Немало актеров и режиссеров из русских эмигрантов не смогли освоиться и продолжить свой творческий путь в звуковом кино. Даже те из них, кто стал звездами французского немого экрана…
Иван Ильич Мозжухин убеждал коллег-соотечественников:
«Кино не может ограничиться простым пересказом драматургии, хотя бы и отлично выполненным. Необходимо обновленное воздействие на публику, какой бы она ни была, изысканной или обычной, малограмотной или высокоинтеллектуальной…
Вот почему я хотел окутать повествование в моем фильме атмосферой фантазии…».
В 1909 году двадцатилетний театральный актер Иван Мозжухин дебютировал в русском кинематографе. С той поры он почти тридцать лет служил этому виду искусства.
Мозжухин говорил о кино: «Это моя кровь, нервы, надежды, провалы, волнения… Миллионы крошечных кадриков составляют ленту моей души».
В России он успел сняться в нескольких десятках фильмов. Среди них: «На бойком месте», «Снохач», «Ночь перед Рождеством», «Страшная месть», «Руслан и Людмила», «Домик в Коломне», «Пиковая дама», «Отец Сергий».
Зимой 1920 года Иван Мозжухин вместе со многими русскими кинематографистами эмигрировал.
Вскоре в предместье Парижа Монтрей-сюр-Буа появилась русская кинофабрика «Товарищество И. Ермольева». В 1922 году на ее основе была создана студия «Альбатрос».
Во Франции Мозжухин освоил новые для себя кинопрофессии. В фильме «Дитя карнавала» он стал не только исполнителем главной роли, но и режиссером, и автором сценария.
Оценивая актерское мастерство Мозжухина, известный французский критик Рене Жанн писал:
«Тонкий алхимик страсти и страданий… Иван Великолепный, ослепленный искусством и его сверкающими видениями, выражает… невыразимое…».
Однажды фильмы Ивана Мозжухина посмотрел молодой художник-керамист Жан Ренуар. Увиденное на экране так потрясло его, что он оставил свое ремесло и годы спустя стал звездой французского кино.
Фильм «Алеко», задуманный Мозжухиным в 1936 году, так и не был снят. У Александра Ильича наступила полоса «великих замыслов и тяжелых провалов». Так он сам отзывался о последних годах своей жизни.
Во многом виной этому был его характер. И в России, и во Франции актер жил на широкую ногу, весело, расточительно. Как вспоминал Александр Вертинский: «…целые банды приятелей и посторонних людей жили и кутили за его счет.
В частых кутежах он платил за всех. Деньги уходили, но приходили новые. Жил он большей частью в отелях… и был настоящей и неисправимой богемой…».
Ивану Мозжухину приходилось постоянно помогать своему брату Александру. В России Александр был довольно известным камерным певцом. Но в эмиграции его творческая судьба не сложилась. От нищеты спасали деньги младшего брата.
Летом 1938 года Иван Ильич посетил Сент-Женевьев-де-Буа. В то время на кладбище было еще немного русских могил.
Глядя на них, Мозжухин сказал приятелям:
— Какие славные имена, какие насыщенные биографии… Бог даст, когда-нибудь о некоторых из тех, кто здесь покоится, буду снимать фильмы…
Собирался это совершить на самом деле Иван Ильич или заявил от нахлынувших чувств?.. Но ему уже ничего не суждено было создать. Через несколько недель после посещения Сент-Женевьев-де-Буа он серьезно заболел. Скоротечная чахотка… Лечение не помогло. 17 января 1939 года Иван Мозжухин умер в клинике в Нейи.
А спустя несколько дней его похоронили на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
— Слишком рано он оказался здесь!.. — сказал один из друзей Ивана Мозжухина. — Сколько еще успел бы создать прекрасного…
Дверь, за которой пустота
Он остановился у подъезда и посмотрел на окна третьего этажа. Темнота, никакого движения. Минуту-друтую старик пристально вглядывался, но все оставалось по-прежнему. Он вздохнул и вошел в подъезд.
Консьержка приветливо кивнула ему:
— Вы опять встречали поезд?
