— Со мной останется Таша, — ответила она, и Нэнси сочла это хорошим знаком, порадовавшись тому, что у девочки с собакой сложились такие теплые отношения.

— Смотри, — сказала она, — у нее есть такая манера залезать под простыни. — И уже подойдя к двери, с застенчивой улыбкой добавила: — Хороших тебе сновидений.

Рэчел прижала Ташу к себе. Не поднимая глаз, она тихо проговорила:

— Не думаю, что сновидения будут у меня хорошими.

От этих слов Нэнси даже слегка всплакнула, поднимаясь по лестнице. Слезы ее были вызваны не столько печалью, прозвучавшей в голосе девочки, сколько тем волнением, которое она испытала лишь несколько часов назад, и… дружеским жестом Рэчел, которая держала ее руку в своей, когда она рассказывала о звонке ее маме. Девочке хотелось, чтобы она повторила весь разговор слово в слово, поэтому Нэнси напряженно пыталась вспомнить все: имя полицейской (почему-то она назвала ее «констебль Макайвор», хоть имя у нее было совсем другое), как она сказала ей: «С Рэчел все в порядке» и все остальное.

— А констебль Макайвор вам поверила? — спросила Рэчел.

— Конечно, поверила! Я же сказала ей твое словечко заветное — Паблито. Я сказала ей: «Вы передайте это ее маме, и она сразу поймет, что я не морочу вам голову».

— Да! — вскрикнула Рэчел и тут же прикрыла рот руками.

— Ничего страшного, — бросила ей Нэнси. — Оттуда он не услышит, о чем мы здесь говорим. — Они ушли в ванную под тем предлогом, что Рэчел надо было примерить новую одежду перед зеркалом.

Нэнси принесла с собой лоток со льдом, попросила Рэчел сесть на унитаз, а сама устроилась на полу и разбинтовала ей ногу. На ноге, кроме синяка, образовалась небольшая припухлость — к ней-то она и собиралась приложить лед.

— Придется тебе немного потерпеть, — сказала она.

Но Рэчел, поглощенная мыслями о том облегчении, которое почувствовали мама и Мика, казалось, не обращала на лед никакого внимания. Наверное, они пьют вино из одной из тех бутылок, которые Мика отложил для особых случаев. Наверное, они наконец смогли впервые со вчерашнего вечера нормально поесть. Интересно, что у них на ужин? — подумала она и решила: спагетти.

— Мы едим это в субботу на ужин, — сказала она. — Мы с Микой, если я не еду в мотель. Могу поспорить, что сегодня мама не пошла на работу. Сегодня она точно осталась дома.

— Спагетти с мясными фрикадельками? — спросила Нэнси.

— Я вегетарианка. Я вам уже об этом говорила. — Она дернула ножкой. — Хватит, — сказала она, имея в виду лед.

— Получается, что вы все вегетарианцы.

— Мама почти вегетарианка. Она ест рыбу. А я нет. Но я не совсем вегетарианка, потому что ем сыр и яйца. Животным от этого вреда никакого нет. — Девочка снова говорила вполне непринужденно. — Мика ест телятину, и это меня, конечно, беспокоит, но он мне объяснил, что есть много мяса — часть его культуры. Он приехал из Финляндии.

— Неужели из Финляндии?

Нэнси повернула ей ножку, чтобы лучше рассмотреть царапины.

— Она жива, она жива, — проговорила Рэчел нараспев.

— Кто?

— Я. Это мама моя так сейчас говорит: «Она жива, она жива».

Такое настроение продержалось у нее еще пару часов. Рэчел примеряла одежду и кроссовки, по крайней мере одну из них — на здоровую ногу. Кроссовка была ей немножко великовата, но ее это не беспокоило. Розовые джинсы оказались последним писком моды. Она спросила, можно ли ей будет их оставить, когда она отсюда уйдет.

— Они твои, — ответила ей Нэнси. Чтобы избежать продолжения разговора об уходе, она взглянула на часы и воскликнула: — Эй, нам уже пора ужинать, — хотя было еще только десять минут шестого.

Наверху она без всякой радости сказала, что обновки Рэчел понравились и нога у нее больше не болит. Ее слегка раздражало, что Рон сидит себе за прилавком, разбирается с каким-то моторчиком и спокойно слушает по радио музыку, а из-за его затеи жизнь людей превращается в ад.

