Локен вытащил электронный блокнот и положил его на стол. Для этого пришлось сбросить на пол пару немытых чашек. Киилер долгое время созерцала аппарат, потом залпом осушила стакан и снова наполнила.

— Представьте себе, — заговорила она, ставя фляжку внезапно задрожавшей рукой. — Я ощутила ужас даже сейчас, когда пикты снова оказались в комнате.

— Мне кажется, вы не настолько оправились, как вам кажется, — заметил Локен.

— Вот как? — фыркнула она и запустила пальцы в нечесаные светлые волосы. — Ну и ладно, раз вы здесь. Пропади оно все пропадом!

Она подошла к столику и схватила блокнот.

— Дикий зверь, да? Дикий зверь?

— Одна из форм опасного хищника, обитающего только в этом горном районе…

— Простите, но с меня достаточно этого дерьма! — воскликнула Киилер.

Резким движением она вставила блокнот в разъем компактного электронного редактора, стоявшего в углу комнаты. На скамье рядом с устройством валялись несколько ее пиктов и запасные линзы для объектива. Редактор, включившись в работу, негромко загудел, и вскоре ожил холодный белый экран.

— А как вы объясните некоторые несовпадения?

— Несовпадения? — переспросил Локен.

— Да.

Киилер привычно ввела команды на панели устройства и выбрала файл. Прикосновением указательного пальца вывела на экран первый пикт, и он появился на экране.

— Терра, я не могу на них смотреть! — воскликнула она и отвернулась.

— Выключите их, Киилер.

— Нет, смотреть будете вы. Посмотрите на визуальные искажения. Уверена, вы их уже заметили. Такое впечатление, что он здесь присутствует и в то же время не совсем. Словно на какие-то мгновения выпадает из реальности.

— Ошибка сигнала. Слабое освещение и климатические условия нарушили настройки пиктера и…

— Капитан, я знаю, как пользоваться пиктером, и знаю, что такое слабая выдержка, блики линз и цифровое искажение. Это все не то. Смотрите.

Она вызвала на экран второй кадр и вполглаза посмотрела на него.

— Обратите внимание на задний план. И на капли крови на переднем плане. Великолепная четкость. Кроме самого существа. Я не могу сказать, что могло вызвать эффект излишнего увеличения. Этот «дикий зверь» выпал из пространства синхронизации, в то время как все остальные предметы получились превосходно. Именно так я его и видела, капитан. Вы ведь внимательно изучали пикты?

— Нет, — признался Локен.

Киилер сменила снимок на экране. Теперь она смогла довольно долго смотреть на изображение, но потом все же отвернулась.

— А здесь, видите? Остаточное изображение? Это явление прослеживается на всех снимках, но здесь особенно ярко.

— Я не…

— Я сейчас увеличу контрастность и немного уберу размытость движения. — Киилер ввела в устройство новую серию команд. — Ну, теперь видите?

Локен остолбенел. То, что раньше виделось размытым и нечетким ореолом, окружавшим существо из ночного кошмара, теперь благодаря манипуляциям Киилер исчезло. На фоне отвратительного чудовища появился почти человеческий силуэт, повторяющий позу и движение зверя. Хоть изображение и не было особенно четким, не оставалось сомнений, что это искаженное гримасой лицо и израненное тело Ксавье Джубала.

— Он вам знаком? — спросила Киилер. — Я его не знаю, но, когда увидела, смогла распознать физиогномику и строение тела, характерные для Астартес. И как мог мой пиктер такое запечатлеть…

Локен ничего не ответил.

Киилер отключила аппарат редактора, вытащила блокнот и бросила его Локену. Он машинально подхватил вещицу. Киилер вернулась к кушетке и плюхнулась на сиденье.

— Вот я и хотела, чтобы вы мне это объяснили, — сказала она. — Вот почему послала вам пикты. Когда я была в самой глубокой и мрачной бездне отчаяния, я надеялась, что вы придете и все мне объясните. Но не беспокойтесь. Я уже прошла через это. Все в порядке. Дикий зверь, вот и все. Дикий зверь.

