— Я тебе говорила, что Фрэнк переделывает меню? — спросила она. — Помнишь? Чтоб сделать его привлекательнее для детей.
Мысли Рона были целиком поглощены той девочкой — Рэчел. Сердце билось так гулко и надсадно, что, казалось, ему жали ребра.
— Спущусь-ка я вниз, проверю «вестингауз», — сказал он, вставая.
— Тогда я пошла в ванную, — произнесла Нэнси с чуть заметной застенчивой улыбкой, которая показалась ему неуместной и даже в чем-то похотливой, поскольку Нэнси не имела ничего общего с тем чистым и нежным образом, что он пытался удержать в памяти.
Дом у него был двухэтажный. На первом этаже со стороны фасада располагалась мастерская, за которой находилась кухня, а на втором — гостиная, спальни и ванная. В подвале, в закрытом помещении под гаражом, он хранил свои коллекционные пылесосы.
Проходя через мастерскую, Рон почувствовал неодолимое желание тут же сесть в фургончик и поехать на улицу, где стояла школа Рэчел, хоть прекрасно понимал, что увидеть ее там был один шанс из тысячи. Голова его кружилась, все тело покрылось потом. На грани паники он открыл дверь в подвал и тяжело затопал по ступеням, роясь в кармане в поисках ключа.
Все его пылесосы были в идеальном состоянии: хромированные части отполированы, моторы и щетки как новые, и даже пылесборники настоящие. Но именно «вестингауз» с корпусом, напоминающим дирижабль, был ему особенно дорог.
Склонившись над ним, Рон с горечью подумал о том, что, может быть, ему придется расстаться со своим сокровищем.
Ну нет, подумал он спустя некоторое время, продать его он просто не может. Дела шли ни шатко ни валко, особенно в том, что касалось домашней техники — цены на работу и запчасти так подскочили, что проще было покупать новые телевизоры, видеомагнитофоны и лазерные проигрыватели. Но он как-нибудь перекрутится. К продаже «вестингауза тэнк клинера» нужно морально подготовиться, а пока он не находил в себе сил смириться с этой потерей.
Поднявшись наверх, он взял бутылку виски «Сигрэм», к которой не притрагивался, наверное, лет пять. Она была наполовину полна. Рон плеснул себе двойную порцию. Если чем-то надо жертвовать, так уж лучше этим. Наверху в ванной Нэнси напевала «Желтую птичку»[10]. Он уже слышал, как она наигрывала эту мелодию на банджо (мать оставила ей в наследство свой старый инструмент), но в его присутствии она пела так тихо, что звуки банджо заглушали голос.
С минуту Рон стоял не двигаясь. Пела Нэнси совсем неплохо. Он подумал о том, что человек она хороший… ума бы ей еще немножко вложить, но в жизни не это главное. В жизни ей больше всего хотелось, чтобы они поженились и вместе жили в этом вот доме. С ним — толстяком, ремонтирующим бытовые электроприборы, в этом вот доме — развалюхе из красного кирпича, стоявшей в промышленной зоне рядом с гаражами, где стучат молотками жестянщики и поварята лепят бутерброды для забегаловок. Не понимай он отчетливо, как мало мог ей предложить — гораздо меньше того, на что она могла рассчитывать, — ему бы это польстило. И его совсем не радовало, что она видела причину нежелания жениться на ней в том, что у нее была удалена матка. Хотя это обстоятельство и составляло тот аргумент, который нечем было крыть.
Время от времени, как бы желая ему показать, что она не эгоистка, готовая на все, лишь бы не дать ему уйти к другой женщине, способной иметь ребенка, Нэнси говорила ему:
— Ты мог бы стать замечательным отцом.
Мог бы? Он как-то читал, что запрет кровосмешения — это мощный сдерживающий фактор, но люди не очень-то любят распространяться о такого рода обстоятельствах, поэтому сказать что-то определенное в этом плане непросто. Взять хотя бы Рэчел…
У него снова стало колотиться сердце. А что, собственно говоря, Рэчел? Какого рода чувства он к ней испытывал — отца, защитника или просто романтизировал в ее образе свою похоть? Прикрыв рукой стакан, он попытался честно взглянуть правде в глаза. В конце концов он решил, что в нем готова разбушеваться вся гамма чувств, как будто он чиркнул спичкой и теперь прикрывает рукой пламя от ветра.
