Охотник приходит с жалобой к Гильгамешу, который успел превратиться из истребителя в доброго пастыря. Он советует использовать блудницу и соблазнить монстра, чтобы отвратить от него зверей. Так и случилось. Семь дней Энкиду неустанно познавал красавицу, а когда поднял лицо, звери убежали от него, ибо он изменился настолько, что стал для них чуждым. Его материализация, переход в иной мир происходят при посредничестве Шахмат: «Ткань разорвала, одной его одела, тканью второй сама оделась, за руку взяв, повела, как ребенка».

Облаченный в новую плоть, Энкиду отведал хлеб и сикеру, что, согласно строжайшему табу на пищу потустороннего мира, окончательно превратило его в существо другой природы. Гильгамеш из губителя людей превратился в их защитника, а его антагонист претерпел обратную метаморфозу: «Уподобился людям, одеждой оделся, стал похож на мужа, оружие взял, сражался со львами».

Если Энкиду сошелся с блудницей, то Гильгамеш не взял предназначенную ему женщину, ибо соперник не дал войти в брачный покой, загородив дверь ногою. На пороге произошла схватка, не имевшая победителя, поскольку силы были равны. Взамен жены герой обрел верного товарища. Объединение бывших противников означало появление нового двойного организма, противопоставленного лесному чудовищу Хумбабе, который испытывает состояние разъединенности: «Совсем один».

Конфликт неизбежен. Старейшины города пытаются отговорить Гильгамеша от похода: «Хумбаба — ураган его голос, уста его — пламя, смерть — дыхание». Заметим, что «дыхание», традиционно связываемое с жизнью, в данном случае означает смерть, ибо речь идет о другом мире.

Во время похода Гильгамеш видит страшные сны, которые однозначно понимает как катастрофу: «Земля растрескалась, вопило небо, полыхало пламя, смерть лилась ливнем». Однако Энкиду толкует сны противоположно их значению, ибо они находятся во владениях своего противника, в ином мире, где все «плохое» означает «хорошее» и наоборот.

Воспользовавшись разъединенностью Хумбабы, герои убили противника, напав на него с двух сторон, а также рассеяли семь лучей сияния и срубили связанные с ними кедры. Аккадский эпос повествует о взаимном переходе друг в друга материального и духовного: «Лучи сияния исчезнут, свет затмится» — космической метаморфозе, совершаемой при посредничестве полубогов.

Несколько подробнее мистическое противоборство описано в шумерской версии. Гильгамеш мотивирует свое желание уйти в иной мир не жаждой бессмертия, а неизбежностью смерти: «В моем городе умирают люди, горюет сердце». Он твердо знает, что судьба «не сулит жизни», но готов принять неизбежное.

Герой сознательно обрекает себя на смерть и взывает к богу солнца с надеждой на благоприятное воскрешение. Обитель хтонического Хумбабы называется «страной человека живого». Блудница сказала существу, пришедшему из страны без возврата: «Ешь хлеб, Энкиду, — это свойственно жизни».

Гильгамеш является живым только в Уруке, но мертвым относительно противоположного мира. Поэтому бог солнца Уту снабжает своего любимца семеркой демонов. У Хумбабы также есть на вооружении семь лучей, наводящих ужас на все «живое», точнее «мертвое», ибо эти состояния весьма условны.

После победы Гильгамеш осознает противника своим двойником и готов помиловать его, но Энкиду грозно предостерегает, что судьба антагонистов строго полярная. Герой занимает место убитого Хумбабы, а поверженный монстр, вероятно, превращается в Гильгамеша.

Окончательно преображенный полубог становится предметом внимания Инанны, предложившей себя в качестве супруги. Однако в новом состоянии он понимает, что явления неизбежно переходят в противоположность, и перечисляет всех, кто дорого заплатил за любовь. Разгневанная богиня требует создания быка для мести обидчику.

Великолепное животное, успевшее совершить некоторые разрушения, убивают Гильгамеш и Энкиду. Вспомним, что дикий бык Ана — супруг Эрешкигаль. Созданный по ходатайству Инанны, он погибает под ударами героев, чтобы воскреснуть в качестве владыки подземного царства.