Локен посмотрел на электронный блокнот в своей руке. Вряд ли он может представить, через что пришлось пройти Киилер. Потрясение было достаточно тяжелым даже для него, но ему самому, Неро и Зиндерманну помогло испытанное средство: они знали правду. А Киилер ее не знала. Она обладала достаточной проницательностью и умом, чтобы видеть прорехи в сочиненной легенде, заметить несообразности в словах Первого капитана и понять, что в основе этой истории лежит нечто ужасное. И с этим знанием она в одиночку смогла справиться со своими эмоциями.

— Как вы думаете, что это было? — спросил он.

— Что-то ужасное, о чем нам лучше никогда не знать, — ответила она. — Бросьте, Локен. И пожалуйста, не надо сейчас меня жалеть. И не вздумайте рассказывать правду.

— Не буду, — ответил он. — Не могу. Это был дикий зверь, Эуфратия. Но как вы смогли с этим справиться?

— Что вы имеете в виду?

— Вы сказали, что чувствуете себя хорошо. Насколько хорошо?

— Мои друзья помогли мне справиться с потрясением. Я вам уже говорила.

Локен поднялся со стула, взял фляжку и подошел к кушетке. Он присел на краешек постели и наполнил протянутый стакан.

— Спасибо, — кивнула Киилер. — Я нашла в себе силы. Я обрела…

На мгновение Локену показалось, что она скажет «религию».

— Обрели — что?

— Веру. Веру в Империум. В Императора. В вас.

— В меня?

— Не в вас лично. В Астартес, в Имперскую армию, в любую военную силу человечества, которая призвана защищать нас, простых смертных. — Она сделала глоток и усмехнулась. — Понимаете, Император нас защищает.

— Конечно, он защищает, — согласился Локен.

— Нет, вы не понимаете, — сказала Киилер, обхватывая руками закрытые простыней колени. — Он в самом деле защищает. Он оберегает человечество при помощи Легионов, вооруженных отрядов, при помощи военных машин механикумов. Он сознает опасность. Видит противоречия. И использует все орудия, вроде вас, чтобы уберечь нас от зла. Защитить наши физические тела от повреждений и гибели, а наш разум — от безумия, чтобы спасти наши души. Вот что я смогла понять. Вот чему научило меня перенесенное потрясение, и я благодарна за это. В космосе существуют невообразимые опасности, живет зло, которое человечество не в силах даже осознать, не то, что с ним бороться. А Император нас защищает. Есть ужасные истины, способные свести нас с ума при первой же встрече с ними. И Император уберегает нас от них. Вот для этого он вас и создал.

— Это великолепная концепция, — признал Локен.

— Тогда, в Шепчущих Вершинах… вы спасли меня, не так ли? Вы поразили это чудовище. А теперь вы снова спасаете меня, уберегая от правды. Она причиняет вам боль?

— Что «причиняет боль»?

— Правда, которой вы не можете поделиться?

— Иногда, — ответил Локен.

— Не забывайте, Гарвель, Император — наша надежда и наш свет. Если мы верим в него, он защитит нас.

— Откуда у вас такие мысли? — поинтересовался Локен.

— От друзей, Гарвель. Меня беспокоит только один вопрос. Постоянная тревога, не дающая успокоиться моим мыслям. Вы, Астартес, преданны до мозга костей. Вы верны друг другу и никогда не сомневаетесь.

— И что?

— Сегодня я почти поверила, что вы что-то мне расскажете, но из верности долгу вы остались верны своим братьям. Я восхищена вашей твердостью, но ответьте на один вопрос: как далеко распространяется ваша преданность? Что бы ни произошло там, в Шепчущих Вершинах, я уверена, что один из братьев Астартес был частью этого происшествия. Но вы сомкнули ряды. Что должно произойти, чтобы вы пожертвовали вашей верностью Легиону ради верности нам, простым смертным?

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Вы понимаете. Если один из братьев снова нападет на своих, вы тоже это скроете? Сколько должно произойти таких случаев, прежде чем вы начнете действовать? Один? Сто? Тысяча? Как долго вы намерены хранить свои секреты? Что должно произойти, чтобы вы сбросили братские узы верности Легиону и закричали: «Остановитесь! Это неправильно!»?

— Ваши предположения нереальны…