Но и сам советник был достойным сыном Медузы, и сильно походил на свою «мать» — его грубые прямые черты напоминали скалистые утесы на склонах гор, серые глаза словно отражали изорванное великими бурями небо родного мира.

Много десятилетий назад, при попадании в Легион, левую руку Сантара заместили бионическим имплантатом. Спустя годы, обе ноги Первого Капитана постигла та же участь.

— Ты для меня больше, чем советник, Сантар — промолвил Манус, кладя руки на НАПЛЕЧНИКИ оруженосца. — Ты — лёд, охлаждающий мой огонь, когда тот угрожает подпалить здравый смысл, данный мне Императором. Хорошо, если ты не разрешаешь мне казнить Бальхаана, то, какое наказание предложишь?

Сантар набрал воздуху в грудь — невероятное уважение, проявленное Примархом, обездвижило его язык и высушило губы. Сам Примарх тем временем вернулся к оружейникам.

Наконец, разозлившись на себя за минутную слабость, советник начал:

— Капитан Бальхаан извлек жестокий урок из этого разгрома, но его слабость подлежит несомненному наказанию. С другой стороны, если снять его с командования, то экипаж «Феррума» будет окончательно деморализован. Я уверен, что они смогут восстановить свою воинскую честь лишь под руководством Бальхаана.

— Ну, так что же ты предлагаешь? — спросил Феррус.

— Вы должны показать ему, что он навлек на себя ваш гнев, но вместе с тем — что вы милосердны и позволите ему и команде корабля вернуть ваше доверие.

Манус кивнул. Оружейники, наконец, закончили свою работу, соединив нагрудник с пластинами, защищающими спину, и Примарх развел в стороны серебряные руки, а слуги опустили длинные полосы ткани в железные шары с душистыми маслами и тут же обмотали ими их живой металл.

— Тогда я прикажу одному из Железных Отцов присоединиться к команде «Феррума».

— Это вряд ли понравится Бальхаану, — заметил Сантар.

— У него не будет выбора!

Анвилариум «Железного Кулака» напоминал гигантскую кузницу: огромные шипящие поршни опускались и вздымались у стен залы, а отдаленный грохот молотов отзывался эхом по полу из листового металла. Это место, пожалуй, чем-то похожее на пещеру, источало острые ароматы нефтяных масел, в воздухе разило раскаленным металлом — иными словами, здесь царил запах машин и заводов.

Сантар каждый раз наслаждался пребыванием в Анвилариуме — здесь замышлялись великие дела и ковались небьющиеся узы братства. Быть частью его — великая честь, о которой немногие мечтают и почти никто не достигает.

Прошло два месяца со дня трагического столкновения «Феррума» с кораблями Диаспорекса, и 52-я Экспедиция ни на шаг не приблизилась к своей цели — уничтожению флота предателей. Выводы, сделанные из истории с Бальхааном, позволили избежать бОльших потерь, но шансов вовлечь врага в открытое сражение не прибавили.

Сантар и прочие воины из Клана Аверний возвышались по стойке «вольно» у огромных ворот, ведущих в Железную Кузню, наисекретнейший реклюзиум Примарха. В дальнем конце Анвилариума возвышались Морлоки Легиона, их Терминаторская броня блистала в алом огне факелов, укрепленных в железных держателях. Солдаты и старшие офицеры Имперской Армии стояли рядом с облаченными в робы адептами-механикумами. Сантар поймал на себе взгляд блестящих аугметических глаз их старшины, адепта Ксантуса, и уважительно кивнул ему.

Ему, как Капитану Первой Роты, принадлежало право объявить приход Примарха, и Сантар вышел в центр Анвилариум, и к нему промаршировали знаменосцы Легиона, остановившись чуть позади. Один из них держал личное Знамя Примарха, на котором изображалась победа Мануса над Великим Червем Азирнотом, другой же нёс стяг с вышитой Железной Рукавицей Легиона. Девизы на знаменах были выполнены серебром по черному бархату, а края полотнищ не раз пробивали вражеские пули и клинки. Хотя оба флага не раз бывали в самом пекле сражений, ни одно из них ни разу не пало наземь, и не было выпущено из рук. Тысячи побед одержал Легион под их сенью.

