— Сектор сорок семь, сборный пункт пятого ордена, — приказал он водителю-сервитору.

Транспорт мгновенно тронулся и, набирая скорость, покатился к транзитному туннелю.

Захариил рассеянно смотрел на проносившиеся мимо ряды штабных машин, танков и бронетранспортеров и вертел в пальцах цилиндр с магнитным сердечником. Он никак не мог сосредоточиться, и даже медитативные приемы Израфаила не могли прогнать недобрые предчувствия. Как будто где-то глубоко в его коже сидела постоянно напоминавшая о своем присутствии заноза, которую никак не удавалось извлечь.

Он и сам не мог объяснить, почему Лютеру так необходимо было вернуться к Джонсону. Все они стойко переносили эту ссылку, отдавая все свои силы исполнению долга, как и подобает Астартес, и Лютер старался больше остальных. Захариил, безусловно, знал причину его усердия. Заместитель командира Легиона старался искупить свой давний проступок на борту «Непобедимого разума». Лютер обнаружил бомбу, тайно доставленную делегацией сарошанцев на боевую баржу Астартес, и ничего не предпринял. На несколько мгновений он позволил своей ревности к успехам Эль’Джонсона взять верх над добрыми чувствами, но в последний момент одумался и сделал все, чтобы исправить положение. Вместе с Захариилом он едва не погиб, обезвреживая заряд, однако Лев каким-то образом догадался о его промедлении и сослал на Калибан. Теперь Лютер изо всех сил старался загладить свою вину, но его усердие оставалось без внимания.

А что еще он мог поделать? Даже если он и хотел бы пойти против воли Джонсона, что он мог бы предпринять? Требовать справедливого расследования и возвращения на флотилию? Но для этого необходимо было, в нарушение прямого приказа примарха, покинуть Калибан и добраться до Легиона, а это уже могли расценить как открытый мятеж. Лютер никогда бы на такое не решился. Это немыслимо.

Но если Джонсон все оставит как прежде, если позволит верным воинам и дальше сидеть на Калибане, когда Великий Крестовый Поход близится к завершению, их братской дружбе будет нанесена незаживающая рана. Такие раны со временем способны воспаляться и распространяться на все тело. Захариил видел подобные случаи на Калибане.

Машина вышла из туннеля под лучи послеполуденного солнца, и Захариил непроизвольно потер лоб ладонью. Он не мог допустить мысли о расколе в Легионе, но ощущение грозящей беды никак не проходило.

Библиарий крепко сжал в ладони трубку с посланием. Если ему грозит гнев примарха, так тому и быть. Но прошение важнее.

Дорога тренировочного комплекса в сорок седьмом секторе заняла почти целый час. Чтобы добраться до широкого плаца, с трех сторон окруженного казармами, стрельбищами и тренажерными площадками, им пришлось проехать через несколько рубежей обороны и контрольно-пропускных пунктов.

Но наконец машина остановилась, и Захариил, изумленно нахмурившись, приподнялся на скамье.

Площадь была пуста.

Он снова сверился с хронометром. Согласно расписанию, тысяча Астартес в полном боевом снаряжении должна была ожидать здесь посадки на транспортный корабль, чтобы подняться на высокую орбиту.

— Жди здесь, — приказал он сервитору, перескочил через борт машины и быстро зашагал к помещению, занимаемому магистром ордена.

Захариил распахнул дверь и устремился в комнату дежурных офицеров, где обнаружил магистра ордена, проводившего неформальный инструктаж для командиров подразделений. Молодые Астартес, не скрывая изумления, обернулись в его сторону.

— Магистр ордена Астелян, что это означает? — спокойно, но строго спросил Захариил. — Твои Астартес в эту минуту должны были собраться для отправки на орбиту, но площадь пуста.

