По той же причине мы никогда не пользовались сигнализацией в какой бы то ни было форме.
Применение радио исключалось, так как было очень легко определить местонахождение передающей станции с помощью радиопеленгаторов. {1}
После лиц, специализировавшихся в тайном провозе сообщений через границу, следующим по своей значимости агентом, работающим на оккупированной территории, был «почтовый ящик». Он служил связующим звеном между организациями, работающими внутри страны, и курьерами, передающими донесения проводникам.
Люди, выполнявшие обязанности «почтового ящика», подвергались почти такой же опасности, как проводники. Они не только рисковали быть обнаруженными вследствие собственной неосторожности, но могли быть скомпрометированы как организацией внутри оккупированной страны, так и курьером, доставляющим донесение к границе. Более того, передвижение обоих курьеров само по себе являлось источником опасности, так как немцы всегда относились с подозрением к людям, передвигающимся с места на место.
В Антверпене большая часть наших «почтовых ящиков» были владельцами небольших кафе, которых в городе было великое множество. Чужой человек мог войти в кафе, не вызывая подозрений, а это было особенно важно в тех случаях, когда «почтовый ящик» был связан с лодочниками, работавшими в качестве курьеров, так как лодочники всегда возбуждали подозрение немцев и за ними часто велась слежка.
Положение «почтового ящика» было особенно опасным еще потому, что он не мог оставаться в тайне от обоих курьеров. Ведь не могли же «почтовые ящики» действовать, подобно курьерам, под вымышленными именами и не давать своих адресов. Кроме того, при организации новой ячейки наблюдения за поездами мы иногда бывали вынуждены писать имя и адрес «почтового ящика» для передачи на оккупированную территорию. Поступая таким образом, нам приходилось нарушать один из основных принципов секретной службы: никогда не писать [31] имен и адресов в письмах, которые могут быть перехвачены противником.
«Почтовые ящики» подавали курьерам сигнал о том, что путь свободен. При этом необходимо было следить за тем, чтобы не привлечь внимания соседей или немецкой контрразведки. Я всегда старался внушить «почтовым ящикам» необходимость максимальной естественности при подаче сигналов; например, если путь был свободен, то такой предмет, как горшок с цветами, должен был стоять на окне постоянно и убираться с окна только в случае опасности, или же ставни всегда должны быть оставлены в определенном положении. Это было гораздо лучше, чем особый знак в те дни, когда ожидалось прибытие курьера. Я знаю, что один: из наших «почтовых ящиков» провалился потому, что ставил цветы на окно каждый вторник и пятницу, т. е. в те дни, когда курьер забирал донесения, что и было замечено одним агентом немецкой контрразведки.
Подобные сигналы были абсолютно необходимы, так как «почтовый ящик» и курьер к границе неизменно проваливались в первую очередь. В случае, если курьер из внутренней зоны, неизвестный «почтовому ящику», своевременно предупреждался об опасности, то можно было спасти всю организацию.
Помимо непосредственного посещения дома или кафе для передачи или приема донесений, мы испробовали ряд других способов связи. Забрасывание донесений через открытое окно с успехом использовалось нами в тех случаях, когда дома были расположены таким образом, что это не возбуждало подозрений. Единственным преимуществом этого способа было то, что он позволял избегать непосредственного контакта «почтового ящика» с курьером.
Иногда мы практиковали личные свидания — встречу двух незнакомых людей в определенные дни и часы в кафе или просто на улице. Но этот способ оказался малоудачным. Мы однажды на целые две недели потеряли связь с одной важной организацией из-за того, что курьеры никак не могли встретиться. Однако главное затруднение заключалось в том, что курьерам по необходимости приходилось проезжать известное расстояние, иногда до пятидесяти миль, и, так как им постоянно приходилось принимать ряд предосторожностей, невозможно было точно фиксировать время встречи.
