– Зачем?

– Тебе надо отдохнуть. Наверное, ты устала.

– Нет, нет, не стоит. Давай поедем. Остановимся дальше.

– Ты уверена, что выдержишь?

Появление официантки избавило Камиллу от необходимости отвечать.

– Пожалуйста, два лимонада похолоднее. Ты не хотела бы перекусить? – спросила Леа.

– Нет, спасибо. Я не проголодалась.

– Я тоже. От этой жары у меня тяжело на сердце. Ополоснув лицо и руки под насосом во дворе кафе, они отправились дальше.

В Периге их задержали французские жандармы, которых встревожило, что две молодые женщины без сопровождающего едут в такой большой машине с таким небольшим багажом. Словно любой автомобиль без матраса на крыше внушал им подозрение! Лишь увидев, в каком состоянии Камилла, они согласились их пропустить, посоветовав:

– Милая дама, вам бы лучше поехать в ближайшую больницу, если не хотите разродиться по дороге.

Камилла поблагодарила их и, стиснув зубы, вернулась в автомобиль.

Какое-то время они ехали молча. От резкого толчка Камилла застонала. Леа обернулась.

– Тебе плохо?

С жалкой улыбкой Камилла отрицательно покачала головой. Леа съехала на обочину.

– Где болит? – спросила она, усевшись рядом с молодой женщиной.

– Везде, – выдохнула Камилла.

– Ох, нет. Чем я провинилась перед Господом, что оказалась в подобной ситуации?

"Только спокойнее, – повторяла она себе. – В соседней деревне найду врача".

Но в редких деревушках между Периге и Бержераком врачей не было. В последнем городе Леа не застала дома ни одного из трех врачей, к которым заходила. Оставалась лишь больница, но там ей сказали, что время приема закончилось и ей следует либо снова зайти на следующий день, либо же вернуться с предписанием врача о срочной госпитализации. Ни мольбы, ни угрозы Леа не смягчили сердце дежурного цербера.

Когда Леа вернулась в машину, Камилле было по-прежнему плохо. К счастью, им удалось быстро найти номер в гостинице. Не слишком удобный, но на одну ночь терпимый. Леа заказала ужин в номер и заставила Камиллу проглотить несколько ложек бульона.

Едва вытянувшись на постели с продавленным матрасом, Леа заснула. Камилла, напротив, всю ночь не сомкнула глаз. Уснула она только к утру, причем сон ее был не спокоен. Проснулась Леа раздраженной. Шесть часов, небо затянуто тучами.

Быстренько приведя себя в порядок, она вышла, чтобы пройтись по городу в ожидании открытия кафе гостиницы, где она сможет позавтракать. Проходя мимо почты, она подумала, что следовало бы позвонить домой и предупредить о своем приезде. Перед отъездом ей не удалось этого сделать, потому что снова не было связи. Несмотря на ранний час, на почте собралось много народа, ждущего телефонной связи. Когда, наконец, подошла очередь Леа, телефонистка после многократных попыток дозвониться сказала ей:

– Не могу получить линию. Зайдите попозже.

Было уже около одиннадцати. Она вышла из почты обескураженной. Проходя мимо витрины, увидела собственное отражение и с трудом узнала себя. Что сказали бы мать и Руфь, увидев ее в таком виде, лохматой, в совершенно измятом платье? При мысли об упреках двух женщин се охватило чувство радости. Вскоре она их снова увидит! С каким удовольствием выслушала бы она наставления Руфи о хорошем поведении и нежные внушения матери! Очень скоро, всего через несколько часов, самое позднее через сутки, она бросится в их объятия.

Камилла ждала ее одетой, вытянувшись на постели. Чтобы скрыть бледность, она подрумянила щеки. Не привыкшая к косметике, она наложила румяна слишком густо и выглядела, словно кукла, личико которой плохо прорисовано. И все же цвет ее лица обманул Леа.

– Сегодня утром ты выглядишь лучше. Как ты себя чувствуешь? Мы можем ехать?

– Да, очень хорошо, – выговорила Камилла, прикусив губу, чтобы не застонать.

Держась за перила и опираясь на руку Леа, она сошла со второго этажа и ценой усилия, от которого покрылась потом, смогла пересечь вестибюль гостиницы и сесть в стоящий перед подъездом автомобиль. Она вытянулась на заднем сиденье. Леа пришлось вернуться за вещами. Она этим воспользовалась, чтобы переодеться и причесаться.