Астелян слегка прищурился, глядя на подошедшего библиария. Это был один из немногих терранцев, служивших в Легионе и отосланных в Альдурук лет через пятнадцать после ссылки Лютера и его тренировочного отряда. Этот ветеран довольно быстро поднялся до командира ордена сразу после того, как Джонсон был признан примархом, и его перевод был для Захариила такой же загадкой, как его собственное назначение на Калибан. Он подозревал, что Лютеру были известны некоторые подробности, но, если Астелян чем-то заслужил эту ссылку, правитель Калибана не торопился обнародовать обстоятельства его перевода. Вместо этого он сразу же назначил Астеляна командовать одним из вновь образованных орденов и относился к нему с таким же уважением и сердечностью, как и к остальным боевым братьям. Обаяние личности Лютера и его стиль руководства быстро возымели свое действие, и теперь Захариил затруднился бы назвать более преданного Лютеру воина, чем Астелян.

— Сбор был отменен два часа назад, — ответил низким голосом Астелян.

Глубоко посаженные глаза на его грубоватом лице прятались в тени нависающих бровей. Поперек правой брови до самой линии волос тянулся тонкий белый шрам. В первые дни после приезда на Калибан он носил туго заплетенные косички, но потом обрил голову наголо и больше не отращивал волосы.

— По чьему приказу? — спросил Захариил.

— По приказу Лютера, конечно, — ответил Астелян. — Кого же еще?

Библиарий нахмурился:

— Не понимаю. Твои воины были признаны годными для отправки на фронт. Я сам видел рапорт.

Астелян скрестил руки на груди:

— Дело не в моих воинах, брат. Лютер отменил все передислокации.

Внезапно Захариил вспомнил о послании, которое держал в руках.

— Этого не может быть, — пробормотал он. — Это невозможно.

Пересеченная шрамом бровь Астеляна слегка приподнялась.

— Похоже, Лютер придерживается другого мнения, — сказал он. Один из командиров отделения засмеялся, но взгляд магистра ордена мгновенно заставил его замолчать. — Разве не он здесь командует?

Захариил проигнорировал вызывающий тон Астеляна.

— Почему же он отменил отправку? Флотилия нуждается в свежих силах.

Магистр ордена пожал плечами:

— Тебе придется спросить об этом у него самого, брат.

Захариил проглотил готовый сорваться резкий ответ и стремительно развернулся.

— Я спрошу, Астелян, — сказал он, направляясь к двери. — Можешь быть уверен.

Лютера он нашел за работой в самой высокой башне, где располагались покои гроссмейстера. В давние времена они делили огромный кабинет с Джонсоном и вместе определяли будущее Ордена, а потом и Легиона. В прилегающих комнатах, как обычно, сновали многочисленные помощники и переписчики, исполнявшие бесконечные поручения имперской администрации.

Стол Лютера из полированного дуба Северной Чащи возвышался массивным бастионом и был настолько тяжелым, что даже до установки гололитического проектора и когитаторов мог защитить от болтерного снаряда. Лютер частенько шутил, что этот стол помогает ему удерживать чиновников на расстоянии вытянутой руки.

В стене за столом была прорублена узкая дверь, ведущая на небольшой открытый балкон. Там и стоял Лютер, задумчиво глядя в безоблачное небо.

Захариил нерешительно обогнул стол и остановился на пороге балкона:

— Могу я с тобой поговорить, брат?

Лютер оглянулся через плечо и махнул рукой, приглашая библиария подойти ближе.

— Как я понимаю, ты узнал об отмене отправки воинов, — произнес Лютер.

— Что происходит? — спросил Захариил. — Поступило какое-то распоряжение от примарха?

— Нет, — ответил Лютер. — К моему огромному сожалению, здесь, на Калибане… произошли некоторые события.

Захариил нахмурился:

— События? Что это значит?

Лютер ответил не сразу. Он перегнулся через перила балкона и окинул взглядом производственные корпуса, стоявшие тысячью футов ниже. Захариил видел, что его что-то сильно тревожит.

— Поступили донесения о волнениях в Штормхолде и Виндмире, — сообщил Лютер. — Забастовки рабочих. Протесты. Даже несколько случаев диверсий на оружейном производстве.

— Диверсий?! — воскликнул Захариил, не в силах скрыть изумление. — И как долго это продолжается?

— Несколько месяцев, — мрачно ответил Лютер. — Возможно, уже целый год. Все началось с отдельных несчастных случаев, но проблема, словно ядовитая лоза, расползалась по всем территориям, цепляясь за любые выступы и трещины. Теперь она жалит нас со всех сторон. Остановки в работе сократили производство боеприпасов на пятнадцать процентов.