— Хм, — задумался вдруг толстяк-крестный. — Да ты, видать, из этих.
— Каких? — щурился на солнце продрогший за ночь до костей Мунтяну.
— Из образованных, — неожиданно неприязненно выпалил толстяк, но потом расплылся в заискивающей улыбке, — У меня к тебе есть дело, образованный.
— Выкладывай.
— Сумел бы ты мне помочь во время свадьбы? А уж я тебя отблагодарю.
— Как помочь, и как отблагодаришь?
— Ну, помощь такая — будешь на подхвате. Сходи туда, принеси то, унеси это, развлеки гостя. А благодарность… Да какая тебе еще нужна благодарность, ты же на свадьбе погуляешь! Мы, молдаване, добрый народ. Есть будем, пить, веселиться, до самого утра.
— Есть, говоришь, пить, веселиться, — задумчиво повторил Мунтяну, глядя, как толстячок одобрительно кивает, — заодно то приносить, это уносить…
— Какой ты обидчивый, — насупился крестный, — хоть и бомж. Да такие как ты на коленях за мной ползать будут, лишь бы на свадьбе погулять.
— Я плохо одет.
— Неважно. Какая разница, никто и слова не скажет. Мы, ведь…
— Знаю, знаю. Мы, молдаване, добрый народ.
— Ну, согласен?
— Да вроде как.
— Тогда вставай, — толстячок неожиданно посуровел, — и сбегай в церковь за дорожками. Да побыстрее! Пошевеливайся.
— Эк ты поменялся, — крякнул Мунтяну, — шустрый какой.
— Еще бы, — приосанился толстячок, — я ведь теперь твой работодатель.
— Пошел к черту, — беззлобно сказал Мунтяну, и снова вытянулся на ступенях.
Вдалеке показался лейтенант Петреску, шедший на службу. Приветственно помахав ему, Мунтяну, не обращая внимания на ругательства толстяка, положил под голову руку, и приготовился спать.
— Ну, скотина наглая, — угрожающе сказал толстяк, закатывая рукава, — сейчас я тебя бить буду.
— Боюсь, не справишься, — сонно ответил Мунтяну.
— Справлюсь. Потом еще и полицию вызову.
— Вызывай, — спокойно ответил Мунтяну.
Толстячок задумался. Если бомж так спокоен и уверен в себе, дело нечисто. Толстячку и в голову не приходило, что человек может быть спокоен, и уверен в себе просто потому, что он спокоен и уверен в себе. Если человек такой, значит, тут дело нечисто. Задумавшись над этим, устроитель свадьбы сам побежал в церковь за дорожками.
— Встал бы ты все-таки, — сказал Мунтяну тощий мужчина в порванных спортивных штанах, — а то разозлятся, будут венчаться в другой церкви, и нам ничего не достанется.
— Вам, — спросил Мунтяну, — это кому?
— Нам, людям.
Мунтяну сел, и оглянулся. На территории Собора действительно копошились бомжи. Человек семь.
— А что, они вам много дают? — поинтересовался Мунтяну, протирая глаза.
— Денег нет, а еды — навалом. Мы за счет этого и живем, — пояснил бомж, с любопытством глядя на Мунтяну, и спросил, — ты кто, и откуда?
— Вообще-то, — решил вдруг быть откровенным Мунтяну, — я старший лейтенант Службы Информации и Безопасности.
— Это еще что за служба такая?
— Ну, наследница КГБ.
— А что, — удивился бомж, — КГБ уже нет?
— Ты с какого света явился? — поразился Мунтяну, — КГБ уже четырнадцать лет нет.
— То есть, как это нет? — тупо спросил бомж, — Ну, и кто теперь за порядок в стране отвечает?
— Ну, СИБ и отвечает.
— А почему КГБ нет?
— Так страны нет, вот КГБ не стало.
— Как страны нет? — засмеялся бомж, и понял. — Да ты меня разыгрываешь, добрый человек. Как это страны нет, если ты есть, я есть, город есть. Все, как было, так и осталось.
— Ну ты и темный, — присвистнул Мунтяну, — неужто ты не слышал, что СССР развалился? Это же четырнадцать лет назад было!
— Как развалился?!
— Ты что, по новым деньгам не понял?
— Откуда мне знать?! — разволновался бомж. — Деньги, как деньги. Думал, их просто так поменяли.
— А флаги? — иронически поинтересовался Мунтяну. — Их тоже просто так поменяли?
— Я на флаги не смотрю. Они обычно на стенах висят, а там ни пустой бутылки, ни пакета с едой, ничего не найдешь.