Теперь Леа ехала по родным местам, и названия деревень и городов музыкой звучали у нес в ушах: Сент-Фуа-Лагранд, Кастийон-Лябатай, Совтерр-ан-Гийенн, Ла-Реоль. Леа заколебалась: должна ли она отвести Камиллу к ее свекру или в Монтийяк? Она обернулась, чтобы спросить ее мнения. Заднее сиденье было пусто.

– Боже мой! Камилла…

Что с ней еще?

– Ребенок…

Что за ребенок? Ребенок… Что она хочет сказать?

– Ребенок… – на одном дыхании повторила Камилла, приподняв голову.

О, нет. Только не теперь. Неужели этот ребенок не может немного подождать? Испуганная Леа оглянулась вокруг. Одни луга да поля под нависающим предгрозовым небом. Ну, спокойствие! Сколько времени нужно на роды? Леа пришлось признаться в душе, что она не имеет об этом ни малейшего представления. Изабелла никогда не разговаривала с дочерьми о подобных вещах.

– Давно началось?

– Вчера, но к утру прекратилось… Но только что я почувствовала, что в животе у меня что-то лопается. Тогда-то я и соскользнула. И я вся мокрая.

Схватки изогнули худенькое тело. Камилле не удалось удержаться от крика. Ее бедное личико, на котором расплывались потекшие от пота румяна, исказилось.

Когда боли прошли, Леа попыталась снова уложить ее на сиденье. Ей это не удалось.

– Не могу… извини меня.

– Замолчи. Дай мне подумать. Следующее местечко – это Пельгюр. Там обратимся за помощью.

– Нет, нет… Хочу или к Лорану, или к твоим родителям.

– Ты думаешь, что продержишься еще пятьдесят километров? – с надеждой спросила Леа.

– Да… поехали.

Всю жизнь не забыть Леа этих пятидесяти километров. Первые немецкие мундиры она увидела в Сен-Мексане и от изумления чуть не съехала в кювет. Внизу, у подножия подъема на Верделе, дорога была перекрыта. Солдат сделал ей знак остановиться.

– Es ist verboten zu weiter gehen. [1]

У Леа от растерянности вылетел из головы весь немецкий, которому с такими мучениями ее учила Руфь.

– Не понимаю.

Подошел офицер и на вымученном французском произнес:

– Проезд запрещен. У вас есть ausweis?

– Ausweis?

– Да, пропуск.

– Нет, я возвращаюсь к себе. Это наверху холма, – пальцем показывая в сторону Монтийяка, сказала она.

– Neiny нет ausweis, нет проезда.

– Умоляю вас, посмотрите сами. Моя подруга рожает… ребенок… – выговорила она, показав на заднее сиденье машины.

Офицер нагнулся.

– Mein Gott! Wie heissen Sie? [2]

– Леа Дельмас.

– Gehoren Sie zur Familie der Montillac? [3]

Он дал солдату знак открыть проезд и сел на стоявший под деревом мотоцикл.

– Поехали, я провожу вас.

Иначе Леа представляла себе свое возвращение: все собрались вместе, чтобы ее встретить, порадоваться ей, приласкать ее. Нет, сегодня ничего похожего: кругом безлюдно, пусто на ферме, в погребах, в доме, в амбарах. И даже животные словно бы исчезли. Все было спокойно, слишком спокойно.

– Мама, папа, Руфь! – кричала она, входя в дом через просторную кухню. Побежала, распахнула настежь дверь, выходившую на лестницу, которая вела к жилым покоям. Снова закричала:

– Мама, папа! Я здесь!

В столовой, в гостиной, в отцовском кабинете занавеси были задвинуты, словно солнце было слишком ярким. Леа пришлось примириться с очевидным: дом пуст. Постепенно смеркалось. Поддерживая Камиллу, немецкий офицер ждал на кухне.

– Wo soil ich Sie hinlegen? [4]

– В мою комнату.

Леа пошла первой. В комнате воздух был спертым. Она отправилась в бельевую за простынями. С помощью немца разобрала кровать. Камилла постанывала на кресле, куда тот ее усадил. Они бережно уложили ее на простыни, которые пахли лавандой.