— Мне пора, — сказала девушка, поднимаясь на ноги.

«Сейчас она уйдет навсегда», — подумал я и быстро пошел к ней. Однако вскоре мои шаги замедлились, ибо я понял, что девушка уходит под воду.

— Не бойся, дурачок, — ласково сказала она. — Один маленький шаг — и ты уже там.

Однако я колебался. Я отчетливо понимал, что достаточно сделать небольшое усилие, чтобы поднять и протянуть руку, и все — возврата назад не будет. На этот раз я зашел слишком далеко. Нет, мне боязно, да и само предложение сделано слишком неожиданно. Мне кажется я еще не готов. Кроме того, мне жалко родных и близких.

— Как хочешь, — сказала девушка, снисходительно улыбаясь, и пошла в воду.

— Подожди, — крикнул я вслед.

— Надумал? — обернулась она.

— Как зовут нашего ребенка? — спросил я, но она уже скрылась под волнами.

Море исчезло во всепоглощающей ночи, которая, впрочем, вернула балкон на свое законное место. Это было похоже на ящик фокусника, имеющий двойное дно, где время от времени возникают самые неожиданные предметы. Фокус мне очень понравился, поскольку вместо философствующих бандюг на балконе появились две девушки. Сквозь прозрачные одеяния просвечивались такие спелые груди, что мои пальцы начали машинально сжиматься и разжиматься. Девушки заразительно громко хохотали, закидывая свои прелестные головки.

— Обкурились, заразы? — недружелюбно спросил я, почувствовав смущение, ибо подозревал, что они смеются надо мной. Неожиданно я заметил, что они близняшки. Последнее обстоятельство мне чисто инстинктивно не понравилось. Слишком много близнецов встречаются мне в последнее время. Это не к добру.

Девушки одновременно, как по команде, прекратили смеяться. Они поднялись, а я задохнулся, увидев их формы во весь рост. Одна из них налила в кубок вина и стала поить меня, положив мою голову к себе на колени. Быстро проглотив терпкую жидкость, я стал тереть затылком ее лобок. Другая гурия взяла большой старинный нож с широкой, украшенной резьбой ручкой. Я мгновенно напрягся, но она всадила холодное оружие в спелую дыню с такой силой, что она треснула почти пополам. Девушка нарезала дыню крупными кусками и стала кормить меня. Я брал ртом сочную мякоть прямо с ножа.

— Не давайте волю рукам, — предупредил я, ощутив, что их ласковые пальцы бегают по моему телу.

— Зачем мужику такая нежная кожа? — удивилась одна из них.

— Где? — оживилась вторая.

— К сожалению, не там, где ты думаешь, а под подмышками.

— Да, действительно, — согласилась она, — но только в этом месте, а на груди кожа обыкновенная. Так хочется чего-то свеженького!

— Он с двумя не справится, — высказала предположение первая девушка, царапая ногтями через материю мою возбужденную плоть.

— Если не кончать, то какая разница? — вмешался я в разговор, возмущенный тем, что на меня не обращают внимания, да еще сомневаются моих мужских достоинствах. — Справлюсь хоть с десятком!

— Пожалуй, он прав, — сказала вторая, — нужно не давать ему кончить.

— Это уже чересчур! — возмущенно вскричал я, почувствовав, как женская рука спускается по моему животу вниз. Однако первая близняшка закрыла мне рот поцелуем, и я утонул во влажной дремотной слабости, расслабился и потерял способность к сопротивлению. Впрочем, только полный идиот мог сопротивляться на моем месте.

Вначале я еще различал, что со мной делают эти блядские гурии. Одна из них прикладывалась языком к моему соску таким образом, что он жег, как раскаленный огонь. Другая девушка делала черт знает что. «Нужно перенять опыт», — подумал я. Затем ощущений стало настолько много, что я перестал различать, где и когда они возникают. Все слилось в один сплошной сладостный гул.

«Смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой», — возникла в голове цитата из Лермонтова. Какая странная ассоциация. Наверное, кто-то воет. Скорее всего, стонет. Я всмотрелся в барахтающуюся груду, среди которой увлеченно извивалось мое собственное тело. Вслушался. Раздавались монотонные сопящие, свистящие, хлюпающие и булькающие звуки. Однако никто не выл и даже не стонал. Я же явно слышал, словно волк на луну воет. Я постарался изобразить подобный звук: «Вау! Вау!». Вскоре я затих, поскольку мой зов остался безответным.

