— Вот эта, — указал на темноволосую девушку староста, — природная ведьма. Она, когда говорит, никогда в глаза не смотрит. Часто с кем-то невидимым разговаривает. Верный знак. Ганулька ее зовут. Но она, пане, не такая опасная, как эти две, она еще может свою порчу исправить, а вот эти, наученные ею, учеными ведьмами называются. Они только вредить могут. Но и тут мы еще милостиво поступаем. Если не ведьмы, то отпустим. Коль они останутся на поверхности воды плавать, не пойдут сразу на дно, то значит точно — ведьмы! Нехай тогда их святой костел судит.

— Ересь! Паганство и суеверия! — грозно надвинулся на старосту Микола, но тут же остановился. «Да если я их сейчас разгоню, девушек освобожу, то что это изменит? Мы не сегодня-завтра на Польшу пойдем, а эти вновь соберутся да и повторят свое паганское «ведьмино купание». Нет, тут умней надо действовать. Пусть проверяют, только под моим чутким руководством, чтобы девушки, не дай Бог, не захлебнулись, как бывало не раз во время проверок в Германии».

— Добре, — резко сменил тон Микола, — проверяйте. Только привяжите к ним веревку и по моей команде будете их доставать. Если кто ослушается моих команд, я тут же стрелять прикажу.

— Согласны, пан офицер! — обрадовался староста Бык.

Две сидящие блондинки продолжали всхлипывать. Самая молодая все еще дрожала. Может, от страха, а может, и от холода: солнце пусть и припекало, но ветер все еще был холодным, по небу быстро плыли белые кучевые облака. И только Ганулька, как ее назвал староста, продолжала с безразличным видом лежать на спине. Ее маленькая округлая грудь двумя карими бусинками сосков также равнодушно смотрела вверх. Девушка, красивая, чернобровая, лет ей было около девятнадцати, похоже, смирилась с участью либо совсем не боялась проверки.

— Не бойтесь, — бросил Микола подозреваемым в ведьмарстве, — я прослежу, чтобы вам ничего дурного не сделали.

— Лет сорок назад на Больше, я там тогда жил, проверяли одну шляхенку! Шляхенку, пан офицер! — оживленно рассказывал староста, обрадованный тем, что «Божий суд» разрешен властью. — Пани Яворская ее звали! Говорили, что по ночам в кошку черную оборачивается. В собаку черную. Вредила многим. Так ведь когда ее тащили на Божий суд, то эта паненка потеряла чувства, то бишь сознание потеряла. Закатила глаза, да и упала. А тут неожиданный порыв ветра налетел и понес ее, как пучок сухой травы, понес по земле, а потом по поверхности озера прямо на другой берег. И больше ее никто не видел. Вот какой случай был. И это правда, пан офицер!

Пока староста рассказывал, Микола пристально наблюдал, как между руками и ногами связанных в неловкую позу девушек продевают шнур.

— Давайте первой опускайте эту вашу Ганульку, — приказал Кмитич, — если она на дно пойдет, то и продолжать проверку нет смысла…

Двое мужчин столкнули Ганульку в воду. Громко закричав, она тут же скрылась под водой.

— Тащи назад! — скомандовал Микола, и мужчины за веревку вытащили девушку обратно на помост, вмиг покрывшийся водой, стекающей с несчастной Ганульки. Девушка судорожно хватала ртом воздух и отплевывалась от воды.

— Ладно, проверяйте и этих двух, — согласился Микола, зная: так будет надежней, что девушек после ухода армии вновь не потащат к берегу Немана.

В воду, охнув от страха, отправилась самая старшая из сестер, со странной старомодной прической. Она тоже оказалась отнюдь не невесомой и тут же начала тонуть… Ее быстро вытащили на мокрый помост. Но младшая из сестер, ее звали Антонина, упорно не желала идти в воду.

— Нет, не надо! Я боюсь! — кричала девушка, трясясь всем телом.

— Набери воздуха и не дыши! — советовал участливо Евген, который, похоже, проникся сочувствием к несчастным девушкам…

«Может, хватит уже? Вон как бедняжка перепугалась!» — подумал было Кмитич, но девушку, издающую дикие крики, уже столкнули в воду. Лицо Кмитича обдало брызгами.