Мы только в одном случае пользовались бессловесным «почтовым ящиком», т. е. потайным местом, где донесения [32] оставлялись одним курьером и вынимались другим. Эти курьеры не знали друг друга и направлялись к одному пункту из двух противоположных направлений. Неудобство этого способа заключалось в том, что любой ребенок или прохожий мог случайно найти донесения или заметить, когда их там оставляли. Один из наших агентов завербовал двух курьеров: одного из О., другого из Брюсселя. Каждому из них порознь он показал в стене одного старого полуразрушенного дома кирпич, который легко вынимался, и за которым можно было прятать донесения. Этот тайник использовался нами в течение восемнадцати месяцев, до момента заключения мира. Хотя это было очень удобно, всё же только необходимость заставила нашего агента прибегнуть к этому способу. В течение некоторого времени он сам играл роль «почтового ящика» для этих курьеров, но позже, когда ему по семейным обстоятельствам пришлось перебраться на жительство в Льеж, он был вынужден прибегнуть к тайнику в стене, так как в этой местности не было никого, кому бы он мог передать свои функции.
Я узнал об этом только после заключения мира. Если бы это стало известно мне раньше, то я бы очень волновался, так как к этому агенту стекались донесения из Одэра из этапного района и из зоны отдыха и были очень важны, а прикрытие из одного кирпича было весьма слабой защитой для тайника, устроенного в осыпающейся стене.
Я считаю необходимым упомянуть об одном голландце — Гессельте, владельце типографии в Роттердаме. Он был настолько опытным гравером, что подделка самых сложных немецких личных карточек, паспортов, удостоверений об увольнении с военной службы и любых других документов не представляла для него никаких затруднений. Он мог подделать любую бумагу или печать, а подписи и резиновые печати были его особой специальностью. Подделка бельгийских личных карточек была для него простым делом. Каждая немецкая комендатура (а в Бельгии их было очень много, по одной на каждый большой город и его округ) имела свои особые личные карточки. Форма была установлена для всех их одинаковая, но бумага и печать в каждой комендатуре были различные. Однако Гессельту удавалось точно подделывать качество и цвет картона, употребляемого различными типографиями, хотя в некоторых случаях ему приходилось заказывать материал в Англии. Эти карточки, которые [33] должен был иметь при себе каждый бельгиец, изготовлялись из тонкого коричневого картона, размером пять дюймов на четыре. На одной стороне карточки — описание наружности её владельца, фотография с печатью и подписью начальника полиции, а на другой стороне — дата каждой регистрации в комендатуре.
Вооружённые резиновыми печатями, личными карточками и подписями для каждой комендатуры или округа в Бельгии, мы могли снабжать нужными документами наших агентов, посылаемых на оккупированную территорию. Единственная возможность разоблачить носителя подобных документов заключалась в сличении их с немецкими регистрационными списками, в которых значились даты явки всех граждан. В большинстве округов явки происходили раз в месяц. На обратной стороне регистрационной карточки мы печатали нужную дату явки, но мы, понятно, не могли подделать списки в комендатуре. Бельгийцы должны были иметь личные карточки при себе и предъявлять их по первому требованию. Наши карточки всегда выдерживали подобную случайную проверку.
Наличие фальшивой личной карточки могло или спасти или погубить её предъявителя. Простое предъявление карточки обычно было достаточным, чтобы удовлетворить немцев при периодических обходах железнодорожных станций или других общественных мест. Но карточка становилась самым опасным документом, если владельца доставляли на полицейский пост для проверки, так как первым шагом всегда было сличение регистрационных дат. Если агенту угрожал неизбежный арест, то он первым делом старался избавиться от своей карточки. Если ему это не удавалось, то его единственное спасение заключалось в бегстве до привода на полицейский пост. Один из наших агентов, арестованный за какой-то незначительный поступок, совершил цирковой трюк, выскочив из окна второго этажа. Он скрывался до тех пор, пока мы не смогли послать ему льежскую личную карточку, что дало ему возможность перебраться в этот город. Позднее он был доставлен в Голландию Виллекенсом. Многие скомпрометированные агенты были обязаны жизнью этому смелому человеку.