— Ну, а в небо-то ты смотришь? — патетически спросил Мунтяну.
В то же время старший лейтенант вынужден был, — пусть и про себя, — признать, что выглядит нелепо. Сам почти бомж, опустившийся, пьяница, издевается над несчастным человеком… Мунтяну вдруг даже прослезился, что было, без сомнения, одним из признаков катастрофически быстро надвигавшегося на него алкоголизма.
— Знаешь… Как тебя зовут?
— Григорий.
— Знаешь, Григорий, я, пожалуй, не сказал тебе всей правды.
— Да, я тоже так решил, — признался Григорий. — По-моему, ты не старший лейтенант государственной безопасности.
— А кто же? — удивился Мунтяну.
— Я думаю, ты — сержант государственной безопасности, — шепотом сказал бомж.
— Нет, Григорий, — покаянно вздохнул Мунтяну, — я действительно старший лейтенант государственной безопасности, просто спившийся и потерявший надежду добиться чего-то в этом мире.
— Эка невидаль, — успокоил его Григорий, — а чего бы ты хотел добиться? Двухкомнатной квартиры в стареньком доме, подержанного автомобиля, и возможности венчать свою глупую беременную дочку в Кафедральном Соборе? Это, по-твоему, значит чего-то добиться в жизни?
— Да ты, я погляжу, — улыбнулся сквозь слезы Мунтяну, — философ.
— В общем, да. Даже преподавал в институте, — гордо признался Григорий, — но мне это надоело, и я стал асоциальной личностью.
— Трудно ей быть? — с надеждой спросил Мунтяну.
— Очень, — разочаровал его Григорий, — очень легко. Думаю, тебе понравится.
— Нет, — повесил голову Мунтяну, — я не могу. По крайней мере, до тех пор, пока не выполню свое последнее задание. Я должен следить за одним лейтенантом полиции. Петреску его фамилия.
— А тебе очень хочется за ним следить?
— Вообще-то нет. Человек он, кажется, симпатичный, да и сил гоняться за ним по городу у меня нет. Он ведь молодой. Сегодня дома, завтра в гостях у девушки, через час — гулять пошел, потом — работать. А у меня артрит, и, кажется, алкоголизм.
— Знаешь, практически все чекисты, которые к нам, бомжам попадают, — поделился секретом Григорий, — очень зависимы от алкоголя. Но это ничего. Мы поможем тебе справиться. И с лейтенантом твоим разберемся. А сейчас вставай со ступенек, и пошли поможем ребятам поцыганить на свадьбе.
Взявшись за руки, новоиспеченные друзья пошли к ограде Кафедрального Собора. Когда они приблизились к бомжам, Григорий остановил Мунтяну поодаль, подошел к собравшимся, и поднял руку.
— Важные вести, — взволнованно крикнул он.
Бомжи, привлеченные необычным поведением вожака, подошли к Григорию поближе. Когда собрались все, Григорий от волнения заговорил как герой «Одесских рассказов»:
— Люди. Бомжи! Я имею сказать вам новость, которая перевернет ваши сердца, и всю вашу жизнь.
Из толпы раздались голоса:
— Стеклянные бутылки отменяют?
— Теплотрассу у аэропорта наконец-то починят?
— У собак туберкулез, и их нельзя больше есть?
— Маринка с базара подцепила триппер?
Видно было, что люди волновались. Григорий переждал минуту, потом вновь поднял руку:
— Все, что вы сказали, это тьфу! — демонстративно плюнул он. — Бомжи, я имею сказать настоящую новость. Бомжи, мы живем вовсе не в Советском Союзе. Вы, оказывается — граждане независимого и суверенного государства Молдавия!
Несколько минут люди, ошеломленные, молчали. Наконец, один из мужчин сорвал с головы женскую соломенную панамку и завопил, что есть мочи:
— Виват!!!
* * *
— Ну, скажи. Скажи. Ну, пожалуйста! Давай!
Сергей, отдуваясь, лежал на диване, держа руку на лбу Натальи.
— Говори, давай!
— Ну, хорошо, — улыбнулся он. — Б…дь.
— Нет, — капризно скривила губы она, — жестче. Ты — б…дь. Давай.
— Ты — б…дь.
— Петреску, — вздохнула она, — у тебя получается без души. Как будто, «ты — в форме». Или «ты — на туфлях с высоким каблуком».
— А что, — задумался Петреску, — ты и в самом деле в туфлях на высоком каблуке пришла?