Константин Случевский в отличие от некоторых своих соотечественников — студентов Сорбонны, не ругал Париж, а лишь наблюдал и слегка подшучивал над жизнью и нравами французской столицы.
«Окинуть напоследок взглядом»
Однажды Константин встретил в Париже давнего приятеля своего отца.
Старик полковник еще юным корнетом бывал здесь в 1814 году. С тех пор ему не доводилось посещать французскую столицу.
— Вот и решил окинуть напоследок взглядом славный город, — объяснил полковник студенту.
Случевский вызвался на какое-то время сопровождать ветерана и знакомить его с новым Парижем — середины XIX столетия.
Конечно же старик рассказывал Константину о том, как входили во французскую столицу русские войска в 1814 году.
Впоследствии Случевский писал о давнем для него событии:
… В рядах картин изображен,
Мундир гвардейцев тех времен
В глаза бросается покроем.
С оборок грузных киверов
Султаны стержнями торчали,
И плавно маковки качали
Вдоль трех шереножных рядов;
Срезая строй до половины,
Белели толстые лосины
Над верхним краем сапогов;
У офицеров в эполеты
Кистями бились этишкеты,
Качались шарфы при боках,
И узко стянутые тальи
Давали тон кор-де-батальи,
И на разводах, и в боях.
Все щеголяли и франтили!
Когда войска в Париж входили,
Приказ особый отдан был:
Чтоб беспардонная команда
Нестроевых, денщичья банда
И прочий люд обозных сил —
В Париж входили только ночью;
Чтоб не видал Француз воочью
Всех этих чуек, зипунов,
Бород нечесаных, усов,
Чтоб не испортить впечатленья
Щеголеватого вступленья…
«Под страхом смерти не вернусь!..»
В тот год, когда Константин Случевский завершил обучение в Сорбонне, в Париж приехал из России молодой дворянин по имени Михаил. Выяснить его фамилию не удалось. Зато стало известно: учеба этого Михаила в Сорбонском университете завершилась в тот же день, что и началась.
Он явился попрощаться с Константином, когда тот уже упаковал вещи.
— Правильно делаете, Случевский, что уезжаете из этого проклятого города… — мрачно произнес он. — Я тоже на днях отбываю…
Константин удивленно взглянул на соотечественника:
— Да как же так?.. Вы ведь только четыре или пять дней назад прибыли сюда!..
Случевский поразился еще больше, заметив разительную перемену в Михаиле. Куда подевались восторг, решительность и мечтательность во взгляде русского провинциала — нового покорителя Парижа?..
В начале их знакомства он выложил свои планы: четыре года провести в стенах Сорбонны… В первый же месяц посетить все до единого театры, музеи и выставки Парижа… Пешком обойти его окрестности… Сшить самые модные наряды, отведать кухню знаменитых столичных ресторанов… Завести знакомство со всеми светилами науки, искусства и литературы Франции…
А теперь перед Случевским стоял поникший, угрюмый юноша, желающий немедленно покинуть Париж… Небывалое изменение в столь короткий срок!..
Михаил отчаянно махнул рукой:
— Эх, говорила моя нянька: «Погубит тебя Париж!..». Права оказалась, старая ворожея… Погубил… Даже под страхом смерти никогда не вернусь сюда!..
— Что же произошло? — перебил отчаявшегося Константин.
Злоключения в столице
Михаил угрюмо взглянул на собеседника и решился:
— А все началось, когда завершился мой первый день лекций в Сорбонне… Как вы знаете, я привез из Москвы целый сундук с книгами о Париже. Была мечта: каждый вечер, взяв одну из книг, совершать прогулки по местам, в ней отраженным…
— Знакомые намерения, — усмехнулся Константин, вспомнив свои первые дни пребывания в Париже.
Михаил не отреагировал на это и грустно продолжал:
— А выбрал я наугад «Картины Парижа» Луи Мерсье. Впрочем, его книгу я мог бы и не брать, поскольку еще в Москве зачитал ее до дыр и наизусть помню десятки страниц.
— Стоило ли начинать с книги Мерсье? Ведь он весьма не любезно и с ехидцей отзывается о родном городе!.. — пожал плечами Случевский.
— Зато верно!.. — Михаил вдруг артистично закатил вверх глаза, прикрыл их ладонью и принялся декламировать — громко, отчаянно, с надрывом: — «Оплакивайте юного безумца, который в опьянении тщеславной пышности, влюбленный в суетную роскошь, обманутый беспутной свободой, спешит окунуться в грубое сладострастие столицы!..
Скажите ему: «Стой, несчастный! Там роскошь и скупость сочетаются в негласном супружестве; там благородство нравов развращается и продается за золото: там какомонада занимает храм Венеры и место наслаждений; там убийственные и отравленные стрелы любви; там занимаются пагубными или по меньшей мере пустыми и совершенно бесполезными искусствами… там господствуют надменность и богатство; там добродетель и восхваляется и пренебрегается, тогда как пороки увенчиваются… Все зло — от столицы…».
— Понятно, о юный безумец, куда вас повлекли строки Луи Мерсье, — прервал страдальческий монолог Случевский.
Михаил опустил голову, открыл глаза и вздохнул:
— Может, посещение заведения мадам Элен оставило бы у меня добрые воспоминания, однако на выходе из него я получил удар по голове. Какие-то бродяги, не говоря ни слова, огрели меня дубиной. Очнулся на холодной мостовой. Злодеи сняли с меня все. Забрали бы только часы, деньги и золотой перстень, — не так страшно. А эти подлецы не оставили даже исподнего!.. Представляете мое состояние?.. Город, о котором с детства мечтал и грезил!.. Первая волшебная ночь в Париже… А я валяюсь, голый, на мостовой, с разбитой головой, но при этом крепко держу двумя руками книгу Луи Мерсье… В общем, кое-как поднялся и, прикрываясь «Картинами Парижа», отправился к реке…
— Почему не позвали на помощь полицию?!.. Почему не вернулись в заведение мадам Элен?.. — поинтересовался Константин.
Михаил обиженно стрельнул глазами на собеседника:
— Я русский дворянин!.. В таком виде кому-то показываться?!..
— Да-да, я понимаю… — кивнул Случевский. — Как же вам удалось выбраться из столь плачевной ситуации?
— Я не выбрался из нее, а попал в еще более плачевную, — пояснил Михаил. — Набережную Сены отыскал довольно быстро. Только опустил ладони в воду, чтобы смыть кровь и грязь, вдруг чувствую: пальцы погрузились в водоросли. Подтянул я их к себе, пригляделся, и — о, ужас!.. Оказалось, держу за волосы утопленницу… Не успел отдернуть руки, как, откуда ни возьмись, — целая орава полицейских окружила. Будто специально меня караулила. Ясное дело: скрутили и в свою канцелярию увезли. Никакие объяснения и уговоры на них не действовали.
Швырнули они мне, как ничтожному холопу, вонючее пальто и стали орать:
— Признавайся в убийстве проститутки!..
— Рассказывай, негодяй, зачем стукнул ее по голове книгой почтенного автора Луи Мерсье, ограбил и бросил несчастную уличную женщину в реку!..
Тут меня осенило:
— Если не верите, господа полицейские, что перед вами — студент Парижского университета и русский дворянин, то объясните, куда я, по-вашему, спрятал кошелек бедной утопленницы? На мне ведь ничего не было…