Действие рождает противодействие, отсюда неотвратимость наказания: убийца должен разделить участь своей жертвы. Совет богов постановил умертвить Энкиду за совершенные деяния. Он считает приговор несправедливым и проклинает Шахмат, которая коварно изменила его первоначальную сущность: «Над чистым мною ты обман совершила!»

Однако после объяснений бога солнца он понимает свою роль в мировом развитии и благословляет блудницу. Энкиду видит во сне подземное царство, которое во всем противопоставлено верхнему миру: темнота вместо света, тень вместо плоти, прах вместо пищи. Он уходит в загробный мир, ибо время его единства с побратимом завершилось, и они должны стать чужими: «Друг мой меня возненавидел».

Гильгамеш также подвержен метаморфозе. В очередном странствии он страшится смерти и стремится под власть Утпатишти — шумерского Ноя, единственного из людей, кто пережил катастрофу и удостоился вечной жизни. В новом состоянии он молится не богу солнца, а богу луны Сину. Путь лежит через двенадцать сфер густой темноты, означающей другую жизнь. Достигнув желанной цели, странник высказывает свою боль и надежду. Утпатишти открывает тайны богов и доказывает бесплодность попытки изменить установленный свыше порядок. И тогда герой постигает тщетность своих нелегких трудов, ибо он давно мертв, убегая от смерти, означающей жизнь, и от жизни, неизбежно влекущую гибель: «Куда взор не брошу — смерть повсюду!».

В одном состоянии Гильгамеш добровольно идет на смерть ради мирового порядка, а в другом — убегает от смерти, будучи давно мертвым. Воды небытия омыли страдальца и сделали тело пригодным для новой жизни. Он получает в награду тайну молодящего цветка, который похищает Змей — вечный антагонист человека. Герой вернулся к стенам родного города, чтобы вновь встретить Энкиду, убить Хумбабу, совершить все предназначенное. Эпос заканчивается началом, ибо гибель означает новое рождение».

Когда я закончил чтение и поднял голову, ассирийцы заметно оживились. Белаз раскуривал чертову трубку, демонические рубиновые глаза снова угрожающе вспыхнули.

— Хочешь догнаться? — спросил он и, не дожидаясь ответа, протянул мне тяжелую трубку.

Я дважды глубоко затянулся. Близнецы вместе с балконом поехали с нарастающей скоростью в глубину ночи и растворились во тьме. К моим ногам подбегали волны теплого моря, оставляя на песке сырые полосы. Боже мой! Это же прародина моей души! Я всю жизнь стремился вернуться именно в это место. Почему же на душе так тревожно?

Из темно-зеленых волн вышла обнаженная девушка. «Афродита долбанная!», — пренебрежительно подумал я, хотя она была так хороша, что сердце учащенно забилось и толчками погнало кровь к самым отдаленным частям тела. Девушка упала на песок и перевернулась на спину. Ситуация становилась пикантной, поскольку она лежала в десяти шагах от меня, явно не замечая моего присутствия.

— Какое безлюдное место, — громко сказал я, — пописать можно!

— Ты! — удивленно произнесла девушка, резко обернувшись в мою сторону. — Надо же! Вышла на секунду погреться на солнце, а он тут сидит!

У меня возникла уверенность, что я уже сжимал эти маленькие чуть заостренные груди, целовал эти синие глаза и гладил эти черные волосы. Я старательно всматривался в черты милого мне лица, но ничего не мог вспомнить. Внезапно я ощутил острую, полоснувшую по сердцу тоску. Нельзя ссориться с богиней любви, ибо она может не только подарить, но и отнять самую прекрасную в мире женщину. Мое сознание раскололось, и душа резко поднялось вверх, откуда смотрела на берег моря, где лежали два тела на расстоянии десяти шагов друг от друга. Я почувствовал, что душа испытывает сомнение, поскольку оба тела казались ей одинаково привлекательными и родными.

«Господи! — испугался я. — Она не знает в кого вернуться!».

Душа немного помедлила, а затем я ощутил, что снова могу управлять своим телом. Теперь я вспомнил старинный город с нелепыми каменными домами и узкими темными улицами, над которыми носились гнусные птеродактили. Я вспомнил, что в этом проклятом месте у меня есть жена и ребенок.