— И этого никогда не происходит, — добавил Кай.

— Не происходит, — согласился Григора. — А если вы прекращаете попытки…

— Мы получаем расстройство психики, — продолжила Афина. — Разум испытывает мучительную жажду. Я прошла через это, когда меня переправляли сюда с флотилии Фениксийца и я несколько недель не могла воспользоваться своими силами. Я бы не хотела повторения того опыта.

— Когносцинтам удается поддерживать именно то, первое ощущение, — сказал Григора. — Каждый раз, когда они прикасаются к варпу, все происходит как в первый раз. Они пьянеют от своего могущества, кроме того, говорят, что в варпе они практически неуязвимы. Ни одна сущность из имматериума не может их тронуть. Таким образом, они получали неограниченную силу, и вместе с силой росли их амбиции. Когносцинты уверовали в свое превосходство над остальными людьми и решили, что только они вправе решать судьбы народов. И для этого они обладали достаточным могуществом.

— До меня доходили слухи о том, на что они способны, но эти сведения кажутся мне преувеличенными, как слухи о наших способностях, распространяющиеся среди обычных людей.

— То, что ты слышал, скорее всего, соответствует действительности, — сказал Григора. — Для когносцинтов не было почти ничего невозможного. В конце концов, если ты можешь контролировать мысли людей, ты сможешь сделать все, что угодно.

— Они могли проникнуть в сознание… и изменить его? — спросил Кай.

— Они могли проникнуть в сознание и сделать все, что им угодно, — повторил Григора. — К примеру, я не в состоянии заставить тебя задушить госпожу Дийос или совершить самоубийство. И я подозреваю, что, как бы я ни старался, мне не удалось бы убедить тебя в противоречивом великолепии «Аптисимфонии» Дада. Внутренние понятия большинства людей о самосохранении и справедливости слишком сильны, чтобы с ними совладать, но когносцинт с легкостью мог превратить в послушную марионетку любую личность. Он мог бы заставить тебя совершать ужасные вещи и смеяться при этом. Он мог стереть воспоминания и заменить их другими, он мог бы заставить тебя видеть то, что ему хочется, и чувствовать то, что ему хочется. Для него были доступны любые уголки сознания, определяющие тебя как личность.

При мысли о таком агрессивном псайкерстве у Кая мурашки побежали по коже.

— Неудивительно, что и мы внушаем страх людям.

— Нас боялись всегда, еще до начала пси-войн, — сказал Григора. — Люди так устроены, что испытывают страх перед всем, чего не понимают, и они стремятся устранить все непонятное. И последствия пси-войн были тому прекрасным оправданием. В результате мы и оказались заперты в унылом железном городе посреди величайшей в этом мире крепости.

— А как закончились пси-войны? — спросила Афина.

— Легенда гласит, что восстал великий воин с золотыми глазами, единственный из людей, кто мог противостоять могуществу когносцинтов. Он собрал немногие оставшиеся армии и научил солдат быть быстрее, сильнее и крепче, чем все воины прошлого. Они штурмовали одну за другой крепости когносцинтов, передвигаясь на огромных серебристых летающих машинах. Против воина с золотыми глазами были бессильны даже сильнейшие из когносцинтов, и каждый раз, когда он убивал очередного пси-дьявола, порабощенные армии освобождались от своих оков и добровольно вступали в войско великого героя. Борьба длилась больше тридцати лет, но в конце концов его армия свергла последнего когносцинта, и люди обрели свободу.

— А что стало с великим воином? — спросил Кай.

— Никто точно не знает. В каких-то легендах говорилось, что он погиб в сражении против последнего когносцинта, в других — что он сам попытался овладеть их могуществом и был убит своими же людьми.

Григора замолчал, а по морщинке у его губ Кай догадался, что он улыбается. Гримаса получилась пугающей, словно посмертная ухмылка трупа.

— Кое-кто даже утверждал, что воин и сейчас живет среди нас в ожидании того дня, когда власть когносцинтов вернется.

— Но ты не веришь в это? — спросила Афина.