— Тащи назад! — крикнул он, глядя, как белый силуэт скрюченной девушки уходит на глубину, впрочем, небольшую — взрослому человеку по грудь, но утонуть в позе, когда не пошевелить ни рукой, ни ногой, можно даже в луже…

— Тащи! — громче крикнул Микола, видя, что мужчина, стоящий на помосте, замешкался…

— Сорвалась! — крикнул тот, показывая обрывок тонкой веревки… Все стояли, остолбенев.

«Купанье ведьм»

Микола первым пришел в себя и бросился в воду, скрылся там с головой, тут же вынырнул, держа в объятиях мокрое скользкое тело девушки… Оршанский князь выбрался на берег, положил девушку на землю, чуть покрытую свежей зеленой травкой.

Антонина лежала с закрытыми глазами, не подавая признаков жизни.

— Утопла! — вскрикнула какая-то женщина.

Кмитич припал ртом к холодным мокрым губам девушки, стал делать искусственное дыхание, периодически хлопая ее по щекам… Ресницы девушки задрожали, и вот ее веки приоткрылись, обнажая светло-голубые глаза. Она вздохнула, закашлялась.

— Она больше перепугалась, чем воды наглоталась. От страха в обморок упала, — как-то спокойно сказал пан Бык, стоя рядом. Вид у него был кислый, словно под нос старосте подсунули луковый суп. Похоже, не того результата Суда Божьего он ожидал.

— Заткнитесь, вы! — Кмитич сам не узнал себя в таком гневе. — Это из-за вас чуть не утонула девушка! Ответили бы, пан староста, по всем статьям закона за убийство!

Староста побледнел, перекрестился и, часто кланяясь, отступил, как бы извиняясь… Девушка уже сидела, прикрыв грудь руками, продолжая дрожать, стуча зубами. Кмитич ножом освободил ее пальцы от пут. Кажется, бедняжка была не на шутку перепугана. К Антонине подскочила ее маленькая сестра, рыдая и обнимая за шею… Люди заботливо укрыли девушку длинными белыми рушниками…

— Пан, пойдемте в хату! Вон мокрый весь! — обратилась к Миколе пожилая женщина, что принесла рушники. Похоже, она иного исхода «купания ведьм» и не ожидала.

— Дзякуй, — кивнул ей благодарно Кмитич, — очень будет кстати.

Он поднял свою треуголку, выжал ее, отряхнул и отправил на мокрую голову, бросив на ходу в сторону старосты:

— Вы лучше не мудрите с ведьмами, пан староста, а пригласите лекаря, пусть разберется, от чего дохнут ваши коровы, или я пришлю судью, чтобы разобрался с вами…

Не дождавшись Юрья, армия шведского короля покинула Гродно, громыхающим грозным обозом отправившись в Польшу, по варшавскому тракту, прямиком в столицу Речи Посполитой. Сейм Польши, когда требовал, чтобы Карл не нарушал польских границ, в самом деле не давал никаких обязательств со своей стороны, что впредь польская территория не будет служить прибежищем для саксонской армии. Это обстоятельство не на шутку разозлило Карла и его генералов и заставило наплевать на обещания полякам. Поэтому юный шведский монарх ничуть не колебался перед пересечением границы Польши. Варшава, впрочем, сама распахнула ворота перед шведским войском. Там Карла ожидали как приятные, так и не очень приятные новости. Из неприятных: Якуба Собесского, кандидата Карла на польский престол, как и его брата Константина, в Варшаве, увы, не оказалось — оба сына последнего славного короля Речи Посполитой Яна Собесского были насильно вывезены Фридрихом в Саксонию… И лишь юный Александр остался на свободе. Ему Карл и предложил занять польский трон вместо Якуба.

— О, нет! — краснел Алесь, похожий как две капли воды на своего великого отца в юности. — Королем должен стать не я, а Якуб. Я никогда не соглашусь. Или ищите кого другого…

Ну а что же Кароль Станислав? С вверенной ему Фридрихом Августом панцирной хоругвью он не стал оборонять Варшаву, не желая воевать со шведами, считая это самоубийством. Вопреки желанию Фридриха, Кароль тихо удалился в Олыку, где засел без признаков существования, приглядываясь, однако, к сторонникам лагеря шведского короля. Затем «Радзивилл-номер-один», понимая, что его балансирующая между всеми политика не доведет до добра его самого и его семью, приехал в родной Несвиж, к жене Анне и детям, чтобы подготовить их эмиграцию…