— Да, мадам…
— Значит, и на этот раз не приехали?..
Он покачал головой и тут же деловито поинтересовался:
— Есть для меня почта?
— Пишут, месье… Скоро обязательно получите много писем из Москвы и из Петербурга… — заверила консьержка.
Старик с благодарностью кивнул ей в ответ и стал потихоньку подниматься по лестнице. Несколько раз он останавливался, переводил дыхание и снова преодолевал ступеньку за ступенькой. И вот — дверь его квартиры. С минуту он словно не решался взяться за красный шелковый шнур. Наконец, дернул раз-другой. За дверью послышался звон колокольчика. Однако ни шагов, ни звука открываемого замка не последовало.
Старик снова подергал шнур, на этот раз — более решительно. По-прежнему в квартире — тишина.
— Да что они все там — заснули?.. — проворчал он и постучал кулаком в дверь.
— Наверное, еще не пришли, — раздался за спиной сочувственный голос.
Старик резко обернулся. Из квартиры напротив вышли соседи — молодая пара.
— Вот незадача, придется доставать ключ… Хорошо, что сегодня я не забыл его… А то бы пришлось, неизвестно сколько, дожидаться их возвращения… — Он заговорил радостно и быстро, словно после многих дней вынужденного молчания.
Мужчина и женщина обменялись многозначительными взглядами.
— Счастливого вам вечера, месье, — пожелали оба в один голос.
Старик открыл дверь, обернулся с порога и озабоченно поинтересовался:
— Мои домочадцы и гости не досаждают вам громким весельем?
— Да нет, что вы, месье, они ведут себя очень пристойно. Никакого беспокойства…
Молодые люди снова переглянулись и, уже не сдерживая улыбок, помчались вниз.
Консьержка еще издали поинтересовалась:
— Встретили?.. Опять звонил в колокольчик?
Соседи старика подтвердили:
— Одна и та же сцена…
— Одни и те же слова…
Консьержка вздохнула:
— Господи, хоть бы кто-нибудь зашел к нему в гости… Я здесь больше десяти лет и не помню такого случая.
— Наверное, у него в России, а может, и здесь, в Париже, когда-то было много друзей и родственников, — предположила молодая женщина.
— Ох, эти странные, странные русские! — всплеснула руками консьержка. — Сколько раз я ему советовала: месье, не нужна вам такая большая квартира. Поменяйте ее. А он в ответ: я и в этой с трудом размещаю друзей и родных. Представляете, в одной комнате у него лишь кровать, в другой — письменный стол и пара стульев, а третья — совсем пустая…
— Откуда же у старика столько денег? — перебил молодой человек. — В нашем доме жилье не из дешевых. Хоть и без лифта…
— У этого русского неплохая пенсия. Он служил во французском легионе, потом воевал под командованием де Голля, — пояснила всезнающая консьержка и покачала головой: — Как говорили в старину: наш бурный, веселый Париж некоторых одаривает или наказывает одиночеством… И никто не знает, за что выпадает подобное…
На следующее утро консьержка встретила спускающегося по лестнице старика:
— Месье снова отправляется встречать поезд?
— Да, да, мадам… Опаздываю… Если я вдруг разминусь на вокзале и мои гости сюда приедут раньше, вы уж откройте своим ключом мою дверь — пусть они располагаются и ждут меня…
— Не волнуйтесь, месье… Я все исполню, — пообещала консьержка.
А когда старик вышел из подъезда, пробормотала:
— Бедолага… Сколько раз он повторяет эту просьбу…
Свидетелями его последних минут жизни стали соседи — молодая пара. Они столкнулись с русским на лестничной площадке. Старик снова и снова настойчиво дергал за шнур звонка и прислушивался к звукам в квартире.
Молодые люди торопились и не стали терять время на разговоры.
Когда они спустились на один этаж, женщина вдруг спохватилась:
— Послушай, а ведь ему кто-то открыл дверь!..
— Тебе показалось… Кто может открыть дверь, за которой — пустота? — ответил супруг.
— Да нет же, я точно слышала, как старик вошел в квартиру.
