— Может, не надо? Зачем? — немного смутился Кмитич. Купальская ночь уже с шестнадцати лет воспринималась им как чисто деревенский праздник, гадание для молодых незамужних девушек, паганские развлечения сельских людей, пусть его отец и восхищался всеми этими святыми ночами: на Ярилу, на Купалу… Но отцу можно было, он вообще человеком был зачарованным, почти колдовским. А он, Микола, человек приземленный и прагматичный, человек светского общества, персона серьезных государственных кругов. При княжеских, графских и королевских дворах никто никогда даже не вспоминал про Купалье, папарать-кветку, гаданье и прыжки над костром. Но не таков был Павел Потоцкий. Купалье он считал чуть ли не главным русским праздником наравне с Рождеством и Пасхой. Он обожал зачарованные ночи на Ивана Купало, как это свято называли в Подолье, или Яна Купала — как в Литве.

Вот и сейчас. Нерешительность Миколы немало удивила Павла.

— Как зачем, Микола? — разозлился Потоцкий. — В эту ночь даже самые скромницы становятся самыми бесстыжими. Пошли посмотрим, как девчата гадают. Вот там, видишь, костер светится?

Они миновали часовых и, осторожно погружая ботфорты в высокую синюю при свете полной луны траву, пошли на свет огня на берегу Днепра. Вдалеке, на маленькой полянке, освещенной огнем костра, сидела небольшая группа, видимо, местных сельских ребят и девчат. Слышалась их купальная песня:

— Во как поют! — то и дело восхищенно смотрел на Миколу Павел. Миколе в самом деле понравилось. Звонкие голоса молодых девушек… Похоже, там одни они только и сидели. Что-то во всем этом было чарующее, волшебное. Ночь, россыпи звезд на небе, почти полная Луна, колдовская песня, от которой мурашки бежали по телу… Микола почувствовал, что попал обратно в детство, в свои лет четырнадцать, когда в последний раз проводил ночь на Купалу у культового дуба Дива, что так почитал его отец…

— Доброй ночи, люди добрые! — Микола аж вздрогнул. Это говорил Павел. Оршанский князь и не заметил, как они вышли прямо на берег Днепра, где под высокой толстой ивой молодые селяне сидели кружком у костра и пели песни. Здесь было восемь девчат и лишь трое молодых парубков. У всех девушек на головах были березовые венки… Они испугались, вскочив на ноги. Некоторые, вскрикнув, спрятались за спины трех молодых хлопцев, которые, похоже, и сами были напуганы резким появлением незваных гостей.

— Мы свои, не бойтесь, — успокаивающе выставил вперед руки Павел.

— А что опранка у вас как у шведов? — спросил парень, кажется, самый старший, лет не более семнадцати.

— Мы служим у шведского короля Карла, — ответил Микола, — так уж вышло.

— Так это, значит, ваш лагерь стоит здесь неподалеку? — спросила девушка, явно осмелев, делая шаг навстречу офицерам шведской армии.

— Так, наш, — улыбнулся Павел и без приглошения сел у костра на бревно, — хорошо поете. Мы заслушались, и вот ноги сами вынесли к вам!

Девушки захихикали. Страх их полностью прошел.

— А далеко тут до Могилева? — продолжал налаживать контакт с молодыми селянами Павел.

— Ой, да совсем рядом! — махнула одна девушка рукой, будто спросили сущую ерунду. — Тут пару часов пешком всего.

— Значит, завтра утром уже в Могилеве будем, — улыбнулся девушке Кмитич. — Там московиты есть?

— Вчера еще были! — стали чуть ли не хором говорить девчата. — Как пришли москали в Могилев, так житья в округе не стало. Везде рыскают калмыки да казаки, жгут, грабят. А нынче тихо, видимо, вас испугались…

Потрескивающий костер отбрысывал рыжие блики и черные тени на девчат и парней, и все они казались словно на одно лицо.

— Ну, и что вы тут нагадали, а, девчатки? — улыбнулся Потоцкий.

— А мы еще не начинали, — игриво улыбнулась, кажется, самая бойкая.

— А как гадать на костре? Я что-то никогда толком этого не понимал, — спросил Микола.

