Когда Жеримский вышел на тротуар, его встретила самая большая толпа журналистов, какую он когда-либо видел с тех пор, как началась предвыборная кампания.

— Уверены ли вы в победе, господин Жеримский? — крикнул кто-то, прежде чем он успел поздороваться с журналистами.

— Если победит тот, за кого проголосует большинство избирателей, я буду президентом России.

— Председатель международной комиссии наблюдателей говорит, что это наиболее демократические выборы в истории России. Вы с этим согласны?

— Я соглашусь, если я буду избран, — ответил Жеримский. Журналисты вежливо рассмеялись этой маленькой шутке.

— Если вы будете избраны, как скоро вы нанесете визит к президенту Лоуренсу в Вашингтон?

— Вскоре после того, как он навестит меня в Москве, — последовал немедленный ответ.

— Если вы станете президентом, что ждет человека, который был недавно арестован на Дворцовой площади и обвинен в подготовке покушения на вас?

— Это решит суд. Но можете быть уверены, его будут судить по справедливости.

Неожиданно Жеримскому все это надоело. Без предупреждения он повернулся и пошел обратно в здание, не отвечая на вопросы, которые раздавались ему вслед:

— Вы предложили Бородину пост в своем правительстве?

— Что вы сделаете с Чечней?

— Будет ли борьба с мафией вашей главной задачей?

Поднимаясь вверх по обшарпанным ступенькам на четвертый этаж, он решил: выиграет он или проиграет, он больше никогда не будет разговаривать с журналистами. Он не завидовал Лоуренсу, которому приходилось управлять страной, где журналисты привыкли, что с ними обращаются как с равными. Войдя в своей кабинет, он плюхнулся на диван и крепко заснул — впервые за много дней.

Ключ повернулся в замке, и дверь камеры отворилась. В камеру вошел Большенков с большим брезентовым мешком и потрепанным кожаным портфелем в руках.

— Как видите, я снова здесь, — сказал начальник петербургской милиции, садясь напротив Коннора. — Из чего вы можете заключить, что я хочу снова побеседовать с вами неофициально. Надеюсь, что сегодня наша беседа будет более продуктивной, чем в прошлый раз.

Большенков посмотрел на человека, сидевшего напротив него на койке. За последние пять дней он, судя по его виду, похудел на пару килограммов.

— Я вижу, вы еще не привыкли к нашей кухне, — сказал Большенков, закуривая сигарету. — Я должен признать, что даже нашим беспризорникам обычно нужно некоторое время, чтобы оценить меню «Крестов». — Он глубоко затянулся и выдохнул дым.

— Недавно вы могли прочитать в газетах, что один из наших заключенных съел другого заключенного, — продолжал Большенков. — Но нехватка продуктов питания и проблема перенаселенности тюрем не позволяет нам чрезмерно беспокоиться из-за этого.

Коннор улыбнулся.

— О, я вижу, вы наконец-то ожили, — сказал начальник милиции. — Так вот, я должен вам сказать, что после нашей предыдущей встречи произошло одно или два интересных события, о которых, я думаю, вам будет интересно узнать.

Он положил брезентовый мешок и портфель на пол.

— Портье гостиницы «Националь» доложил, что эти два предмета багажа не были востребованы.

Коннор удивленно поднял брови.

— Я так и думал, — сказал Большенков. — И, честно говоря, когда мы показали ему вашу фотографию, портье подтвердил, что хотя он помнит, как человек, похожий на вас, оставил мешок, он не помнит портфеля. Тем не менее, я думаю, вам не нужно напоминать, что именно в нем находится.

Большенков открыл портфель и показал Коннору винтовку «Ремингтон-700». Коннор смотрел прямо перед собой, делая вид, что ему это безразлично.

— Хотя я уверен, что вы пользовались подобным оружием раньше, я думаю, вы никогда не видели этой конкретной винтовки, несмотря на инициалы «П.Д.В.», так предусмотрительно выгравированные на крышке футляра. Даже самый зеленый новобранец догадался бы, что против вас сфабриковали улику.

