— Мистер Джексон, очень любезно с вашей стороны снова навестить меня.

Джексона позабавила любезность Николая Романова, тем более что Романов делал вид, будто Джексону, возможно, предоставляется какой-то выбор.

Их первая встреча состоялась по просьбе Джексона, и Романов явно не счел ее бесполезной тратой времени, потому что Сергей до сих пор был жив и здоров и бегал на двух ногах. Каждая следующая встреча происходила по вызову Романова, чтобы осведомить Джексона о ходе событий.

Царь откинулся в кресле, и Джексон заметил, что на столике рядом с ним стоит, как обычно, стакан с бесцветной жидкостью. Он вспомнил, как отреагировал старик, когда Джексон однажды задал вопрос, и молча ждал продолжения.

— Вы будете рады услышать, мистер Джексон, что, если не считать одной маленькой проблемы, которую еще нужно решить, подготовлено все необходимое, чтобы организовать побег вашего друга. Нам нужно только, чтобы мистер Фицджералд согласился на наши условия. Если он этого не сделает, я не смогу предотвратить его казнь завтра утром. — Романов говорил без всякого выражения. — Позвольте мне сообщить вам, что именно мы пока подготовили на случай, если мы получим его согласие. Я уверен, что как бывший заместитель директора ЦРУ вы сможете сделать полезные замечания.

Старик нажал кнопку на ручке своего кресла, и дверь в конце комнаты сразу же отворилась. В комнату вошел Алексей Романов.

— Вы ведь знакомы с моим сыном, — сказал Царь.

Джексон взглянул на человека, который всегда сопровождал его в поездках в Зимний дворец, но не произносил почти ни слова, и кивнул.

Молодой человек откинул в сторону изящный гобелен четырнадцатого века, изображавший битву во Фландрии. За ним скрывался большой телевизор. Плоский серебристый экран плохо сочетался с изысканной обстановкой этой комнаты — впрочем, подумал Джексон, то же можно было сказать о хозяине дома и его приспешниках.

Прежде всего на экране появилось изображение внешнего вида «Крестов».

Алексей Романов посмотрел на вход в тюрьму и сказал:

— Ожидается, что Жеримский приедет в «Кресты» в семь часов пятьдесят минут. Его кортеж будет состоять из семи машин, сам он едет в третьей. Он войдет в тюрьму через боковой вход, который расположен вот здесь. — Алексей показал пальцем на экран. — Его встретит Владимир Большенков, который проведет президента в главный двор, где должна состояться казнь. В семь часов пятьдесят две минуты…

Алексей Романов продолжал подробно объяснять план побега. Джексон заметил, что он не упомянул о «маленькой проблеме», которую, видимо, его отец должен решить до завтрашнего дня. Кончив объяснять, Алексей выключил телевизор, задернул гобелен и поклонился своему отцу. Затем, не сказав больше ни слова, он вышел.

Когда дверь за ним закрылась, старик спросил:

— У вас есть какие-нибудь замечания?

— Одно или два, — сказал Джексон. — Во-первых, позвольте мне сказать, что на меня ваш план произвел большое впечатление, и я думаю, что у него есть все шансы удачно осуществиться. Вы явно продумали почти все неожиданности, которые могут возникнуть — то есть, если, конечно, Коннор согласится на ваши условия. И я должен повторить, что не имею права говорить от его имени.

Романов кивнул.

— Но у вас есть еще одна проблема.

— И вы знаете, как ее решить?

— Да, — ответил Джексон, — знаю.

Большенков провел почти час, подробно объясняя план Романова, а потом ушел, чтобы дать возможность Коннору обдумать его. Он знал, что время поджимает: Жеримский должен был прибыть в «Кресты» на следующее утро.

Коннор лежал на койке. Условия были более чем ясны. Но даже если он примет их и его побег будет удачным, он не был уверен, что сможет выполнить то, что от него требуют. Если он не сможет этого сделать, они его убьют. Все было проще простого — кроме того, что Большенков обещал: это будет не скорая и легкая смерть через повешение. Большенков также дал ему понять — на случай, если у Коннора возникнут на этот счет какие-нибудь сомнения, — что ответственность за все контракты, заключенные с русской мафией и не выполненные, автоматически возлагается на его ближайших родственников.

Коннор вспоминал циничное выражение на лице начальника милиции, когда тот вынул из внутреннего кармана и передал ему две фотографии.

