– А если он работает в ночную смену? – спросил я у Маркуса.

Маркус положил ноги на перила терраски.

– Кит – алхимик, который влип в неприятности, нарушив правила и выйдя из повиновения. Если бы он оказался алхимиком, который настолько увлекся вампирами, что спелся со стригоями, его бы назначили вкалывать по ночам и установили бы за ним жесткое наблюдение. Но за непослушание полагается другое наказание. Вероятно, Кит работает с восьми до пяти – по режиму нормальных людей, а ночные смены достаются тем, кто внушает серьезные опасения… с точки зрения алхимиков, разумеется.

Через десять минут правота Маркуса подтвердилась: «Киа Сорренто» въехала на парковку, и Кит зашагал к дому. Когда он заметил нас, а точнее, меня, застыл на месте как вкопанный и побледнел.

– Нет. НЕТ! – заверещал он. – Вам нельзя здесь быть. Господи! А вдруг уже слишком поздно? Может, вас кто-то видел?

Он принялся отчаянно озираться по сторонам, как будто ожидая, что спецназ алхимиков выскочит из кустов и набросится на него.

– Успокойся, Кит, – произнес я, вставая со скамейки. – Мы просто хотим поговорить.

Он замотал головой.

– Нет! Мне можно общаться с такими, как вы, только по делу. Но мне не разрешается вступать в прямой контакт, пока я не…

– Речь пойдет о Карли Сейдж, – прервал я его.

Его путаные возражения моментально прекратились. Он уставился на нас, не мигая.

– Ладно, – пробурчал он, наконец. – Я согласен.

Кит нервно шагнул вперед и отпер дверь, продолжая испуганно коситься на нас с Маркусом. Когда мы очутились в его квартире, он поспешно задернул занавески, а потом попятился, чтобы оказаться как можно дальше от нас, и скрестил руки на груди.

– Что случилось? – затараторил он. – Кто этот тип? Карли в порядке?

– Мой друг… э… Джон, – сказал я, сообразив, что мне не стоит называть настоящее имя одного из самых разыскиваемых алхимиками отступников. Маркус и так замазал свою синюю татуировку какой-то косметикой. – Карли в полном порядке. Мы виделись с ней вчера.

Лицо Кита чуть смягчилось.

– Правда? У нее все хорошо?

– Очень хорошо, – ответил Маркус. – И Карли дала нам твой адрес. Предложила нам приехать и встретиться с тобой.

– Да?..

Глаза Кита изумленно округлились, что выглядело довольно-таки противно: ведь один его глаз был стеклянным!

– Сидни пропала, – сообщил я. – Карли хочет, чтобы ты нам посодействовал.

Сперва он впал в ступор, но в следующую секунду заметно насторожился.

– Куда пропала?

– Она на перевоспитании, – рубанул я.

– Ой! – запричитал Кит. – Ой, нет! Я ведь знал, что не надо вас впускать! Я ничего не могу! Раз она угодила в центр, мне вообще нельзя о ней говорить! – Он закрыл глаза и плюхнулся на пол. – Боже! Они догадаются, что вы были здесь, и отправят меня обратно!

– Никто ничего не узнает, – утихомирил я Кита, надеясь на благополучный исход, и на миг задумался. Странно, но я даже не мог предположить, что когда-либо испытаю к нему жалость.

– Нам надо выяснить, где Сидни находится, – добавил я. – Она там же, где побывал ты. Где расположен центр?

Он распахнул глаза и хохотнул.

– А разве нам рассказывали? Нам солнце увидеть не давали! Хорошо, хоть иногда какой-то свет был.

Я нахмурился:

– А поконкретней?

Кит в ужасе скривился.

– Я сидел в одиночке.

– Сидни не в одиночке, – озадаченно возразил я и сглотнул. – Рядом с ней есть другие люди.

– Это тоже особая пытка, – произнес Кит с горечью. – Сразу понимаешь, что от тебя требуется. Соблюдаешь правила и выживаешь по мере сил.

Мне ужасно хотелось выпытать у него подробности, но Маркус возвратил нас к главному вопросу:

– Но тебя-то уже выпустили на свободу. А чтобы оказаться здесь, ты должен был просто-напросто выйти наружу.