— ЦРУ, наверное, думает, что у нас самая глупая полиция в мире, — продолжал Большенков, закуривая новую сигарету. — Неужели они считают, что мы не догадывались, в чем заключается настоящая работа Митчелла? Атташе по вопросам культуры! — презрительно произнес Большенков. — Небось, он думает, что Эрмитаж — это универмаг. Но, прежде чем вы что-нибудь скажете, я должен сообщить вам еще одну новость, которая вас заинтересует. — Он опять глубоко затянулся, чтобы дым проник ему в легкие. — Виктор Жеримский победил на выборах, и в понедельник он официально займет пост президента.

Коннор слабо улыбнулся.

— И поскольку я не думаю, что он предложит вам сидеть в первом ряду на церемонии его инаугурации, — добавил Большенков, — может быть, вам настало время откровенно рассказать свою часть этой истории, мистер Фицджералд.

Жеримский с важным видом вошел в комнату. Его сотрудники немедленно встали со своих мест вокруг продолговатого дубового стола и устроили ему овацию, пока он не сел под большим портретом Сталина, извлеченным из подвалов Пушкинского музея, где этот портрет собирал пыль с 1956 года.

Жеримский был одет в темно-синий костюм, белую рубашку с красным шелковым галстуком. Он очень отличался от других людей, сидевших за столом: те все еще были в плохо скроенных костюмах, поистрепавшихся за время предвыборной кампании. Своим видом он ясно давал им понять, что они должны как можно скорее сшить себе костюмы на заказ.

— Хотя я официально вступаю в должность президента только в следующий понедельник, — начал он, — есть одно или два дела, которые я хотел бы решить сразу же.

Он оглядел своих сподвижников, которые поддерживали его в трудные для него годы и теперь ожидали награды за свою преданность. Многие из них ждали этого момента полжизни.

Он обратился к невысокому коренастому человеку, глядевшему прямо перед собой. Осип Песков раньше был телохранителем, но был повышен до члена Политбюро после того, как он застрелил трех человек, которые пытались убить его босса, когда тот был с визитом в Одессе. У Пескова было одно качество, которого Жеримский собирался потребовать от всех своих министров: как только министр уяснит данное ему приказание, он должен немедленно выполнить его.

— Осип, мой старый друг, — сказал Жеримский. — Ты будешь моим министром внутренних дел.

Несколько человек, сидевших вокруг стола, попытались не выказать своего удивления или недовольства; большинство из них знали, что они гораздо более компетентны для этой работы, чем бывший украинский докер, и некоторые подозревали, что тот даже не знает, что такое «министр внутренних дел». Невысокий, крепко сложенный человек улыбнулся своему лидеру, как ребенок, которому неожиданно подарили забавную игрушку.

— Твоей главной обязанностью, Осип, будет бороться с организованной преступностью. Я думаю, лучший способ начать эту борьбу будет заключаться в том, чтобы арестовать Николая Романова — так называемого Царя. Потому что пока я президент, в России не будет места для царей или императоров.

— В чем мне его обвинить? — простодушно спросил Песков.

— В чем хочешь, от мошенничества до убийства, — сказал Жеримский. — Только позаботься, чтобы для обвинения были достаточные основания.

Песков сразу же почувствовал себя неуютно. Ему было бы легче, если бы босс просто приказал ему убить Романова.

Жеримский снова оглядел стол.

— Лева, — сказал он, поворачиваясь к другому человеку, который был ему слепо предан, — я сделаю тебя ответственным за другую половину моей программы закона и порядка.

Лев Шулов беспокойно взглянул на Жеримского, не будучи уверен, какое поручение будет ему дано.

— Ты будешь моим министром юстиции.

Шулов улыбнулся.

— Сейчас суды завалены делами. Назначь пару сотен новых судей. Но пусть они будут членами партии с большим стажем. Объясни им, что у меня в деле соблюдения законности и порядка две цели: более скорые суды и более долгие сроки заключения. И с первых дней моего президентства я должен дать понять на каком-то конкретном примере, что я не потерплю, чтобы кто-нибудь выступал против меня.