— Это просто! — девушки стали наперебой рассказывать:

— Вот если прыгнуть над костром и не будет искр и не коснуться огня, то значит, скоро выйдешь замуж.

— Ну! — засмеялся Микола. — Так это просто надо всем высоко прыгать!

— Не скажите, пан! — покачала головой блондинка с длинными волосами. — Как высоко не прыгай, а пламя все равно может выше прыгнуть, пятки лизнуть, и искры сами собой посыпятся. Тут все огонь решает, а не прыжок.

— Ну и исполняются предсказания? — полюбопытствовал Микола.

— Конечно! — отвечали девушки чуть ли не хором. Теперь они настолько осмелели, что нарочито говорили громко, перебивая друг друга, словно каждая пыталась привлечь к себе внимание красивых офицеров в желтой форме… У костра становилось весело. И это несмотря на то, что девчата рассказали не очень-то веселые новости: из-за войны и беспрестанных рейдов казаков, калмыков, шляхтичей сторонников Августа и шляхтичей сторонников Лещинского, да и самой шведской армии, от их вески Лошица почти ничего не осталось: погромили, пожгли, ограбили… Одни жители убежали, другие пошли на войну в хоругвь Сапеги, чтобы воевать за Лещинского…

— Мы — это вся молодежь нашей вески, — почему-то улыбалась блондинка, бросая кокетливые взгляды на Миколу.

— Не густо у вас хлопцев, — сокрушенно покачал головой Павел.

И вот пошли хороводы и прыжки через костер. Девушки с визгом высоко прыгали, поддерживая рукой юбки, мелькая голыми икрами ног… Потом долго спорили, кто задел пламя, а кто нет… Ночь в самом деле была волшебная. Ни Микола, ни Потоцкий не ощущали никакого барьера между собой и этими простыми ребятами. Общаться с ними было легко и непринужденно. Особенно после того, как Павел извлек из глубокого кармана флягу крамбамбули и пустил ее по кругу. И пусть на тринадцать человек одной фляги оказалось и мало, но теплая крамбамбуля прибавила веселья и песен. Микола в какой-то момент даже забыл, что он князь и что старше этих парубков лет на двадцать с хвостиком. Ему казалось, что он такой же хлопец, как и эти деревенские парни, что знает их всех очень давно… Кмитич уже и сам смеялся, пел «Ой, рана на Iвана», а когда девушки, сидя на корточках у воды, пускали венки в реку, то и сам попытался бросить в Днепр треуголку, чтобы узнать, женится ли он в ближайшем будущем или нет.

— Ой, не шути так, пан, — девичья рука схватила его за запястье. Это была та самая блондиночка, что смотрела у костра на Миколу своими смеющимися глазками. — Не надо. Твоя шляпа намокнет и тут же утонет. А это значит, что накликаешь ты себе пулю вражескую раньше времени. Не шути.

— Добре, не буду, — смутился Микола и надел мокрую треуголку на голову. Девушка засмеялась:

— Она же вся в воде!

— Теперь купаться! — крикнул кто-то.

Девушки с визгом и смехом в один миг скинули с себя платья, и их голые стройные, как березки, силуэты, мелькающие в ночном сумраке, бросились к черной воде, отражавшей лунную дорожку. Павел также начал сбрасывать с себя одежду. Микола, лишь взглянув на Павла, быстро расстегнул свой камзол, сбросил ботфорты… И вот он уже полностью нагим со смехом бежит к реке. Плюх!

— Какая она теплая! — удивился Кмитич, погружая все тело с головой в воду. Фыркая и отбрасывая ладонями с лица длинные мокрые волосы, он огляделся. Все три хлопца, кажется, были уже разобраны девушками. Одну целующуюся парочку Микола мельком увидел вдалеке слева от себя, но осмотреться, чтобы найти глазами в темноте Павла, он не успел. Блондинка со смехом схватила его за руку, увлекая на глубину. Словно русалка. Девушка была полностью обнажена, Микола видел ее маленькую юную грудь и два чернеющих в ночи соска. Волосы девушки, уже вовсе не светлые, черными мокрыми струями ниспадали до ее узких бедер.