Во рту снова пересохло. С трудом освободив руку из-под какой-то женской мякоти, я нащупал на столе кусок нарезанной дыни, и положил его в рот. Было так вкусно, что я даже зажмурился от удовольствия. В сознании возник устойчивый образ дыни с продолговатым разрезом, который сочился липким и сладким соком. Какая вкуснятина! «В дыню! В дыню!» — мелькнуло в голове. И не только мелькнуло, но показалось, и даже прояснилось. Я увлекся, как никогда раньше. Внезапно меня пронзила ужасная догадка:

— Если я, черт возьми, засадил в дыню, то что же я тогда ем?! Фу! Какая гадость! Прости, Господи!

Какие нахальные девчонки! Должна же быть в постели какая-то гармония? Такое впечатление, что можно встать, одеться и уйти, а они даже этого не заметят. Я забарахтался, чтобы попробовать хотя бы встать. Они зашикали на меня, замахали руками, толкнули на место, чтобы не мешал получать удовольствие. На рот снова легла влажная повязка. Я вдохнул усыпляющий хлороформ и погрузился в сладостную дремоту. Все же четыре руки, четыре ноги, четыре груди и две пары губ — это, на мой вкус, многовато. Все время на что-то отвлекаешься.

Меня насиловали самым бессовестным образом, воспользовавшись моим беспомощным состоянием. Однако я не сопротивлялся — себе же хуже. Нужно было сделать большое усилие, чтобы поднять руку. Слава Богу, другие части тела жили самостоятельной жизнью. Воспользовавшись тем, что близняшки поменялись местами, я приподнял голову и увидел, что нижняя часть туловища работает в автономном режиме. Пусть двигается. Мне не жалко.

Сколько прошло времени? Час или два? Может быть, три? Нет, это, пожалуй, чересчур. Вот она, относительность времени! Уже рассвет измазал небо бледным розовым цветом, а эти чертовки не исчезают и даже не успокаиваются. Что делает, мерзавка! Что делает! Так я, пожалуй, кончу. Кажется, поймал волну. Надеюсь, она вынесет меня на твердую землю. Ей богу, надоело качаться. Ой, ой, ой! Ну, ничего себе. На такой высокой волне, со всего размаху, вмазаться прямо лицом во влажный, поросший бурыми водорослями, берег. Эти девки слезут когда-нибудь с моего тела?

Меня разбудило солнце, ласково перебиравшее мои ресницы. Я лежал на балконе обнаженный, использованный и брошенный. Ночные наездницы высосали значительную долю моей жизненной силы. Тем не менее, я чувствовал себя достаточно хорошо. Во всяком случае, настроение было хорошим. С удовольствием потянувшись всем телом, еще сохранившем остатки вчерашнего кайфа, я повернулся на живот, чтобы спинным мозгом впитывать солнечную энергию. Наверное, я скоро стану зеленым, как растения, от такой жизни и начну выделять хлороформ.

Откуда взялись эти отвязанные двойняшки, которые неожиданно материализовались на балконе, лихо меня трахнули и таинственно исчезли в предрассветных сумерках? А что в это время делали бравые ассирийские парни? Если девчонки развлекались со мной, то близнецы вполне могли переспать с Идой. Я рывком поднял тело с лежанки, чтобы крушить черепа и кости. Подойдя к балкону, я увидел внизу всю компанию. Они мирно завтракали, и это меня успокоило, хотя настораживало отсутствие близняшек. Возможно, они еще спят, утомленные ночными трудами. Внизу меня заметили, и Ида приветливо помахала рукой. Покивав головой, как заезженная и смирившаяся с судьбой лошадь, я стал собирать разбросанные по всему балкону вещи.

— Дорогой друг! — радостно приветствовал меня Омар. — Как вы спали?

— Отлично, — пошутил я, — только не помню с кем.

Я налил кофе и стал внимательно вглядываться в лицо Иды, стремясь отыскать следы бурно проведенной ночи. Однако на нем ничего не было, кроме девичьей свежести, слегка подкрашенной косметикой. Впрочем, лицо ненадежный свидетель. Тем более, в таком нежном возрасте. Одну можно всю ночь валять, и даже тень усталости не ляжет на прекрасное чело, а у другой взбухают через полчаса фиолетовые мешки под глазами. Я также внимательно осмотрел ассирийцев. Ну, с этих, вообще, как с гуся вода. Странно все же, что нет за столом близняшек.