— Две красивые женщины, — усмехнулся Большенков. — Вы должны ими гордиться. Будет жаль, если их жизнь прервется из-за обстоятельств, о которых они не имеют представления.

Через пятнадцать минут дверь снова отворилась, и Большенков вернулся; во рту у него была незажженная сигарета. На этот раз он не сел. Коннор продолжал глядеть в потолок, как будто Большенкова здесь и не было.

— Я вижу, наше предложение все еще представляет для вас некоторую трудность, — Большенков закурил сигарету. — Даже после нашего недолгого знакомства это меня не удивляет. Но, может быть, вы примете решение, услышав последние новости.

Коннор продолжал глядеть в потолок.

— Ваша бывшая секретарша Джоан Беннет погибла в автомобильной аварии. Она ехала из Лэнгли к вашей жене.

Коннор снял ноги с койки и сел, глядя на Большенкова.

— Если Джоан погибла, откуда вы знаете, куда она ехала?

— Агенты ЦРУ не единственные люди, которые прослушивают телефонные разговоры вашей жены, — ответил начальник милиции. Он в последний раз затянулся сигаретой, уронил ее на пол и затушил ногой.

— Мы подозреваем, что ваша секретарша каким-то образом узнала, кого мы арестовали на Дворцовой площади. И, не вдаваясь в подробности, я могу сказать, что если ваша жена такая гордая и упрямая, какой она выглядит на этом снимке, мы можем предположить, что она вскоре тоже это узнает. В этом случае, боюсь, миссис Фицджералд ждет та же участь, что и вашу секретаршу.

— Если я соглашусь на условия Романова, я хотел бы включить в контракт свое собственное условие.

Большенков выслушал Коннора с большим интересом.

— Мистер Гутенбург?

— Слушаю.

— Это Мэгги Фицджералд. Я жена Коннора Фицджералда, который сейчас по вашему заданию находится за границей.

— Я не припоминаю этого имени, — сказал Гутенбург.

— Всего недели две назад вы гостили у нас на вечеринке по случаю ухода моего мужа с работы.

— Я думаю, вы меня с кем-то спутали, — спокойно ответил Гутенбург.

— Я вас ни с кем не спутала, мистер Гутенбург. Собственно говоря, в восемь часов двадцать семь минут второго ноября вы позвонили из моего дома в свое учреждение.

— Я никому от вас не звонил, и уверяю вас, ваш муж никогда у меня не работал.

— Тогда скажите мне, мистер Гутенбург, работала ли в вашем управлении Джоан Беннет? Или она тоже счастливо исчезла из вашей памяти?

— На что вы намекаете, миссис Фицджералд?

— А, наконец-то вы проявили ко мне внимание! Позвольте мне вылечить вашу временную потерю памяти. Джоан Беннет была секретаршей моего мужа почти двадцать лет, и, я думаю, вы определенно знали, что, когда она погибла, она ехала из Лэнгли ко мне.

— Мне очень жаль, что мисс Беннет трагически погибла, но я не могу понять, какое отношение это имеет ко мне.

— Пресса толком не знает, что вчера ночью произошло на бульваре Джорджа Вашингтона, но, возможно, ситуация прояснится, если станет известно, что Джоан Беннет была секретаршей человека, который исчез без следа, выполняя ваше задание. Я знаю по опыту, что, по мнению журналистов, любая история, связанная с человеком, который получил орден Почета, интересует читателей.

— Миссис Фицджералд, я не могу помнить каждого из семнадцати тысяч человек, которые работают в ЦРУ, и я точно не помню мисс Беннет, не говоря уже о вашем муже.

— Я вижу, что должна еще лучше освежить вашу память, мистер Гутенбург. Так случилось, что вечеринку, на которой вы не присутствовали и с которой вы никуда не звонили, к счастью или к несчастью, моя дочь записала на видеопленку. Она хотела сделать приятный сюрприз своему отцу, подарив ему эту пленку на Рождество. Я только что просмотрела эту запись, мистер Гутенбург, и хотя на ней вы играете весьма второстепенную роль, я могу вас заверить, что на ней хорошо запечатлен ваш приватный разговор с Джоан Беннет. Заодно он и записан, и у меня такое ощущение, что им может заинтересоваться телевидение, которое не откажется показать его в вечерних известиях.