Ну, не меньше двух секунд, да.

Разумеется, он не собирается сообщать им, что разобрался в их интриге. Легендарная легкомысленность лорда Роланда Пенхэллоу превосходно служила ему в официальной тайной деятельности, но, похоже, в частных делах эта стратегия может принести еще более восхитительные плоды. Если ему хоть немного повезет, Лилибет и дальше будет склонять его к близости, надеясь, что их обнаружат, а уж он устроит так, чтобы этого избежать.

Как для него, так детская игра. Впрочем, полезная, чтобы мозги окончательно не заплыли жиром, пока он ждет дальнейших сообщений от сэра Эдварда по поводу…

Роланд замер, так и не опустив ногу на низкое каменное ограждение, отделявшее его от следующей террасы.

Сомертон.

Боже праведный. Его нужно застрелить. Вчера вечером ему выпала идеальная возможность побольше узнать от Лилибет о деятельности ее мужа, а вместо этого он, удовлетворившись тем, что она не в одной с ним команде, перевалил инициативу с одной головы на другую. И не стал больше утруждать мозги, даже не попытался отыскать хотя бы несколько новых деталей к головоломке и проверить, подойдут ли они.

Например, тот странный разговор по дороге к замку. Он отметил в словах Лилибет внезапную вспышку интереса, но не обратил на них особого внимания. Зато теперь его память, этот превосходно натренированный и подвижный инструмент, отмотала назад страницы «полевого дневника».

Что сказал Филипп?

«Отец всегда обо всем узнает… Мама говорит, отец настоящий живой…» – «Филипп!» – «Ну, это секрет, конечно».

Роланд тяжело опустился на ограждение. Настоящий живой… что-то. Очевидно, что-то тайное. Что-то связанное с… как там было? Всеведущ. Вот какое слово она употребила. Он, как сейчас, слышал ее тусклый, покорный голос, выговаривающий эти слоги.

Сомертон всеведущ.

Черт побери. Прямо перед его носом! В таком случае что Лилибет известно и как много? Как она вообще узнала?

А самое важное – что именно?

Если бы лорд Сомертон имел отношение к военно-морской разведке, Роланд наверняка услышал бы об этом давным-давно. Слишком восхитительный клочок информации, чтобы обожающее сплетни разведывательное сообщество хранило его в секрете, по крайней мере среди своих.

«Скажи, Пенхэллоу, у тебя есть враги? Кто-нибудь желающий тебя погубить?»

Нет. Конечно же, нет. Сомертон больше шести лет назад выиграл эту игру и заполучил королеву. Строго говоря, Роланд графа и пальцем не задел до той роковой ночи в гостинице. Уж если на то пошло, это ему бы следовало желать погибели Сомертона.

И все-таки… странное совпадение.

Сэр Эдвард не верит в совпадения. «Копай глубже, – сказал бы он, – и найдешь недостающее звено. Копай так глубоко, как только можешь».

Холодная сырость каменной ограды проникла даже через брюки, зад Роланда уже онемел. Он посмотрел на верхушки ближайших фруктовых деревьев, на длинные ряды винограда справа – крохотные зеленые ростки на таком расстоянии еще не были видны. Утренний свет пронизывал каждое живое существо, каждый новый листочек и распускающийся бутон, позолотил всю раскинувшуюся перед ним долину и желтые стены деревни, уютно расположившейся в ее центре. Рай, настоящий рай, только он не является его частью. Роланд не может протянуть руку и прикоснуться к нему.

Говорить сэру Эдварду или нет?

Да, он пообещал Лилибет, что не выдаст ее местоположения. Сэр Эдвард, разумеется, все сохранит в тайне, но источник полученной информации неизбежно будет раскрыт. Так происходит всегда.

Он справится с Сомертоном. Роланд ничуть не сомневался, что, если граф галопом прискачет в Тоскану, чтобы забрать жену, он сумеет защитить Лилибет.

Но он пообещал, что сохранит ее тайну. И еще есть Филипп и тот ребенок, что растет сейчас в ней, – ребенок, которого они, возможно, создали вместе, он и Лилибет.

А возможно, и нет.

