«Ты сделала – мы сделали – то, что и должны были с самого начала».

Нет. Прекрасная выдумка, но не более того. Выдумка. Господь хотел, чтобы она вышла замуж за графа Сомертона, чтобы выносила ему сына и наследника, чтобы терпела, покуда может, а потом скрылась и вырастила из этого сына мужчину.

«Конечно же, он даст тебе развод, когда я объясню».

Лилибет подавила смешок и ускорила шаг. О, бесценно. Бесценным было бы выражение лица Сомертона, если бы ему сказали, что он – изменявший ей бессчетное число раз, изменявший самым шокирующим образом, чему она лично была свидетельницей, – что теперь он сам стал рогоносцем.

Возможно, гнев его постепенно утих бы и он с ней развелся. Возможно, и нет. Вряд ли это имеет значение – в любом случае он бы отнял у нее Филиппа. Если бы он знал, где она находится в данную минуту, тотчас же послал бы кого-нибудь, чтобы забрать сына. И хотя разлука разорвала бы ее сердце напополам, больше всего она боялась за Филиппа. Если бы пришлось, она бы смогла всю жизнь влачить пустое существование, выдержать позор развода и разлуку, остаться без своего мальчика, но ни под каким видом не обрекла бы Филиппа на взросление в соответствии с представлениями его отца.

Черный коридор был пуст, в общем зале тихонько похрапывали. Лилибет проскользнула вверх по лестнице в свою комнату, сняла шляпку, пальто, жакет, блузку, юбку, избавилась от обтягивающего корсета. Каждый предмет одежды задевал разгоряченную кожу как наждак, мурашки бежали по онемевшему телу.

В тихой комнате ее окружало лишь ровное дыхание. Темные очертания Александры и Абигайль на большой кровати, Филипп спит отдельно в другой. Огонь погас. Холод заставил ее задрожать. Медленно, стараясь не побеспокоить спящего сына, она забралась к нему под одеяло, не прижимаясь к нему. Грубые простыни тяжело придавили тело. Между ног слегка саднило и пульсировало, словно в укор ей.

Она никогда не забудет этих украденных минут с лордом Роландом Пенхэллоу.

И, слава Господу, больше никогда его не увидит.

– Ну, дорогой мой брат, – сказал герцог Уоллингфорд, – как тебе нравится год воздержания?

Роланд не торопился с ответом, потому что на него очень вовремя напал приступ кашля.

– Полагаю, пока все неплохо, – произнес он наконец и еще раз кашлянул в кулак. – В конце концов, он еще только начался.

Он всмотрелся в простиравшуюся перед ними каменистую дорогу, затянутую унылым серым туманом. Вчерашний ливень двинулся дальше, но сырость и холод остались, проникая сквозь одежду. Пальцы на руках и ногах уже онемели. Уоллингфорд отпустил поводья и потер верхнюю губу.

– Не сомневаюсь, что ты повеселился от души до нашего отъезда.

– Да. Да, конечно. Бесконечные оргии и все такое.

– Превосходно. Мне бы не хотелось, чтобы ты оказался слабым звеном в нашей цепи. Уверен, что леди Морли будет строго придерживаться условий пари, – мрачно произнес он.

– Пари? Какого пари? – Роланд посмотрел на хмурое небо и был вознагражден тяжелой холодной дождевой каплей, упавшей на глаз. Это его не удивило: погода в точности отвечала его настроению. Вчера ночью он лег в постель, полный радостных планов по завоеванию Лилибет, собираясь начать полномасштабное наступление и использовать легендарное обаяние Пенхэллоу утром, за завтраком. Однако утром хозяин гостиницы сообщил, что леди уехали, едва рассвело, и нет, signore, он не знает, в каком направлении.

– Боже правый, Пенхэллоу! – раздраженно простонал Уоллингфорд. – Только не говори мне, что ты уже все забыл. Вчера вечером, за ужином, когда обе младшие дамы вместе с мальчиком ушли! Пари с леди Морли.

Роланд лихорадочно начал перебирать события вчерашнего вечера – и вспомнил.

– О, точно. Что-то связанное с нашими исследованиями.

Послышался лающий смех Бёрка, ехавшего рядом с герцогом с другой стороны.

– Я ошибся, Уоллингфорд. А ты совершенно прав. Его голова застряла между ног.

– Подозреваю, при этом ноги не его, – пророкотал Уоллингфорд.