– Да. С завязанными глазами, – ответил Кит. – Мне ничего не позволяли увидеть, пока я не оказался далеко от центра. И не просите меня даже примерно прикинуть расстояние – я не смогу! Они меняли самолеты и машины… Спустя некоторое время я вообще потерял ориентацию. И, если честно, мне совершенно не хотелось возвращаться обратно, поэтому я особо и внимания не обращал.

– Но ты был в… здравом рассудке, – напомнил ему Маркус. – Ты ничего не видел, но остальные чувства у тебя работали. Ты что-то запомнил? Звуки? Запахи?

Кит замотал головой, но я заметил, что в его глазах на мгновение вспыхнуло озарение. Однако он сжал губы и смерил нас недоверчивым взглядом.

– Не знаю, простит ли тебя когда-нибудь Карли, даже если ты нам поможешь, – тихо проговорил я. – Но я уверен, что она тебя не простит, если ты утаишь сведения, которые могли бы помочь ее сестре.

Кит вздрогнул, словно от удара.

– Я все перепробовал, – промямлил он. – Я просил. Умолял. На колени встал…

Он опять говорил о Карли, а не о центре.

– А зачем? – невольно спросил я. – Зачем тебе понадобилось ее прощение? Куда подевалась твоя совесть в тот давний день? Или в те годы, которые последовали за ним?

– Это все перевоспитание, – признался он, уставившись в пол. – Я никогда в жизни не чувствовал такой беспомощности и безнадежности… как там. Оказаться целиком в чьей-то власти, когда не к кому обратиться даже за советом… заставить человека думать, что он сам виноват в своих мучениях… Я понял, что сделал с Карли именно такое. Вот что постоянно на меня давит.

Мне опять стало его жалко, но с другой стороны, я нисколько не сочувствовал Киту. Как-никак, он надругался над Карли. Даже мне девушки порой отказывали, но тогда я отряхивал свое извалявшееся в пыли эго и жил дальше. Мне и в голову не приходило сделать нечто такое, что сотворил он. Киту следовало осознать свой проступок еще до того, как алхимики швырнули его в лагерь для зомбирования. Но сейчас это их с Карли дело, и даже если он искренне раскаивается, она имеет полное право предоставить ему возможность страдать, хоть до конца жизни.

Но я не стал вдаваться в подробности, которые могли увести нас в дебри, и великодушно произнес:

– Теперь решать ей. Но Карли, конечно, оценит, если ты сможешь дать нам важную информацию, с помощью которой мы спасем Сидни. Попытайся вспомнить то, что тебя зацепило.

Наступило долгое молчание. Похоже, тишина угнетала Кита не меньше, чем уговоры. Спустя несколько минут он глубоко вздохнул и прошептал:

– На улице было очень жарко. Прямо пекло. Меня выпустили в конце ноября, и я ожидал, что будет холодно. Но я как будто остался в Палм-Спрингсе.

Я ахнул. Маркус бросил на меня суровый взгляд, не позволяя прийти к жутким выводам.

– Палм-Спрингса в списке нет, – процедил он и повернулся к Киту. – И, похоже, жара была сухая? Как в пустыне. Не тропическая и влажная?

Кит насупился.

– Сухая. Точно.

– А сколько же градусов было? – продолжал допрос Маркус.

– Я с собой градусник не захватил! – раздраженно воскликнул Кит.

Маркус взвился.

– Скажи приблизительно! Градусов сорок?

– Нет. Но жарко для ноября… по крайней мере, по моим понятиям. Я вырос в Бостоне. Ближе к… думаю, градусам двадцати пяти – тридцати, наверное.

Теперь я целиком сосредоточился на Маркусе. Я втайне надеялся, что он провозгласит: «Ага! Бинго!» – и воодушевит нас обоих. Ничего подобного не произошло, и вид у Маркуса оставался предельно сосредоточенным.

– А больше ты ничего не помнишь? – спросил он у Кита.

– Ничего, – мрачно пробормотал Кит. – Уходите, а?.. Я старался забыть про то место. У меня нет желания вернуться туда из-за того, что помог кому-то его найти.

Я встретился взглядом с Маркусом, и тот кивнул.

– Возможно, этого хватит, – проговорил он вполголоса.

Мы поблагодарили Кита и направились к входной двери. Учитывая его желание поскорее нас выставить наружу, я был удивлен, когда он окликнул нас с Маркусом:

– Погодите. Еще одно.

– Да?..

Я крутанулся на месте и навострил уши.

– Если вы еще встретитесь с Карли… скажите ей, что мне вправду очень жаль.