— Отомстить за человека? Да, в этом я вас понимаю. Но как?

— Любя. Отомстить за человека, отомстить за Бога, любя.

В лучах заходящего солнца лицо монаха светилось добротой и любовью. Любовью к Богу и к людям, которую он пытался передать Леа. Девушку тронули его страстные речи, напомнившие ей то, что говорил когда-то ее дядя Адриан. Но куда все это его привело, дядю Адриана, так самозабвенно верившего в Бога и в человека?.. В ад, если ад существовал…

— Я подумаю над тем, что вы сказали, отец мой, и постараюсь не забывать, что месть начинается с любви.

«Отомстить, любя, — подумала она, — надо будет поговорить об этом с Сарой».

Они молча возвращались в Монтийяк мимо холма с крестом, высившимся над деревней. Солнце уже почти скрылось.

Расположившись в шезлонге на палубе теплохода «Мыс Доброй Надежды» и накрывшись пледом, Леа вспоминала последние дни перед отправлением из Франции: ужин в Монтийяке накануне ее отъезда, когда собрались ее родные, Жан Лефевр, его мать и отец Анри. Не сговариваясь, все беседовали о самых незначительных вещах. Леа была со всеми весела и приветлива. Она вот-вот должна была расстаться с ними и думала о том, как она любила их и как ей будет их недоставать. Когда гости разошлись, а остальные легли спать, она обошла свой старый дом, затем спустилась на террасу, прощаясь со всем, что было ей дорого. Всякий раз в значительные моменты своей жизни, перед отъездом отсюда или по возвращении, именно здесь, на этой террасе, с которой открывался вид на виноградники, леса и луга, она черпала силы и решимость. Созерцая в который раз этот безмятежный пейзаж, она предчувствовала мучительную разлуку, отъезд, не сулящий возвращения. Куда она отправлялась?.. Она ничего об этом не знала, а лишь предчувствовала новые страдания.

От краткого пребывания в Париже у нее сохранились беспорядочные воспоминания. Постоянное присутствие Франка, еще не пришедшего в себя после смерти Лауры, их хождение по городу, фильмы, которые они видели, магазины, где они тратили деньги Франсуа, — все это, как и путешествие в Геную, откуда она отплыла на теплоходе в компании Даниэля Зедермана и Амоса Даяна, вспоминалось ей довольно смутно. На теплоходе они расстались, так как молодые люди ехали во втором классе. Леа почувствовала огромное облегчение, поскольку хотела побыть одна. Во время остановки в Барселоне она смогла полюбоваться садами Гауди, прогуляться по живописным улочкам и послушать песни фламенко в портовом ресторанчике, где она была вместе с Даниэлем.

В Лиссабоне она осталась на теплоходе, так как у нее были жар и мигрень. Вечером ее пригласили за столик капитана, и она познакомилась с одним голландцем из Амстердама. Ему было около тридцати лет. Несмотря на некоторую холодность, это был красивый мужчина. Звали его Рик Вандервен. Для него это была деловая поездка. Он великолепно говорил по-французски с чуть заметным акцентом, утверждал, что коллекционирует предметы искусства и высоко ценит сюрреалистическую живопись, постоянно переписывается с Андре Бретоном, Марселем Дюшаном и Сальвадором Дали, с которыми он познакомился в салоне восхитительной и образованной женщины Лизы Деарм, недалеко от Дома инвалидов. Их разговоры об искусстве и литературе напоминали ей беседы с Рафаэлем Малем. Поначалу они встречались по вечерам в баре, за аперитивом, затем после ужина, в конце концов, оказались за одним столиком, за которым кроме них сидели еще два господина примерно пятидесяти лет, говорившие по-английски с чудовищным акцентом.

Однажды, когда Леа опоздала на обед, и они не заметили, как она вошла, девушка услышала, что все трое говорят по-немецки, и ей стало неловко. Очень скоро обольстительный голландец стал кавалером Леа. Он ненавязчиво ухаживал за ней, и она не оставалась к этому безучастной. Однако ее раздражало его любопытство по отношению к ней. Откуда она? Чем занимались ее родители? Есть ли у нее братья и сестры? А жених? Что она собирается делать в Аргентине и как долго предполагает там задержаться? У кого она остановится? Есть ли у нее друзья в Буэнос-Айресе? Скорее в шутку, нежели из недоверия, Леа придумала себе семью, войдя в образ беззаботной девушки безо всяких проблем. Единственное, что она не скрыла, сказав правду, не вдаваясь, однако, в детали, — это то, что она получила приглашение от Виктории Окампо.

