Каждая минута молчания давала Гарро дополнительный шанс уйти от преследования и донести предупреждение на Терру. Локену и остальным его единомышленникам придется самим выбираться из этого кошмара. Предупреждение Терры было важнее жизней горстки космодесантников. Гарро оставалось лишь надеяться, что придет время, когда он снова увидится со своими друзьями — или на Терре, когда все закончится, или же здесь, когда он вернется в составе флотилии возмездия. А сейчас эти люди могли рассчитывать только на самих себя, как, впрочем, и Гарро со своими воинами.

Боевой капитан зашел в подготовленную для него Калебом оружейную нишу и посмотрел на украшенные орлом доспехи, висевшие на стойке. На панцире не было ни единого пятнышка, и поверхность блестела свежей полировкой, словно комплект только что был вынесен из музея, а не защищал его в битве всего неделю назад. Он приложил ладонь к прохладному керамиту и позволил себе погрузиться в печальные воспоминания о погибшем денщике.

— Твоя смерть была не напрасной, Калеб Арин, — произнес вслух Гарро. — Ты оказал неоценимую услугу Гвардии Смерти и Седьмой роте.

Капитану хотелось пообещать слуге, что его имя не останется в безвестности. Он с радостью бы высек его на Стене Памяти на Барбарусе, как если бы денщик был полноправным боевым братом, но Натаниэль понимал, что этому не суждено сбыться. Гарро вообще сомневался, что когда-нибудь еще увидит промозглые небеса родного мира Гвардии Смерти. После событий на Истваане путь туда ему заказан. Душе Калеба придется удовольствоваться почетным местом в воспоминаниях его господина.

Гарро недовольно поморщился:

— Что я делаю? Думаю о душе и разговариваю сам с собой в пустой комнате? — Он покачал головой. — Что со мной происходит?

Рядом с доспехами на темно-зеленой ткани лежал болтер и, как и доспехи, сиял незапятнанной чистотой, словно только что вышел из рук оружейников Легиона. Гарро, сняв перчатку, провел пальцами по прямоугольному прикладу. На поверхности имелось множество гравировок на высоком готике, повествующих о подвигах и сражениях. Было здесь и тисненное зеленой краской имя боевого брата, прошедшего войну с этим болтером и погибшего с оружием в руках. Личный болтер Гарро был разбит во время схватки на Истваан Экстремисе. После жестокой звуковой атаки Девы Битвы от него остался только бесполезный кусок искореженного металла. Теперь этому оружию предстояло занять место в его кобуре, и Натаниэль с горькой радостью взял болтер на изготовку. Недавно сделанная надпись на нем гласила: Пир Раль.

— Спасибо, брат, — прошептал Гарро. — Я уничтожу с десяток врагов от твоего имени.

По обычаям космодесантников вещи Раля были собраны, и то, что еще могло служить, осталось в XIV Легионе. Так воины чтили память своих погибших собратьев. Наконец взгляд Гарро остановился на заплечном мешке из груботканой материи, забытом в самом углу ниши. Он опустился на корточки и взял его в руки.

Вещи Калеба. Гарро вздохнул. Когда погибал космодесантник, всегда находился боевой брат, готовый позаботиться о тех немногих вещах, что оставались после смерти, но у простого денщика не было близких друзей. Гарро охватило незнакомое чувство грусти по ушедшему слуге. Оно не имело ничего общего с той жестокой яростью, которая охватывала его после смерти Раля или сотен других воинов, убитых в его присутствии. Только теперь, когда Калеба не стало, Гарро понял, как высоко ценил в маленьком человечке собеседника, слугу и товарища. В первое мгновение капитан решил бросить мешок в ближайший утилизатор и покончить с этим, но посчитал, что это было бы бесчестно по отношению к Калебу. Тогда с неожиданной для его массивных и огрубевших пальцев осторожностью он вытащил скудные пожитки бывшего денщика: запасные лезвия, инструменты для ухода за оружием, смену одежды и пластинку, сделанную из болтерной гильзы.

Он повернул пластинку в пальцах и поднес к свету. На Гарро взглянул выгравированный образ Императора, величественного и всевидящего. Гарро спрятал икону в поясную сумку. Рядом с ней лежали свернутые в трубку довольно помятые листки, перевязанные потрепанной веревкой. Их уголки заметно обветшали от многократного перелистывания. Текст был отпечатан на примитивном ротаторе, с пропусками и смазанными строчками, на разношерстной бумаге, местами встречались даже рукописные вставки. Гарро отыскал несколько небрежных иллюстраций, ничего не говоривших ему о содержании, хотя часто встречались лики Императора и контуры Терры.