На следующее утро Рон проснулся с таким чувством, что с ним случилось что-то не вписывающееся в рамки обыденной повседневности. Мысль о Рэчел доставила ему удовольствие, но не более того. Не было ничего такого, с чем он не смог бы совладать.
Именно с таким ощущением он пошел завтракать. К половине десятого он уже стоял у окна и думал о том, какой у нее рот. Час спустя его преследовал образ девочки, игравшей на перемене в школьном дворе.
Закрыв мастерскую, Рон поехал к школе.
Машину он оставил за два квартала. Как раз в тот момент, когда он вылезал из нее, раздался звонок на перемену, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вызвать ни у кого подозрений торопливостью. Подойдя к газетным киоскам, стоявшим ближе к северо-восточному краю школьного двора, он купил газету «Торонто Стар» и сделал вид, что читает, хотя на деле наблюдал за площадкой для игр.
Девочку он увидел около качелей — она играла в ладушки со старшей подружкой. Теперь футболочка на ней была розовая, под цвет губ. Джинсы те же, лиловые, и белые кроссовки.
— Ладно, а теперь давай вот так! — донесся до Рона ее громкий голос, и он увидел, как она ловко сделала руками серию каких-то быстрых движений.
Он следил за ней, пока не прозвенел звонок, потом сложил газету, сунул ее под мышку, вернулся в фургончик, устроился поудобнее и долго сидел, одурев от счастья.
Вернувшись в мастерскую, он с энтузиазмом принялся за работу — стал менять регулятор напряжения заумно сконструированной микроволновой печки, — уже пару дней у него руки до нее никак не доходили. Его окрыляло счастье. Но ощущение душевного подъема пропало после звонка клиента, который пожаловался, что отремонтированный Роном увлажнитель воздуха снова сломался, и от этого Рон увидел себя таким, каким был на самом деле, — человеком, обреченным на страдания. Когда он рылся в коробке с деталями, его мясистые руки, казалось, принадлежали недотепе, который вряд ли возвысится над мелочными радостями своего ремесла.
Около полудня Рон сделал себе два бутерброда с арахисовым маслом и съел их во дворе, куда вынес кухонный стул. Он вспомнил планы Нэнси по выращиванию помидоров вдоль забора, «если, конечно, ты позволишь мне это сделать». Ему всегда было жаль ее за то, что она его любит, но теперь, когда он сам полюбил с такой же безысходностью, он испытывал что-то похожее на трепет перед ее даром самоотречения и смирения. Рон решил позвонить ей и узнать, как у нее дела.
Он застал Нэнси, когда та уже собиралась уходить с работы. Она ему сказала, что чувствует себя виноватой перед своей собакой Ташей.
— Когда выключен кондиционер, в квартире стоит адская жара, — сказала она. — А если я оставлю его включенным, меня оттуда выселят.
— Можешь привести ее ко мне. — Рон сам не понимал, почему сделал ей такое предложение.
Нэнси пришла к нему со слезами благодарности на глазах. Она руки ему целовала. Он ощутил в ее волосах слабый запах марихуаны, но решил воздержаться от комментариев.
В половине третьего в мастерскую зашла женщина с газонокосилкой «Блэк энд Декер», и Рон сразу же понял, что здесь нужен серьезный ремонт, скорее всего, придется менять маховик. Женщина надеялась, что он сможет починить газонокосилку до следующего полудня.
— Я сделаю все, что в моих силах, — сказал Рон.
Но если закрыть мастерскую раньше, ему придется дольше работать в неурочные часы, и это его слегка раздражало. А вдруг ему захочется поехать в квартал, где живет Рэчел? Ему уже снова не терпелось ее увидеть.
Как только женщина ушла, он плеснул себе виски, смешал его с водой, отнес стакан в подвал и выпил в компании пылесосов. Это помогло, хоть и не вполне.
Рон поднялся в мастерскую и застыл, глядя на компьютер. Там, внутри, — тысячи девочек, но как ему до них добраться? Чтобы открыть какой-нибудь сайт, надо щелкнуть по какому-то слову или изображению, а он на это не отваживался, потому что до жути боялся увидеть что-нибудь отвратительное или жестокое. Кроме того, он был уверен, если он зайдет на такой сайт, его легко можно будет вычислить.