— С сегодняшнего дня, — объявила она ему, — становлюсь вегетарианкой. Я больше никогда не притронусь к мясу. И никогда не буду его покупать. Сам теперь себе можешь покупать мясо.

— Мне мясо не нужно, — ответил он. — Я сейчас на диете.

— И еще: я теперь буду есть в подвале. С ней вместе.

— Хорошая мысль. — Он предложил отнести туда журнальный столик.

— Я сама могу его туда отнести, — огрызнулась Нэнси.

— Стол в котельной, — проговорил Рон, не обращая внимания на ее тон.

Она начала выходить из себя:

— Ты так себя ведешь, будто у нас все в порядке! А у нас черт знает что творится! — Потом она набросилась на него за то, что он торчал под дверью, пока она сидела с Рэчел. — Ты себя держишь как вооруженный охранник. Как будто выстрелить в нее собираешься, если она решит убежать. Почему ты не хочешь дать мне второй ключ?

— Ты по рассеянности можешь его где-нибудь забыть.

В этом он был прав, она такая.

— Я могла бы носить его на цепочке на шее, — сказала Нэнси, теребя цепочку из золота восемнадцати карат, которую он подарил ей на Рождество.

— Хорошо. Но только смотри не забудь где-нибудь!

— Не считай меня полной идиоткой!

Она пошла за журнальным столиком.

Как только Нэнси сказала Рэчел, что Рона за дверью нет, девочка снова попросила рассказать о звонке.

— К телефону подошла полицейская… — подстегнула она Нэнси.

— После двух гудков, — сказала та, раздвигая ножки журнального столика. Как и раньше, она не стала говорить про предупреждение, чтобы ничего не сообщать репортерам, вместо этого в конце рассказа она добавила: — Я сказала: «Рэчел просит передать маме, что очень ее любит».

— А я думала, вы уже трубку повесили! — всплеснула руками Рэчел.

— Нет, сначала я сказала эту фразу, — ответила Нэнси, пожалев, что не произнесла ее.

За ужином девочка была разговорчивой, хотя оставалась немного на взводе. Она рассказывала о мальчике по имени Леонард, который отводил ее в школу, а потом приводил домой. Он брал уроки игры на пианино у ее мамы. А еще она сказала, что тоже учится играть на пианино и каждый вечер после ужина упражняется на инструменте.

— Нам надо будет принести сюда пианино, — сказала Нэнси, поддавшись настроению Рэчел. — Или, может быть, синтезатор. Что сюда войдет.

— Синтезаторы дорого стоят.

— Слушай, Рону хочется, чтобы ты здесь чувствовала себя как дома.

Не надо было ей этого говорить… Рэчел сразу замкнулась, ушла в себя и отказалась от предложения вместе посмотреть какой-нибудь фильм. Пытаясь ее заинтересовать, Нэнси прочитала названия фильмов, но в конце концов девочка сказала:

— Если бы я и стала сейчас что-то смотреть, то только телевизор. Но он не работает.

— Тебя это беспокоит? Что телевизор не работает?

— Меня беспокоит, что я здесь нахожусь. — Она нахмурилась и стала теребить повязку. — Вы знаете тех мужчин, которые хотят меня обидеть?

— По именам я их не знаю… — Кроме Мики, она могла представить только тех мужчин, которые пьют в мотеле, но у нее было такое чувство, что к Рэчел они не имеют никакого отношения.

— Это работорговцы? — спросила Рэчел.

— Работорговцы?

— Брат моей подруги приехал из Африки. Он рассказывал, что работорговцы, которые там живут, приезжают сюда, крадут здесь девочек со смуглой кожей и переправляют их обратно в Африку.

— Ну да… — растерянно сказала Нэнси. Она не знала, надо ли продолжать разговор на эту тему. Но может быть, это поможет ей выйти из неловкого положения?

— Вот я и подумала, что это работорговцы, — завершила свою мысль девочка.

— Ну да, может быть, это они…

Рэчел подняла на нее глаза:

— В самом деле?

— Вообще-то Рон мне об этом ничего не говорил… — Она нервно перебирала стопку компакт-дисков, лежавших у нее на коленях.

— Он, наверное, не хочет вас расстраивать.

— Да, может быть.

— А что они со мной сделают, если поймают?

Нэнси вздохнула. Ей хотелось утешить этого ребенка, а не запугивать его. Но если бы она ей сказала: «Ничего они тебе не сделают и уберутся восвояси», ей пришлось бы придумать другую историю про банду плохих парней.