Почти сразу после известия о разрыве дипломатических отношений с Турцией, Корнилов приказал заблаговременно готовить Черноморский флот к военным действиям, еще задолго до официального объявления войны в ноябре 1853 года. В Севастополе укреплялись и строились новые оборонительные фортификации, началась переброска русских войск к берегам Кавказа.

В Крымской войне Россия потерпела поражение. В марте 1856 года был подписан Парижский мирный договор, по которому Россия согласилась на нейтрализацию Черного моря с запрещением иметь там военный флот и базы, уступала Турции южную часть Бессарабии, обязалась не возводить укреплений на Аландских островах и признавала протекторат великих держав над Молдавией, Валахией и Сербией…

Россия потеряла немало славных своих сыновей. Утром 5 октября 1854 года во время обстрела Севастополя англо-французской артиллерией был смертельно ранен вице-адмирал Корнилов. Владимир Алексеевич был одним из главных организаторов Севастопольской обороны. В последние дни он часто призывал защитников города: «Будем драться до последнего. Отступать нам некуда; позади нас море, впереди неприятель».

Последними словами Владимира Алексеевича были: «Отстаивайте же Севастополь!..»

Исследователи биографии Корнилова утверждают, что весной 1853 года, задолго до начала войны, Владимир Алексеевич, словно предчувствуя грядущее поражение России, сделал попытку и в обход Меншикова, отправил великому князю генерал-адмиралу Константину Николаевичу донесение, в котором предлагал осуществить прорыв русского флота с десантом в районе Буюк-дере, расположенном на европейском берегу Босфора (где, кстати, находилась и резиденция русского посла в Константинополе, который в случае необходимости мог бы прийти на помощь со всей своей агентурой и верными людьми). Очевидно, Корнилов надеялся, что великий князь Константин Николаевич, которому Константинополь был близок не только в плане военных завоеваний, откликнется на его предложения. Но, похоже, Владимир Алексеевич не получил ответа на свое послание — ни положительного, ни отрицательного. А если бы Константин Николаевич откликнулся на предложение верноподданного русского флотоводца Корнилова, как развернулись бы события Восточной войны? Об этом никому теперь не дано знать…

Спустя семь лет после окончания Крымской войны, в июне 1861 года, скончался в своем дворце Далма-Бахче, на европейском берегу Босфора, султан Абдул-Меджид-хан. Ему было тридцать восемь лет. Едва великий визирь известил об этом событии, наследник, единственный брат почившего владыки, немедленно отправился в парадном каике через Босфор в старый дворец Топкапу, сел на трон Константина и принял присягу в верности. Его тут же поздравили с восшествием на престол сановники, духовные лица, военные и другие придворные. Туда же привезли, по обычаю, обернутый в дорогие ткани и циновку труп покойного султана и положили его у подножия трона, на котором восседал новый султан.

Символичными при этом действе были слова главы духовенства — шейх-уль-ислама, который указал преемнику на труп и назидательно произнес: «Взгляни, падишах, и помни, чем в свою очередь кончится и твое, и всякое царствование…». Новый султан прослезился от этих слов. После этого труп из циновки переложили в деревянный гроб, тоже обитый и покрытый тканями, и понесли на руках с пением и в сопровождении конвоя по улицам Стамбула до мечети-усыпальницы. К вечеру окончилась вся церемония похорон, и уличные глашатаи возвестили жителей Константинополя, что «волею Божиею султан Абдул-Meджид-хан отошел в вечность, и наследовал ему брат его султан Абдул-Азис-хан, коего жизнь да хранит Аллах на многия лета!..».

Почему Россия с таким вниманием отнеслась к смерти Абдул-Меджид-хана? Покойный султан, несмотря на чрезмерное увлечение своими наложницами, был в общем-то покладистым и добрым человеком. Но самое главное беспокойство российского государства вызывал вопрос: будет ли его преемник Абдул-Азис-хан придерживаться принципа веротерпимости, провозглашенного предыдущими султанами? Дело в том, что вскоре после восшествия на престол молодой тогда еще Абдул-Меджид-хан собрал на третий двор Серая, Гюльхане (Розовом доме), где обычно собирался диван (высший совет при султане), всех придворных сановников Порты, военачальников, наместников и губернаторов турецких провинций, а также пригласил владык — представителей других вероисповеданий: православных, католиков, армян, турецких евреев. Присутствовали при этом также послы множества иностранных государств в Константинополе.

Министр иностранных дел Рашид-паша зачитал указ, именуемый Хатти-Шериф-Гюльхане, который провозглашал уравнение в правах представителей разных христианских вероисповеданий с турецкими подданными. Было понятно, что подавляющее большинство пунктов указа никогда не соблюдалось, но все же это был мощный аргумент для выяснения отношений на межгосударственном уровне. Будет ли новый султан Абдул-Азис-хан придерживаться в своей политике предыдущего направления по этим вопросам? Этот вопрос беспокоил не только Россию, но и другие европейские государства. Несмотря на то что Порта была совершенно обессилена восточными войнами и практически порабощена западными государствами, а запросы султанского двора «съедали» большую часть казны, Турция все же оставалась независимым государством, с которым надо было считаться.

В конце 60-х годов XIX века в «Русском вестнике» были опубликованы путевые заметки, подписанные загадочными инициалами «С. Н.». Кем был этот загадочный С. Н.? В те времена было модным печататься под псевдонимами или анонимно. Доходило до того, что некоторые литераторы имели по нескольку десятков псевдонимов за свою жизнь.

Путешествие инкогнито с инициалами «С.Н.» в Стамбул было длительным — примерно с июня 1861 года по май 1866 года (а может, и более того?..). Он был вхож в русское посольство в Константинополе. Владел турецким и другими восточными языками, так как свободно передвигался между Турцией и Грецией, а также бывал в ближних с турецкой столицей провинциях. Загадочный С.Н. не состоял переводчиком при посольстве, так как неоднократно обращался в случае необходимости к штатным драгоманам с различными просьбами.

Этот человек прекрасно знал не только историю России, но и Турции. Господин С. Н., по всей вероятности, пользовался расположением в посольстве, так как его включали в свиту посла на приемах самого высокого уровня. Его пребывания в турецкой столице не касались смены послов, случавшиеся в этот период в русском дипломатическом представительстве.

Кем он был: путешественником, ученым, писателем, дипломатом?… Возможно, исследователям это удастся выяснить. Но достоверным остается факт, что загадочный С.Н. оставил после себя бесценные свидетельства истории пребывания русских в Константинополе в первой половины XIX века, вместе с тем передав атмосферу того времени, сопровождающиеся яркими зарисовками быта турецкой столицы, ее истории и традиций.

Господин С. Н., несомненно, был блестящим литератором, о чем свидетельствуют язык, манера и образность его повествования. Сам сочинитель и его герои — реальны, а благодаря писательскому таланту С.Н. все они разом шагнули сквозь века и стали известны нынешним поколениям…

В конце 50-х — начале 60-х годов XIX века в Константинополе проживал статский советник Ф., рожденный в турецкой столице в семье директора русской коммерческой канцелярии. Господин С.Н. отмечал, что Ф., следуя фамильной традиции и зову патриотического долга, в семнадцать лет поступил на службу при стамбульской дипломатической миссии в Константинополе. С нетерпением молодой человек ждал торжественной аудиенции у султана, чтобы не только обновить свой новенький мундир русского дипломата, но и с гордостью заявить о своем назначении. Вскоре этот желанный день настал.