«О да, сэр Эдвард, и, кстати, все это время под одной со мной крышей жила супруга лорда Сомертона! Собственно, я ее соблазнил! Возможно даже, зачал ребенка! Ужасно извиняюсь, что не помог вам с расследованием и все такое, но я пообещал ей, что все будет сохранено в тайне, если вы понимаете, о чем я».

Нет никаких сомнений, что Бюро секретной службы ее величества непременно поймет его точку зрения. Никаких сомнений, что сэр Эдвард пожмет массивными плечами и согласится, что проживание леди Сомертон с Роландом под одной крышей не имеет никакого значения в его расследовании.

Да уж, положение более чем щекотливое.

Роланд поднялся, повернулся и едва не уткнулся в жилистую грудь смотрителя.

– Боже мой, приятель! – воскликнул он. – Неужели нельзя было сказать, что вы здесь?

Джакомо воинственно скрестил на груди руки.

– Это синьор Бёрк. Хочет вашей помощи.

– Бёрк? Нуждается в моей помощи? Вы шутите, не иначе.

– В мастерской, там, у озера.

– Да, я знаю, где он работает. Но какого дьявола ему потребовалась моя помощь? До сих пор он отлично справлялся сам. – Роланд кинул взгляд вдоль террас на склоне холма туда, где находился старый каретный сарай, где Бёрк занимался своим моторным авто или чем там еще.

У озера.

Лилибет сейчас у озера.

Роланд вопросительно приподнял бровь, снова повернувшись к смотрителю, и обнаружил, что на него устремлен свирепый, нахмуренный взгляд, словно Джакомо пытался внушить ему что-то слишком деликатное для слов.

– Право же, старина, вам следует постараться выражать свои мысли яснее. – Роланд постучал себя по лбу. – Боюсь, здесь у меня не так много шариков. Тонкие намеки имеют неприятное обыкновение теряться, им требуются более точные указания.

Джакомо испустил тяжелый вздох, означавший, что все англичане безнадежны.

– Прежде, – произнес он наконец, – здесь не было женщин. – Он увесисто и неодобрительно подчеркнул слово «женщин».

Роланд навострил уши. Женщин, вот как?

«Бёрк, старый ты мошенник».

Если отбросить в сторону все неистовые речи Уоллингфорда насчет обольщения, Роланд уже некоторое время замечал, что между Финеасом Бёрком и маркизой Морли возник намек на привязанность. В общем-то он с удовольствием наблюдал за развитием событий. Обворожительная и красивая леди Морли была также снобом высшей марки, и видеть, как она, словно комнатная собачка, задыхаясь, гоняется за его нетитулованным и не блестящим другом Бёрком (довольно привлекательным мужчиной, хотя чересчур высоким, рыжим, как морковка, и неразговорчивым с дамами), оказалось весьма занимательным. Но неужели все зашло настолько далеко? Неужели маркиза Морли, любимица лондонского высшего общества, в самом деле уступила мистеру Финеасу Бёрку, члену Королевского общества? Или, как предположил Уоллингфорд, она просто пытается соблазнить его, чтобы выиграть пари?

А бедняга Бёрк, влюбился ли он сам? Право же, очень интересно. Возможно, даже полезно.

– А, – сказал Роланд. – Вот теперь мы говорим на одном языке. Представьте, я как раз сам собирался прогуляться к озеру. Наверное, смогу заглянуть к нему.

Он прикоснулся к кепке и начал спускаться вниз по склону.

Во время душевных терзаний нет ничего лучше физических упражнений.

Лилибет не собиралась спать, да и какая мать собралась бы? Конечно, она понимала, что очень устала. Невозможно бодрствовать полночи, любуясь игрой лунного света на потолочных балках и сгорая от тоски по английским негодяям с темно-золотистыми волосами, и не почувствовать себя на следующий день слегка разбитой.

Но прохладный ветерок с озера взбодрил ее. Филипп, ухватившись за руку, тащил мать вдоль берега довольно быстрым шагом. Они без конца спотыкались о дурацкие камни, отчего оба хохотали, а плетеная корзинка для пикников колотила ее по бедру. В конце концов они остановились на том же месте, где устраивали пикник накануне. Лилибет уселась под то же самое дерево, наблюдая за Филиппом, игравшим на берегу. Она представляла себе длинное тело Роланда, растянувшееся на покрывале в красную клетку, и все ее нервы плясали, как под ударами электрического тока. И меньше всего думала про сон.