Рик Вандервен хорошо танцевал. Каждую ночь Леа охотно танцевала до двух-трех часов со всеми, кто ее приглашал, но чаще всего с Вандервеном. Ее молодость и красота вносили свежую струю в эти немного напыщенные вечера. Однажды ночью, проводив Леа до каюты, он привлек ее к себе и поцеловал; она покорилась не без удовольствия, затем, немного кокетничая, повернулась и исчезла за дверью. Войдя в каюту, она включила свет и вскрикнула.

— Леа, что случилось? — громко спросил Вандервен, стоявший за дверью.

Приложив палец к губам, Амос знаком дал ей понять, чтобы она ответила.

— Ничего, я просто наткнулась на стол. Спокойной ночи, до завтра.

— Вы уверены, что все в порядке?

— Совершенно уверена, спасибо. Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Все еще не отнимая палец от губ, Амос отвел ее подальше от двери.

— Что вы здесь делаете? — тихо спросила она.

— Я ждал вас. Как давно вы знаете этого человека?

— О ком вы говорите?

— О Рике Вандервене.

— Мы познакомились здесь, на теплоходе, и симпатизируем друг другу.

— Вы ничего подозрительного не заметили?

— Нет. А что я должна была заметить?

— Как складываются ваши взаимоотношения с другими соседями по столу?

— С месье Бартелеми и месье Джонсом?.. Обычные отношения соседей по столу. Они здороваются, но редко беседуют… Ах, да! Однажды… они все трое говорили по-немецки.

— О чем они говорили?

— Я не разобрала, они говорили тихо и замолчали, когда я вошла… Мне кажется, я слышала слова «подводная лодка» и «Кордова»… Вы думаете, что это бежавшие нацисты?

— Я ничего об этом не знаю. Мы пытаемся навести справки по радио. Пока же будьте осторожны и постарайтесь побольше разузнать о них.

На палубе Леа замерзла, свернула плед и вернулась в свою каюту. На туалетном столике стоял букет красных роз. Она заметила записку: «Жду вас сегодня вечером в баре. Рик». «А если он нацист?» — подумала она. Ей трудно было в это поверить. Разве он не говорил с отвращением о войне и о зверствах немцев? То, что он говорит на языке потерпевших поражение, не должно ее удивлять: многие голландцы на нем говорят. Амос и Даниэль ошибаются, им повсюду мерещатся нацисты. Тем не менее, смутная тревога не покидала ее; она твердо решила быть еще осторожнее и расспросить своего знакомого.

Перед ужином она надела длинное платье из крепа цвета слоновой кости с драпированным лифом и уложила волосы локонами на затылке. Леа удовлетворенно улыбнулась, глядя на свое отражение в зеркале.

В баре было оживленно. Пианист Хоселито играл медленный вальс, а бармен Рикардо, специалист по великолепным коктейлям, энергично смешивал их. Он встретил Леа улыбкой:

— Добрый вечер, сеньора.

— Добрый вечер, Рикардо.

— Я приготовил коктейль в вашу честь, мадемуазель, в честь Франции. Хотите попробовать?

— С удовольствием. Как он называется?

— «Второй БД»[14], мадемуазель.

Перед ней возник призрак Лорана д'Аржила на танке… Леа взяла стакан, который ей протянул бармен, и выпила в память молодого человека, погибшего в бою.

— Вкусно, но слишком крепко.

— Будьте осторожны с коктейлями Рикардо, они небезопасны, — сказал Рик Вандервен, подойдя к стойке бара.

— Спасибо за розы, Рик, они великолепны.

— Пойдемте за столик. Что вы будете пить?

— Я бы повторила «второй БД».

— Вы знали кого-нибудь из этой дивизии?

— Да, там служил один мой очень близкий друг. Он был убит в Германии.

Вандервен вздохнул.

— Мы потеряли многих друзей в эту войну.