И времени капли стекают, как мёд, И капли, как мёд, на ладонь налипают, Где линии века случайные тают Как — крестиком — тот самолёт… Не тронь И не двигай под мёдом ладони: Пчела пролетит и качнётся вслед донник, Как нота, — наверное, лучше — бемоль… Как взмах дирижёра невидимой птице Поющей вверху, Нет, — смычок для зарницы, Струну натянувшей у неба в меху. Стой так… — пока капают сладкие капли, Ладони подняв. — Видишь, солнце на ватке, На нитке пускает пчелу между трав Когда спасаюсь в ванной от беды Я холодно в глаза себе гляжу и Рукою под струёй воды вожу, и — И так спасаюсь в ванной, от беды. Когда спасаюсь в ванной от стыда Водить рукой, в глаза глядеть — без толку. Исчезнуть бы, растаять втихомолку! Сухой наощупь кажется вода. Когда спастись пытаюсь от любви Бессмысленной, ненужной, непонятной, Заранее осмеянной и в пятнах — Тогда ни ванной нету, ни воды, Ни стен, ни дома… И никак не скрыться, Поскольку, и связав себе ресницы, опять увижу Как она вошла. Как села плавно, чуть пригладив юбку, Нахмурившись, застыла на минутку… — О чём ты думала, пока судьба текла? Михаил Гундарин На стенке написано нужное слово! Но к стенке не ставят, а садят в машину. Уже непослушное сердце готово, Но мертвой петлею и скоком блошиным Плетется такси по окрестностям рая. Я был далеко — я вернулся обратно. Такая привычка — гореть не сгорая И в бездны заглядывать аккуратно. Грязный асфальт под ногой плывет И ни руля ему, ни ветрил… Я вот про Брежнева анекдот Вспомнил, но, веришь ли, нет, забыл В чем этой шутки старинной соль, Как и другой золотой запас Наспех рассыпанная судьбой В землю, которая примет нас. Нет, не об этом говорили Мне звезды двадцать лет назад! Все, ими сказанное, в силе Оставить я, конечно, рад, Но должен отнести подальше От дня сегодняшнего, где, Как тот корнет по генеральше, Влачусь по чахлой борозде. Лежащая на дне колодца Аляповатая звезда Не вырвется, и не взорвется Теперь уж точно — никогда. На это маленькое горе Плевать колодезным волнам — Ведь и они не станут морем… А в сущности, плевать и нам. Мы водку допили в подъезде, Мы на пол присели, и вот Сидим, осовевшие, вместе, И небо сейчас упадет. Минута, другая… Накрыла Горячего света волна. И все, что до этого было, Не так хорошо, как она! …Так и бредешь, в голове — ни рубля. Вспомнишь о юности, думаешь — блин, Дал, понимаете, кругаля, Да и вернулся в свой карантин. Самое время родную луну Видеть сквозь сетку нечаянных слез. Многое было у нас на кону, Жалко, что мы проиграли всерьез. Я был болен нынешним летом, Но эта болезнь пройдет, Как вообще проходит все это — К примеру, за годом год. Устроено все неплохо. И я лично только за Чтоб скорее прошла эпоха — Здешние полчаса. Ласточка или дерево, Перламутровый нож, Приснись мне, хоть и не верю я, Что этим меня спасешь. Скользя на путях касательных Прошу, протяни мне нить! Прости, что лишь в подражательных Стихах могу попросить… Свет отрывается от огня, Машет свои золотым плащом. Не замечая впотьмах меня, Все повторяет «прощен, прощен…». Это сворачивает такси С улицы Юрина в старый двор. Ты не поглядывай на часы, Здешнее время — вздор. Если касанье моей руки Снова раскроет твою ладонь. Свету сбежавшему вопреки Будет гореть огонь. Юрий Беликов Игрушки взрослого мужчины (повесть-матрёшка) «Я любил одну женщину в разных изданьях…» Геннадий Кононов 1 На сорок восьмом году жизни Шрамова матушка купила ему детскую игрушку. И не одну, а сразу двух близнецов-сенбернаров, мягких, пушистых, лобастых щенков. Потому — двух, чтобы не было скучно одному. А ещё — оттого, что рождён Шрамов под созвездием Близнецов. Теперь он не мог шагнуть в бездну: обхватили и держат его за обе ноги Тишка и Лапик — так назвал он матушкину причуду. |
