— Чай из колодезной воды? — заметила девочка удивленно. — Родниковая лучше. Слаще.

— А откуда взять родниковой? Мы не знаем, где родник, — сказала мама.

— Знаем! — Тинел с ходу остановился, выдернув в руки Миликэ ведро.

— Далековато, — заметил Миликэ.

— Есть другой, поближе, — вмешалась Аникуца. — Могу доказать. Вон там! — и чиркнула пальцем вверх по тропинке, что терялась в гуще леса. И пошла вперед.

Мальчики заспешили за ней.

Аникуца шла быстро и легко, словно ее нес ветер.

«Настоящая коза!» — подумал Миликэ с досадой. Он шел за девочкой, чуть не задыхаясь.

— Что ты так торопишься, Аникуца? — крикнул Тинел, опередил Миликэ и догнал Аникуцу. Ему, тоненькому, было легко поспевать за ней. Черные глаза его озорно блеснули:

— Не так быстро! А то Миликэ похудеет!

Миликэ зыркнул на него сердито, протянул руку, чтобы дать щелчка, забыв, что время щелчков миновало: Тинел вырос и стал быстроногим. Миликэ опустил руку и подумал: «Ладно, все равно я тебя догоню, когда будем возвращаться. Вниз мне будет легче…»

Вскоре перед ними открылась солнечная поляна, ровная, вся поросшая травами и цветами. В центре ее возвышались два дерева. Одно было с круглой, как шар, кроной, другое — высокое, стройное.

— Как оно называется? — показал Тинел на круглое дерево.

— Кизиловое.

— А, вот оно какое, — проговорил мальчик, разглядывая диковину.

— Да, и растут на нем желуди, — пошутила Аникуца.

Тинел предпочел не ответить.

— А то, другое?

— Вяз.

— Вяз, — повторил Тинел. Он не помнил, чтобы видел когда-нибудь вяз.

— А где родник? — спросил Миликэ.

— Вот он! — Аникуца сделала несколько шагов в сторону кизилового дерева и наклонилась над какими-то камнями, поросшими травой и зеленым мхом.

И мальчишки наклонились и увидели перед собой небольшой, не очень глубокий колодец, с такой прозрачной водой, что, казалось, в нем воды и нет вовсе: каждый камушек на дне и все камушки, из которых были выложены стены, ясно виднелись, а у самой неподвижной поверхности воды, среди камней, рос водяной цветок с гладкими, полными сока листьями, на которых просвечивали прожилки.

Колодец дышал покоем и прохладой.

— Это что за цветок? — спросил Тинел шепотом.

— Цветок родника, — ответила Аникуца тоже шепотом. Посмотрела Тинелу в глаза и добавила: — или, может быть, Родниковой Феи.

— У родника есть фея?

— Каждый родник должен иметь фею.

— И она приходит пить родниковую воду?

— Ну да.

— Когда? Ночью, что ли?

— Зачем ночью? Что она — привидение?!

— А когда?

— Утром, до восхода солнца, думаю…

— Мама тебе сказала?

— …Мы разве не по воду пришли? Нас ждет мама! — Рядом с ними появился Миликэ. Он ходил проверить, не созрели ли кизиловые ягоды. Теперь без лишних слов наклонился к колодцу, намереваясь окунуть в воду ведро. Достаточно было наклониться, чтобы зачерпнуть воды.

— Нельзя! — запротестовала Аникуца. — Смотри, здесь есть кружка. Возьми, пожалуйста, кружку.

Миликэ подчинился, взял кружку и принялся лить воду в ведро. Ему, конечно, больше пришлось бы по душе, если бы Тинел наполнял ведро, а он, Миликэ, разговаривал с Аникуцей, послушал, что она еще расскажет. Но вышло как раз наоборот.

«Ладно, завтра заставлю тебя наполнять ведро, не волнуйся!» — подумал Миликэ и немного успокоился.

— А куда течет родниковая вода? — спрашивал между тем Тинел.

— К вашему лагерю. Смотри-ка, проходит вот здесь, в этих кустах, потом течет между деревьями, потом попадает в ложбинку и идет как раз мимо вашего умывальника…

— А я-то думал, откуда такая пропасть воды? — удивился Тинел наивно.

Миликэ наполнил ведро.

— Пошли!

Аникуца направилась в другую сторону поляны: она шла домой.

— Завтра придешь? — крикнул Тинел вслед девочке.