— «Божественное Откровение», — прочел он вслух. — Так вот какой секрет ты хранил от меня, Калеб.

Гарро знал об этой секте. В нее входили обычные люди, несмотря на мирской свет Имперских Истин, верившие в божественность Императора Человечества. Кто еще, утверждали они, смог бы сокрушить все другие религии и чуждых богов, как не истинное божество? Разве Император не единственное в своем роде богоподобное существо?

Император, несмотря на открытое неприятие религии, не пресекал их восхвалений и преклонения. Бессмертный и всевидящий, обладающий непревзойденным разумом и психологическим потенциалом, в глазах «Божественного откровения» он был настоящим богом.

И теперь Гарро многое стало понятно. Связь Калеба с культом Бога-Императора всегда была у него перед глазами, хоть и скрыта внешним почтением и сдержанностью слуги. Сотни случайных на первый взгляд слов и поступков внезапно обрели особый смысл и засияли откровением. Калеб на орудийной палубе осудил Грульгора за непочтительные слова в адрес Императора. И еще раньше, сквозь пелену исцеляющего забытья, Гарро слышал молитвы из уст Калеба, обращенные к Императору просьбы о защите.

— Перед вами великая цель, — монотонно повторил он предсмертные слова своего денщика. — Такова воля Бога-Императора… Его рука коснулась вас. Император… Император защитит.

Он знал, что не стоит продолжать, что идет против буквы Имперских Истин, которым посвятил всю свою жизнь, но все же Натаниэль Гарро продолжал читать и впитывать слова с потрепанных страниц трактата.

Хоть боевой капитан никогда и не признавал этого открыто, несколько часов за чтением потрясли его до самой глубины души. Он всегда считал себя клинком в руке Императора или стрелой в колчане человечества, оружием, которое должно быть направлено на поражение врагов людского рода. Но кем он стал сейчас? Клинки затупились и обратились друг на друга, а древки стрел оказались переломанными.

Твердая основа верований Гарро превращалась в зыбучие пески под его ногами. Разум отказывался принимать произошедшие события! Против него обратились его боевые братья, его господин — и даже сам Воитель! На его мече кровь Гвардейцев Смерти, и предстоит проливать ее вновь и вновь. А еще гнет тяжелых предчувствий, загадочное пророчество мертвого младенца ксеносов, предсмертная мольба Калеба…

— Это слишком! — вскричал Гарро и упал на колени, крепко сжимая в руке листки бумаги.

Ужасное бремя знаний отравляло его мозг и грозило иссушить душу. Никогда еще за столетия службы космодесантник не чувствовал себя таким абсолютно беззащитным, и в этот момент он понял, что может воззвать о помощи только к одному человеку.

— Помоги мне, — крикнул он, обращаясь к бескрайней тьме космоса. — Я растерян. — Руки Гарро сами собой сложились на груди в знамение аквилы. — Император, — взмолился он, — дай мне веру.

Глубоко внутри своего существа капитан вдруг почувствовал, как что-то освободилось и распрямилось, вливая в его кровь поток новой энергии. Он не мог найти явлению никакого объяснения, но в глубине полутемной оружейной ниши его разума коснулось слабое эхо какого-то голоса. Голосом из сна его звала и плакала бледная, миниатюрная, хрупкая и в то же время сильная женщина.

Спаси нас, Натаниэль.

Гарро вскрикнул и отпрянул, едва не потеряв равновесие. Слова прозвучали совершенно отчетливо и близко, будто бы женщина стояла рядом с ним, в этой же комнате, и говорила ему прямо в ухо. Гвардеец Смерти, тяжело дыша, медленно выпрямился и поднялся на ноги. В воздухе пронесся тонкий, протяжный звон, исчезнувший, едва Гарро успел его заметить. И голос, и звон коснулись непосредственно его разума, как и пророчество йоргалльского мутанта, и в то же время — совершенно иначе. Гарро поразился столь прямому воздействию, но он не ощутил враждебности, как при телепатической связи с чужаком. Капитан с трудом перевел дух. Все произошло неимоверно быстро.