После затяжной паузы Михаила Случевский не сдержался:

— Ну а дальше-то!.. Дальше-то что произошло?..

Михаил горестно вздохнул и снова продолжил:

— Видимо, в Париже еще никто в голом виде не отправлялся грабить и убивать. Полицейские пошептались, несколько раз стукнули друг друга по голове книгой «Картины Парижа» и поняли, что творение Луи Мерсье не может являться орудием убийства. Ничего другого у меня в руках не было.

Все же вторую ночь пребывания в городе своей мечты я провел в тюремной камере. Лишь к концу следующего дня в полицию заявились секретарь нашего посольства и какой-то клерк из университета. Оба посмотрели на меня, словно патриции — на прокаженного раба, и стали вести переговоры с полицейским начальством. Через полчаса вернулись ко мне в камеру и объявили: подозрение в убийстве снимается, но… Парижские газетчики что-то дознались о ночном происшествии на набережной и уже рыщут вокруг полицейской конторы в надежде разговорить какого-нибудь стража порядка.

— Вы представляете, что будет, если о вашем похождении опубликуют в газетах? — в один голос поинтересовались оба визитера.

— Это позор не только ваш личный, но и — Российской империи!.. — добавил дипломат.

— … И для уважаемого во всем просвещенном мире нашего университета!.. — прогнусавил за ним клерк.

Тут уж я взбеленился и заорал:

— Хотите выдворить меня из Франции?!.. Выкинуть из Сорбонны?!.. Да плевать!.. Не успеете!.. Я сам бросаю университет и уезжаю домой!.. Осточертел мне ваш Париж, с Сорбонной в придачу!..

Оба визитера остались довольны моим громогласным решением: меньше хлопот и посольству, и университету. А дипломат даже доставил меня на улицу Риволи, где я снимаю квартиру. Представляете, как пялили глаза соседи и домовладелец? Побитое, помятое явление в рваном пальто!.. В общем, и они тоже остались довольны, узнав о моем отъезде…

Михаил усмехнулся:

— Ну а я привел себя в порядок и первым делом собрал привезенные из Москвы книги о Париже. Приволок их на набережную Сены и стал швырять, одну за одной, в речку…

— Зачем?!.. — изумился Случевский.

— Назло Парижу!.. — выпалил Михаил и тут же развел руками: — Хотя, по правде говоря, сам не знаю, — зачем… Видать, кураж оголтелый боднул в грудь… Лишь когда кинул в Сену последнюю книжку, опомнился: денег-то у меня не осталось. Нет, чтобы снести книги букинистам, так я, дурья башка, утопил их!..

Михаил вдруг рассмеялся и подмигнул Случевскому:

— Все!.. Прощай, Париж!.. И под страхом смерти я не вернусь сюда!..

19 июля 1870 года началась Франко-прусская война. В то время Пруссия сумела мобилизовать почти миллионную, хорошо подготовленную армию. Франция уступала сопернице и по количеству обученных солдат и офицеров, и в артиллерии.

Весть о поражении и капитуляции французской армии под Седаном всколыхнула Париж. 4 сентября 1870 года восставший народ сверг Вторую империю и провозгласил республику. А 18 сентября прусские войска начали осаду Парижа.

Новое правительство Франции решило, в тайне от народа, заключить перемирие с противником. Предательский замысел был раскрыт. В Париже снова началось восстание, послужившее началом Парижской Коммуны.

28 марта 1871 года в столице Франции всеобщим голосованием был избран Совет Коммуны. На центральных площадях города оркестры исполняли «Марсельезу». Многие парижане в тот день одели красные колпаки — символ свободы. Ружейные стволы и штыки народной национальной гвардии украшали алые ленточки.

Несмотря на праздничное настроение, тысячи парижан отправились тогда на кладбища, где были похоронены защитники французской столицы во время прусской осады. На некоторых могилах ничего, кроме имени погибшего, не было указано.

Несколько парижан, с красными гвоздиками в руках, остановились у могилы с табличкой «Мишель».

— Так и не удалось узнать, кто он и откуда? — поинтересовался один из посетителей.

— Нет, — ответил другой. — Мишель говорил с акцентом. Возможно, к нам прибыл из России. Но сам он не записал на листе добровольца ни своей фамилии, ни где его родина. А себя просил называть — просто Мишель.

— А сражался он яростно, первым кидался на пули и штыки, будто Париж был ему самым родным городом на земле, — вспомнил еще один из компании. — Я находился рядом с Мишелем, когда его смертельно ранили. Мучился не долго… И еще он успел сказать: «Вот странно: семь или восемь лет назад я заявил, что под страхом смерти не вернусь в Париж… Все же возвратился, но по воле сердца… А смерть нашла меня именно в Париже…».

Люди положили красные цветы на могилу Мишеля, и кто-то из них заметил:

— Может, когда-нибудь станут известны фамилии и подлинные имена всех защитников Парижа…

Есть лишь приблизительные данные о русских, погибших и при осаде французской столицы, и во время Парижской Коммуны: их более ста человек. Известны имена только нескольких выходцев из России, сражавшихся на стороне парижан в 1870–1871 годах: Анна Корвин-Круговская, Елизавета Дмитриева, Петр Лавров, В. Ф. Лукинин, Г. Н. Вырубов. Однако немало русских, по разным причинам, находилось тогда в Париже под чужими фамилиями.

Об архитектурных и хозяйственных преобразованиях в Париже второй половины XIX века написано не мало. В статьях и книгах на эту тему обязательно упоминается Жорж-Эжен Осман. Он был назначен префектом Сены в 1853 году. Много лет Осман возглавлял важнейшие градостроительные проекты.

Неоднозначно воспринимали его деяния жители французской столицы. В 40-х годах прошлого века главный хранитель музеев Парижа Рене-Эрон де Вильфосса писал: «…самый знаменитый префект департамента Сены барон Осман, великий выдумщик и на хорошее и на плохое.

Широкие прямые улицы, новые прямоугольные бульвары — все это делается со стратегическим расчетом на случай народных волнений. Наполеон III приказал распотрошить старый Париж под предлогом его модернизации, а на самом деле для того, чтобы надежнее изолировать маленькие островки старых улиц, которые легко можно было запереть наглухо парой старых шкафов и грудой булыжников. Заканчивают отделку улицы Риволи; прокладывают Страсбургский бульвар и улицу Эколь…

В центре города Севастопольский бульвар под тем предлогом, что нужно очистить подходы к Северному и Восточному вокзалам, вторгся в старинный квартал Шатле, разворошив его, пересек Сите и пошел в атаку на холм Сент-Женевьев уже под другим названием — бульвар Сен-Мишель. В свою очередь, бульвар Сен-Жермен распотрошил старинный квартал Франсуа Вийона…».

Рене-Эрон де Вильфосса был недоволен деяниями Османа и вокруг Нотр-Дама: «С 1858 по 1868 год свершилось страшное преступление — с лица земли был снесен Сите.

Постройка Отель-Дьё и префектуры полиции ни коей мере не могут оправдать этой жестокой расправы над священными камнями. После этого избиения собор Нотр-Дам угрюмо высится в одиночестве среди мертвого моря асфальта, ставшего отныне его папертью».

Впрочем, Вильфосса находит и положительное в градостроительных проектах Османа: «…площадь Звезды реконструирована весьма удачно — от нее отходят новые улицы-лучи, и сама она словно бы в кольце небольших, симметрично расположенных особнячков. На востоке под пару ей возникнет площадь Нации. Бульвар Мальзебр уйдет мимо парка Монсо далеко в Клиши…