– Слушайте…

– Пари, если вы припоминаете, – добродушно пояснил Бёрк, – заключили после того, как леди Морли сообщила, что дам и нас ожидает один и тот же проект. Год учения для вас обоих, пока я работаю над моим моторным авто, вдали от отвлекающих соблазнов Лондона.

– И прекрасных дам, – добавил Уоллингфорд.

– В общем, без любых плотских удовольствий, – сказал Бёрк. – В любом случае победителем станет тот…

– Помню, помню, – пробурчал Роланд, глубоко вдохнув сырой воздух с металлическим запахом влажных камней. – Победит тот, кто продержится дольше. И я ничуть не сомневался, что это будут наши противницы.

– Не понимаю, с какой стати, – возразил Бёрк.

Уоллингфорд пожал плечами.

– Но они же женщины и просто не смогут продержаться долго. Для этого требуется сила характера. Полагаю, для леди Сомертон воздержание не составит труда…

Роланд снова закашлялся.

– …но леди Морли наверняка опустит руки после недели одиночества. А что до ее раздражающей сестрички…

– Чертовски странно, знаете ли, – перебил его Бёрк, – что они делают то же, что и мы, причем в то же самое время.

– Чертовски странно, – согласился Уоллингфорд. – Мне это совершенно не нравится. – Надеюсь, мы выиграем пари достаточно быстро. Собственно, я надеюсь, что они откажутся от своих попыток и просто уедут из Италии, так что нам не придется больше о них думать.

– За исключением объявления, – сказал Роланд.

– Объявления?

– Объявления в «Таймс». Штраф проигравшему, помнишь? Эту мелочь я помню исключительно хорошо. – Роланд подмигнул Бёрку.

– Да, конечно. Наши ставки. – Уоллингфорд кинул недовольный взгляд на Бёрка в шерстяной шапке, ехавшего с мрачным лицом. – Это твоя вина, Бёрк. О чем ты вообще думал? Не вижу никаких причин, по которым проигравший не мог бы опубликовать в «Таймс» объявление не меньше чем на половину страницы, признающее превосходство выигравшего! – Он произнес все это высоким фальцетом. – Разумеется, пусть весь Лондон узнает, что мы задумали.

– Нет никаких причин, по которым объявление нельзя опубликовать анонимно, – рассудительно возразил Бёрк. – В любом случае нельзя держать пари без ставок, а на деньги с дамами не спорят. – Он снял шапку и запустил пальцы в ярко-рыжие волосы, вглядываясь в дорогу сквозь внезапно пошедший дождь. – Что за дьявольщина, – пробормотал он и пустил коня рысью.

– Чертово совпадение, – согласился Уоллингфорд с удаляющейся спиной Бёрка.

– Может быть, у них совсем другие причины, – сказал Роланд. Как, например, вырвать бедняжку Лилибет из когтей этого ее мерзавца мужа.

– Так или иначе, – продолжал Уоллингфорд, глядя, как Бёрк переходит на галоп, – они давно уехали, причем в противоположном направлении, если нам хоть чуть-чуть везет. К концу дня мы въедем в ворота того замка, что Бёрк для нас нашел, и станем неуязвимы для соблазнов. Полагаю, раньше или позже знаменитое тосканское солнце снова покажется на небосводе и… Эй! Что Бёрк задумал? Что там происходит?

Роланд посмотрел на дорогу и увидел их мгновенно: группа перемазавшихся путников, застрявших в грязи, вытаскивала из кареты сундуки. Судя по всему, женщины. Он мог почти поклясться, что…

Боже правый!

Он пришпорил коня.

Для него солнце уже вышло из-за туч.

Тучи сгущались над головой Лилибет.

Во всяком случае, ей так казалось. Не может быть предзнаменования более мрачного, чем лорд Роланд Пенхэллоу, скачущий по дороге, чтобы предложить свою рыцарскую помощь застрявшим в грязи путницам.

Разумеется, это кара Господня. Она сделала все, что могла, страшно нервничала, но заставила Абигайль и Александру (сонных и невыносимо одурманенных), а также своего сына (мгновенно проснувшегося и невыносимо энергичного) выехать как можно раньше, пока мужчины еще спят. Лилибет позавтракала черствым хлебом и водой. Она ехала, опустив голову, потому что было холодно и сыро. Она крепко обнимала Филиппа, думая только о цели впереди: о замке, выбранном для них Александрой. Убежище, недоступное для грозных мужей и неотразимых любовников.