— Конечно! Я же принесу вам молока! — Она быстро оглядела их, словно что-то взвешивая, и добавила: — Надо было вам прийти с двумя бидончиками, а не с ведром, — и скрылась в лесу.

«Много ты знаешь», — подумал Миликэ.

Они взялись за ведро с двух сторон и пошли по узкой тропинке, спотыкаясь о кочки, скрытые густой травой.

«Когда остановимся, чтобы передохнуть, я дам тебе щелчка», — подумал Миликэ, заранее радуясь своей проделке.

Пока шли по ровной поляне, было еще терпимо, когда же начали спускаться по тропинке, поняли, что влипли.

Спуск был крутой, тропинка — извилистая, вода из ведра выплескивалась, и нельзя было остановиться, чтобы перевести дух.

— Иди ты первый, — предложил Миликэ, потому что, только он сделал несколько шагов по тропе, как его сандалии оказались полными воды. Вода к тому же была холодная, как лед.

Тинел подчинился и пошел первым. Но скоро оба убедились, что стало хуже и тяжелее нести. Особенно для Миликэ: вся тяжесть досталась ему. Единственным утешением было то, что и у Тинела сандалии тут же промокли насквозь.

«На таком склоне, наверно, хорошо спускаться на салазках, а не нести полное ведро», — подумал Тинел.

Им казалось, что руки у них отрываются от самых плеч: правда, чем ближе лагерь, тем легче становилось ведро.

Когда они очутились перед мамой мокрые, грязные пуще вчерашнего, воды в ведре оставалось чуть на донышке!

— Молодцы, ничего не скажешь! — сказала мама. — Чай я вскипятила из колодезной воды. Быстро умойтесь и идите к столу.

«Знала Аникуца, что говорит», — подумал Миликэ и сказал маме:

— Завтра принесем воды в бидончиках. Увидишь, как быстро.

Как настоящие землеоткрыватели, Миликэ и Тинел пошли не в ту сторону леса, где побывали вчера, а в противоположную: по тропинке, вьющейся к обрывистому берегу Днестра, между скал, которые возвышались то тут, то там в тени лесных опушек.

Они очень удивились, когда спустя некоторое время набрели на маленькое озерцо, поросшее со всех сторон вербами, камышом и тростником.

Вдруг Миликэ застыл на одной ноге, даже перестал дышать.

Тинел проследил за его взглядом и заметил на камышинке крупную стрекозу с длинными прозрачными крыльями.

Миликэ смотрел на нее завороженно.

Стрекоза, казалось, не видит его и не подозревает, какая опасность ей грозит.

Миликэ тихо-тихо протянул руку, чтобы поймать ее, подался вперед, приготовился… но в последнюю секунду стрекоза взлетела, грациозная и легкая, и застыла на другом стебельке, который тут же закачался над голубой водой.

В зеркале озера появилась еще одна стрекоза.

Тинел сказал:

— Лови ту, из воды.

— Сам лови.

— Тебе же нужно!..

— Мне нужна эта. Молчи и не шелохнись! — цыкнул Миликэ. Он внимательно посмотрел вокруг, заметил другую стрекозу, еще больше и красивее той.

— Или эта…

Миликэ снял с головы бумажный шлем и с ним в руке осторожно, неслышно, как ему казалось, стал приближаться к стрекозе.

Та будто не замечала его. Может, она уснула на солнце?.. Кто знает!

Еще одно движение и… красавица взлетела.

— Вот хитрюга!

— Миликэ — храбрый зверобой, хотя хромой он и слепой! — запел Тинел тут же сочиненную песенку, и даже сделал несколько движений и прыжков какого-то дикарского танца.

Миликэ окончательно рассердился. Он и так был раздражен поведением хитрых стрекоз, а тут еще Тинел…

— Сейчас получишь щелчка! — и ринулся к Тинелу. Но юркий братишка не стоял на месте в ожидании расправы, он побежал, не выбирая тропинки. Миликэ — за ним.

Оба остановились в каком-то овраге, еле переводя дыхание: дальше Тинелу некуда было бежать.

— Смотри, рукавичка! — Тинел застыл, пораженный, и показал пальцем куда-то вверх.

Над их головами, прикрепленная к гибкой веточке, качалась бело-серая рукавичка.

— Кто ее потерял?

— Черномор!

— Нет, без шуток! И почему она зацепилась за ветку? Кто-то подбросил ее?

— Это гнездо! — догадался Миликэ, хорошенько разглядев рукавицу. — Из нее писк слышен. Там птенцы.