Ворота открылись настежь, и, в шипении пара и жаре плавильных печей, Примарх вошел в Анвилариум, его броня блестела от нефтяных масел, а бледная кожа раскраснелась от пылающего огня. Все, кроме Терминаторов, опустились на колени в знаке почтения к величию Мануса. Он тяжело шагал вперед, держа свой могучий молот, Крушитель Крепостей, просто закинув его на огромный зазубренный наплечник.

Каждая пластина черной брони Примарха ковалась вручную, и все её углы и изгибы казались воистину совершенными. Её великолепие могло сравниться лишь с могуществом того, кто носил доспех. Высокое ожерелье темного железа высилось на задней части ворота брони, и точеные заклепки гордо сияли на серебристых краях каждой пластины.

На каменном лице Примарха застыло грозное выражение, а низкие, тяжелые брови сдвинулись в скрытой ярости. Он шагал мимо своих воинов, притягивая взгляды к своей мощной фигуре — истинный полководец без страха и упрека, безжалостный к любым проявлениям слабости.

За Феррусом Манусом в воротах возникла статная фигура Кистора, Мастера астропатов Флота, облаченная в черно-белую мантию с пущенным по краям золотым орнаментом. Голова астропата была начисто выбрита, и все хорошо видели ребристые кабели, змеившиеся с боков и затылка гладкого черепа. Исчезали они в темноте под металлическим капюшоном, возвышавшимся над плечами Кистора. Глаза Мастера источали слабое розоватое свечение, а его правая рука, в знак чести, оказываемой ему правом служить Легиону, была заменена механическим имплантатом. В левой, «живой» руке, он сжимал посох, увенчанный распахнутым глазом, а на поясе астропата висел золотой пистолет — дар Примарха.

Сантар встал на пути Мануса и протянул руки, готовый принять в них «Крушителя Стен». Примарх слегка кивнул и вложил в них ужасающее оружие, неподъемный вес которого швырнул бы на пол любого, не бывшего одним из Астартес. Рукоять молота, цвета эбенового дерева, но куда более прочную, увивали чудные золотые и серебряные включения, напоминающие ветвистый разряд молнии. На теле молота был искусно вырезан могучий орёл с острым клювом, делавшим его облик похожим на странное человеческое лицо, и клиновидными крыльями, распростертыми над сильными когтями. Честь держать в руках оружие, сработанное на Терре руками Примарха, была просто невероятна.

Первый Капитан повернулся, освобождая путь Манусу, и поставил молот рукоятью вверх у своих ног, а знаменосцы последовали за Примархом, начавшим обходить залу по кругу, приветствуя собравшихся. Феррус никогда не любил церемонные встречи или протокольные беседы, поэтому его военные советы всегда проходили в подобных покоях, где зачастую и стульев-то не было. Зато любой мог высказать свое мнение, невзирая на лица, чины и звания.

— Друзья мои, — начал Манус. — Я получил вести от братьев-примархов.

Железные Руки с радостью встретили его слова, они всегда с нетерпением ждали новостей о разбросанных по Галактике Астартес. Конечно, воины Десятого Легиона считали необходимым и правильным отмечать победы других Экспедиций, но при том не забывали сравнивать чужие достижения со своими и стараться изо всех сил, чтобы не оказаться в хвосте. Железные Руки считали себя лучшими среди всех Легионов (ну, может, если не считать Лунных Волков Воителя).

— Прежде всего, Имперские Кулаки Рогала Дорна отозваны на Терру, где его воины займутся укреплением врат и стен Императорского Дворца.

Сантар пробежал взглядом по лицам собравшихся и увидел на них беспокойство и недоумение. Он и сам немало удивился тому, что Седьмой Легион прерывает Великий Поход и возвращается на родину человечества. Ведь это тысячи славных воинов, не уступающих Железным Рукам в силе и храбрости. В чем же смысл такого приказа?

Феррус Манус не мог не увидеть смущения на лицах бойцов и продолжил:

— Я не знаю причин, побудивших Императора поступить так. Имперские Кулаки ничем не запятнали себя, так что это не наказание. Видимо, они станут преторианцами Императора, и, хотя это воистину великая честь, но она не для нас — ведь ещё не все войны выиграны и не все враги сокрушены!