники и многочисленные приятели скрывали его от германской тайной полиции.

Были и другие фламандские проводники из Кемпена, которые имели всевозможные прозвища, например: «Лисица» или «Малыш». Мы иногда пользовались их услугами, но я никогда не доверял им. Они, прежде всего, стремились к наживе, и я знал, что ради того, чтобы переправить двух или трёх беженцев, которые дадут им от 500 до 1 000 франков с человека, они могли рискнуть жизнью наших агентов.

Виллекенс был человеком другого склада. Поступив к нам на службу, он отказался от переброски беженцев. Для него переход через границу был развлечением, это забавляло его. Он играл важную роль в нашей работе, так как доставил в Бельгию всех наших лучших агентов.

Мы редко пользовались услугами проводников для доставки донесений и прибегали к ним только в тех случаях, когда не располагали никакими другими средствами. Основной метод связи через границу состоял в переброске донесений через провод, когда немецкие часовые [28] ослабляли наблюдение. Для этой цели обычно использовались крестьяне, обрабатывавшие свои поля по обеим сторонам границы. Они имели право находиться вблизи провода и поэтому не привлекали к себе внимания часовых. Этот способ казался простым, но на самом деле он был исключительно трудным, так как немецкая контрразведка была вездесуща и всегда настороже. Также трудно было заставить бельгийского крестьянина поверить своему голландскому соседу, так как он знал, что если его поймают, то он будет расстрелян. Всё же этот способ переброски донесений был значительно лучше доставки их через границу агентами, поскольку он не требовал абсолютной ночной темноты и мог осуществляться регулярно.

В дополнение к этим способам мы использовали и ряд других, как, например, лодочников, которые, доставляя провиант и муку американским и голландским благотворительным организациям, проезжали по многочисленным каналам Бельгии, проникая даже в оккупированные французские области. Этот способ связи был бесконечно ценным для обеспечения контакта с далеко отстоящими пунктами, как, например, Куртрэ. Через лодочников мы поддерживали связь с доверенными лицами, адреса которых нам давали беженцы; во многих случаях создавались крупные организации, посылавшие своих собственных курьеров к нашим «почтовым ящикам» в Брюсселе и Антверпене.

В начале 1916 г. нам приходилось рассчитывать на этих лодочников для доставки донесений от нашего антверпенского «почтового ящика». Владелец гавани, в Антверпене — один из наших агентов — собирал донесения и передавал их тем лодочникам, которым он доверял. Эти лодочники проявили во время войны высокий героизм, Они рисковали жизнью, или в лучшем случае своими лодками, этим единственным средством добывания пропитания для всей семьи. Оставляя свои лодки или возвращаясь к ним, они рисковали, что немцы их обыщут. Некоторые лодочники были схвачены, некоторым чудом удалось спастись. Однажды один из них, внезапно подвергшись обыску, догадался зажать донесения в поднятых над головой руках; его тщательно обыскали, но донесений не нашли.

Угроза расстрела и потери собственности была страшным оружием в руках немцев в борьбе с лодочниками. Никто не чувствовал этого сильнее, чем я, когда после заключения мира я очутился перед госпожой ван Эйк и её малышами; [29] положение её было очень тяжёлым, несмотря на пенсию, выплачиваемую ей британским правительством. Я был сильно взволнован при виде их печальных лиц, так как их жертва была принесена напрасно: отец семейства был расстрелян, когда его захватили с одним маловажным донесением, и у семьи была отнята лодка — её единственное достояние.

Почтовые голуби — первое средство, которое приходит на ум для создания связи, — не оправдали ожиданий. Мы применяли их с весьма ничтожными результатами. То, что казалось самым трудным, оказалось на деле самым лёгким: курьеры без всяких затруднений доставили птиц на место. Однако содержать их в Бельгии, не вызывая подозрений немцев или любопытства назойливых соседей, оказалось слишком трудным делом. Помимо того, даже после благополучного вылета многие птицы терялись и часто уничтожались немцами.

В первый период войны, когда множество бельгийских женщин и детей получали разрешение на выезд в нейтральные страны, донесения зашивались в их одежду или вкладывались в специальные капсюли, которыми мы снабжали наших агентов. Однако к 1916 г. немцы почти прекратили выдачу разрешений на выезд, и те немногие бельгийцы, которым разрешалось покидать Бельгию, обыскивались настолько тщательно, что капсюли, удерживаемые мускулами заднего прохода, всегда попадали в немецкие руки.

Писем по почте, написанных симпатическими чернилами, мы не посылали. Во-первых, письма задерживались немецкой цензурой так долго, что содержавшиеся в них сведения теряли всякую ценность. Во-вторых, достаточно было простого нагревания и примитивнейших проявителей, которыми обрабатывалось множество писем, для того чтобы тайнопись выступила наружу.

Способ Франквньуля, заключавшийся в том, что агент прятал донесения в маастрихтский трамвай, нами не был использован, так как после провала организаций Франкиньуля немцы останавливали все поезда и трамваи, пересекавшие границу, и заставляли людей проходить через загородку, за которой их ожидали голландские средства транспорта.

Мы пытались перебрасывать донесения с помощью стрелы, но после благополучной переброски четырех или пяти донесений наш агент был схвачен. Этот способ слишком бросался в глаза, чтобы им приходилось пользоваться [30] под неусыпным наблюдением немцев, и мы его оставили.