— Вы что, всю ночь на балконе спали? — недовольно спросила Ида.

— Нет, я ночевал в комнате, — ответил я, — а утром вышел встречать рассвет. Как только увидел солнце, то сразу снова заснул.

— Ну, как, прочитали рукопись? — спросил последний шумер.

— Разумеется! — я постарался изобразить на лице оживление, поскольку забыл не только содержание текста, но саму рукопись. — Это очень интересно и неожиданно.

— Очень хорошо, — сказал Омар, — надеюсь, теперь вы понимаете, что любая историческая концепция выглядит односторонней и неубедительной без учета взаимного влияния противоположных миров. Души людей переходят в тела, также и деяния их переходят в духовность. Отсюда богоданность и неземное происхождение священных книг, ибо они — одна из форм существования космоса.

— Простите, я хотел спросить о вашей богине. Она выглядит такой древней.

— Разумеется, она настоящая. Копии не имеют силу.

— Неужели вы нашли новую Трою? — поинтересовался я.

— Вы все же ничего не поняли, — огорчился Омар. — Троянская война была, а возможно, будет в ином времени и пространстве. Искать место рождения Гомера также бессмысленно, как исследовать раскопки Шлимана, поскольку Гомер, если и был человеком, то отнюдь не таким, как Шекспир или Гете.

— Разумеется, — произнес я, ибо мне трудно утром следить за движением философской мысли. — На нас влияют мертвецы.

— Сам ты мертвец, — обиделся Камаз.

— Это правда, — сказал Омар. — Взаимная зависимость предполагает общность судьбы. Нарушение хрупкого баланса неизбежно влечет войну или мор. Отсюда ответственность перед другим человечеством из параллельного мира.

— Выбор невелик, — задумчиво произнесла Ида. — Если не война, то мор.

— Может быть, СПИД возник как ответная реакция потустороннего мира, — продемонстрировал свои интеллектуальные возможности Белаз.

— А если бы была инфекция, которая передается через деньги, — сказала девушка, мечтательно закатывая глаза.

— Не смей давать богам советы, — предостерег шумер, поднимая правую руку.

— Она что, тоже язычница? — удивился я.

— Вас удивляет, что еще сохранилась древняя вера? — укоризненно спросил Омар. — А историческая карьера так называемых мировых религий не кажется вам удивительной? Как сотни миллионов людей могли оставить тысячелетние законы и обычаи предков?

— Конечно, — согласился я, с удовольствием закуривая первую сигарету, которая всегда делает меня покладистым. — Это произошло феноменально быстро. С другой стороны, язычество устарело.

— Религия в принципе не может устареть, поскольку вера является внутренним убеждением, ее невозможно навязать ни в ходе дискуссии, ни насилием. За веру страдали! Единственной причиной, заставившей почти все человечество поменять веру, была мощная эманация духовности из противостоящей реальности, где и происходили описанные в священных книгах события.

— И слово стало плотью, — сказала Ида. — Следовательно, плоть стала благой вестью, словом, религией. Если в одном мире происходило собирание плоти до сжатия в точку на кресте, то в ином осуществлялось распространение духовности.

— Это явление происходило на фоне всеобщей «забывчивости», — перебил свою племянницу Омар. — Древние греки начали смеяться над собственной мифологией, предварительно превратив ее в высококлассную литературу. Многовековая традиция, приняв пародийные формы, не могла быть жизнеспособной и долговечной. Эллины, эти похотливые козлы, перестали понимать даже своих философов, чьи труды по переводу мифологического содержания в знаковую систему служили своеобразным переходом к современному способу мышления. Это непонимание привело к нелепым представлениям, положившим начало науке. Мировые религии легко вытеснили античную цивилизацию, ибо она продолжала существование в виде тени, инерции, внешнего проявления.

— Вы враг науки и прогресса, — попробовал пошутить я. — Но что же случилось с памятью античного человечества?

— Постигшая народы амнезия была вызвана не устареванием языческой религии, которая и нынче вполне функциональна, а изменением психологического статуса человечества, связанного с незафиксированной метаморфозой мира. В христианской интерпретации — с пришествием Христа, следовательно, и антихриста. Ну, ладно. Христос пришел, а я ушел. Извините, дела. А вы отдыхайте, спешить все равно некуда.