— Нет, конечно, не верю. Существование подобного существа можно допустить только в детских сказках да в сагах плохих поэтов. Нет, этот воин, если только он в самом деле жил на этом свете, давно обратился в прах.

— Жаль, — вздохнул Кай. — Империуму сейчас не помешал бы кто-то вроде него.

— Это верно, — согласился Григора. — А теперь, когда вы узнали о степени одаренности когносцинтов, расскажите о сути дела, заставившего вас искать со мной встречи.

Тогда Кай поведал Григоре о своем видении со всеми подробностями: о пустыне под названием Пустое Место, о безлюдной крепости, о звуках и запахах далекой земли, появившихся прямо из воздуха. Он рассказал о яркой голубизне озера и багровом солнце, лучи которого раскаленными молотами били в пески. И наконец, Кай описал призрачную фигуру, с легкостью скользившую по пустым залам Арзашкуна.

Сидевший напротив него Григора выслушал повествование о встрече, о невидимом незнакомце и мощной руке, державшей Кая за плечо. Напоследок Кай снова продемонстрировал свои синяки.

Криптэстезианец облизнул губы, и Кай не без труда скрыл свое отвращение. Движение языка напомнило ему о ящерице, предвкушающей свежую добычу, кроме того, в позе Григоры было заметно напряжение, которого не было при их появлении у дверей комнаты. Как ни трудно было в это поверить, Кай решил, что криптэстезианец сильно встревожен.

— Расскажи мне еще раз о солнце, — потребовал Григора. — Выражайся яснее. Как оно выглядело? Что ты ощущал, глядя на него? Какое сравнение пришло тебе в голову? Какие возникли метафоры и впечатления? Расскажи все, но не приукрашивай. Опиши точно, что ты видел.

Кай мысленно вернулся к моменту, предшествующему появлению незнакомца.

— Я помню струящиеся потоки раскаленного воздуха пустыни, солоноватый привкус воздуха и дрожащую линию горизонта. Солнце было отчетливо красное, и казалось, что оно смотрит на мир, как будто это огромный глаз.

— Красное око, — прошептал Григора. — Великий Трон, он уже почти здесь.

— Кто? — спросила Афина. — Кто почти здесь?

— Алый Король, — ответил Григора, глядя мимо Кая на сложную схему, начертанную на стене за его спиной. — Сарашина, нет! Это уже началось. Это происходит прямо сейчас.

В недрах планеты, уроженцы которой странствовали по Галактике на правах будущих хозяев, в огромном зале кипела бурная деятельность. Пространство в сотню метров высотой и в несколько сотен метров шириной было заполнено разнообразными машинами и резким запахом озона. Когда-то давно здесь располагалась главная тюрьма Империума, но с тех пор назначение помещения сильно изменилось.

Теперь здесь стояли огромные машины невероятной сложности и мощности, длинные ряды уникальных приспособлений и механизмов, чье назначение могло поставить в тупик даже самых одаренных адептов Механикум.

Это помещение было похоже на лабораторию величайшего ученого мира. Оно наводило на мысли о колоссальных свершениях, о еще не раскрытых потенциалах и мечтах, готовых вот-вот воплотиться в реальность. В одном конце зала виднелись массивные золотые двери, похожие на врата неприступной крепости. Снабженные запорным механизмом створки украшала искусная резьба, изображающая обнявшихся близнецов, грозного лучника, ревущего льва, весы правосудия и многие другие фигуры.

По бесчисленным проходам зала, словно кровяные клетки по живому организму, сновали тысячи адептов, сервиторов и логиков, служащих сердцу, которым являлся огромный золотой трон, возвышающийся над полом на десять метров. Связки извивающихся кабелей соединяли это сооружение с вратами.

Только одному существу было известно, что происходило за их створами. Существу непревзойденного интеллекта, чье воображение и талант изобретателя не знали себе равных. Этот человек, одетый в золотые доспехи, сидел на высоком троне и наблюдал за очередной стадией создания удивительного артефакта, вызванного к жизни его интеллектом.