Омар уехал вместе с ассирийцами по своим мафиозным делам, а мы остались в приятном одиночестве. Внезапно я вспомнил ночных распутниц и даже на мгновенье засомневался в реальности их существования. К сожалению, не бывает таких ярких, насыщенных ощущениями галлюцинаций. Погоди, а забытые уже эротические сны, заканчивающиеся поллюциями. В них все гораздо примитивней. Это чистая физиология, как утренний стояк, превращающий одеяло в маленький шатер. А так чудесно галлюцинировать я готов хоть каждую ночь. Неужели эти чертовки до сих пор спят? А что? Дело молодое.

— Вы кого-то ищете? — спросила девушка, заметив, что я шарю глазами по дому.

— Ты не знаешь, — спросил я в свою очередь, — здесь, кроме нас, еще есть люди?

— Конечно, — ответила девушка, — в доме есть две старухи, которые готовят еду и следят за хозяйством.

— Две старухи?..

— Ага, испугались? — спросила она, заметив, как у меня отвисла челюсть. — Так что не вздумайте меня изнасиловать.

— Размечталась, — разозлился я.

— А что такое? Каждая девушка подсознательно мечтает быть изнасилованной.

— Дура! — зло сказал я и закурил еще одну сигарету. — Нарвешься на маньяка, тогда узнаешь, как это приятно.

— А вы случайно не маньяк?

— Случайно, нет.

— Жаль! Ну, тогда давайте хоть искупаемся, а то жарко становится.

Я бросил одежду прямо возле стола и пошел к бассейну. Это замечательная вещь. Всю ночь пьянствуешь, прелюбодействуешь, спишь всего несколько часов, утром встаешь помятый, как простыня, добредаешь на дрожащих ногах к бассейну, прыгаешь в холодную воду, пять минут плаваешь. И все — свеженький как огурчик.

— Ой! Какая холодная! — воскликнула Ида, изящно пробуя ногой воду. — Нет! Это решительно невозможно!

— Холодно только первое время. Прыгай и сразу станет тепло.

— Нет, не могу, — жеманилась девушка.

— Ну, хорошо, тогда привыкай постепенно, — согласился я и, подплыв к ступенькам, где стояла девушка, стал смачивать водой ее ноги. Занятие было довольно приятным. Моя рука поднималась все выше и выше, а Ида входила в воду все глубже и глубже. Я начал увлекаться наступившей между нами гармонией. Внезапно я услышал приглушенное покашливание и, резко обернувшись, увидел горбатую старуху, одетую в длинное черное платье. Она убирала со стола и, поглядывая на меня, улыбалась. Я содрогнулся, а Ида завизжала и бросилась в воду.

— Ты уверена, что в доме нет других женщин, кроме старух? — строго спросил я.

— А что такое? — обиделась девушка, заметив перемену моего настроения. — Плохой сон приснился? Кого вы все время ищите?

Я вышел из бассейна и резко направился к старухе, которая смотрела на меня с интересом, но без испуга. Вскоре я смутился и потупил глаза, ибо нельзя играть с пожилым человеком в такие игры. Я замедлил шаг, заставил себя улыбнуться и, подойдя к столу, выпил полстакана апельсинового сока. Затем я взял свои вещи и пошел в дом, сопровождаемый подозрительным взглядом Иды, наблюдавшей за моими маневрами. Я полностью исследовал первый этаж, но никого там не обнаружил. Мой поисковый азарт иссяк, когда я поднимался по лестнице, хотя искать следовало именно на втором и третьем этажах, где находились спальные комнаты. Кого я, в самом деле, ищу? Зачем мне эти шлюхи, чьи лица я смутно помню? Наверное, меня хотели разыграть. Мол, так обкурился, что спал со старухами. Себя не помнил.

Я зашел в спальню и бросился на кровать. На стенке висела «Обнаженная» кисти Рафаэля Сойера. Какие огромные телеса со своеобразной слоновьей грацией. У меня никогда не было толстых женщин, разве что в меру упитанные. Я сел на кровать и достал сигареты. Пепельницы не было, поэтому я стряхнул пепел в цветочный горшок. Все время лезут в голову чертовы старухи. Вспомнил горбатую каргу, которая превратилась в юную девушку. Вернее, девушка превратилась в старуху. Черт их знает, кто в кого превращается!