Микола вернулся к опустевшему столу, сел, налил себе полный бокал вина и залпом выпил, взглянул на черное распятие на стене. Встреча с Поповичем растревожила оршанского князя.

«Не к добру этот полночный гость», — думал Микола, сам не зная, почему он так подумал… Скорее потому, что Попович оживил воспоминания об отце, с которым часто пытались сравнивать Миколу и на которого новый оршанский староста был едва ли похож, да и не стремился…

Его старший брат Януш выучился на доктора медицины в Праге, а затем и в Венеции, и сейчас с немецкой женой и двумя детьми жил где-то в северной Италии. Януш, впрочем, не забывал отчий дом, но приезжал в Оршу редко, все отцовское наследство — следить за состоянием дел в Орше, Менске, Гродно — перешло к Миколе. Миколе Кмитичу шел двадцать седьмой год, но в делах хозяйственных, торговых и экономики он преуспел так, как не всякий пожилой и опытный шляхтич, удивляя своей рассудительностью и пониманием наук уже с шестнадцати лет. Причиной тому были усердие во всем и любовь к книгам, коих всегда было много в отцовской библиотеке, а также путешествия в Англию, Швецию, Пруссию и Лифляндию, где младший Кмитич набирался опыта дипломатии… Невысокий, в отличие от отца, но стройный, ладно и пропорционально сложенный, Микола всегда пользовался успехом у женщин и постоянно выглядел несколько моложе своих и без того молодых лет, благодаря, возможно, несколько женственному бледному лицу с выразительными серо-голубыми глазами, длинными почти девичьими ресницами, черными бровями и кофейного цвета шевелюрой пышных волос… В отличие от отца он пока что ни разу не бился из-за женщин на дуэлях, а вот несчастная первая любовь его также не миновала. Тихий и не любящий громкости, блеска и всеобщего внимания (чем отличался и его отец), Микола, тем не менее, славился в Варшаве и Вильне как хороший дипломат и сенатор, прекрасно говорил по-польски, немецки и шведски. Его часто посылали за границу улаживать разного рода пикантные дела и недоразумения… В свои семнадцать лет, будучи в Пруссии, в Крулевце, Микола познакомился с очаровательной прусской шведкой Марией Авророй Кенигсмарк, дочерью графа Курта Кристофа Кенигсмарка,

Аврора Кенигсмарк

погибшего от бомбы под Бонном. Это было накануне освободительного похода Яна Собесского на Вену, чтобы защитить столицу Австрии от турецкой орды, похода, куда собирался и Микола. Мать Авроры Кристина Врангель имела много родственников как среди шведов и немцев, так и среди литвин. И госпожа Врангель, и, особенно, ее восемнадцатилетняя красавица дочь Мария Аврора с золотистыми волосами, выразительными голубыми глазами, прелестным ртом, стройная, с высокой грудью и тонкой талией и, вдобавок ко всему, веселым нравом понравились Миколе. В Марию Аврору он влюбился почти с первого взгляда.

Девушка была младшей дочерью в семье. Ее биография чем-то была похожа на биографию младшего Кмитича: начиная с 15 лет в сопровождении своей матери она уже побывала при дворах и Германии, и Швеции, где усвоила все изысканные манеры, научившись весьма виртуозно играть на лютне и сочинять стихи. Свое детство девушка провела в штатском дворце Агатенбург, где Аврора получила прекрасное воспитание, и помимо шведского свободно говорила на немецком, французском и немного на итальянском языках, читала древних авторов на латыни. Кмитич из всего этого знал лишь немецкий, шведский и латынь. Но ему не то что было стыдно из-за куда как более образованной пассии, старшей его на год, нет! Это его только больше вдохновляло!..

Однажды Аврора сочинила даже не стих, а новый шифрованный код с помощью бесхитростной системы перемены местами букв при составлении письма. Она даже предложила этот код кому-то в Стокгольмском дворце, но королевские вельможи, снисходительно улыбаясь, говорили милой молодой красотке, что шифрованных кодов у короля и так хватает.

— Мерзавцы! Глупцы! — обиженно надувала чувственные губки Аврора, а Микола ее успокаивал:

— Забудь ты этих надутых индюков! Твой код просто гениален! Ведь никто его не прочитает кроме меня! Пиши мне письма на этом коде! Тогда никто посторонний наши чувства не сможет прочитать!

— Верно! — просияли голубые глаза Авроры. — Я и в самом деле напишу тебе! Давай писать письма каждый день, а вечером ими обмениваться!

— Давай! — радовался Микола…

И они, будучи в разлуке целый день, а то и просто два-три часа, писали друг другу пламенные чувственные письма, наполненные страстным желанием увидеться и не расставаться… Как все это было чудесно! По-детски, но чисто и романтично…

Они любили, не замечая никого вокруг, сумасбродили, наслаждаясь жизнью, словно Адам и Ева в садах Эдема… Микола и Аврора стали тайно встречаться. И чем больше узнавал ее, тем больше влюблялся в эту девушку оршанский князь. Боже! Где они только не предавались блаженной силе бога любви Эроса! И в дворцовых палатах в редкие минуты, когда никого рядом не было, и вечером в тени розовых кустов, не обращая внимания на редких прохожих, и в клозетах, и просто укрывшись за колонной дворцового холла…

Поход на Вену прервал их встречи. Почти весь август и половину сентября молодой Микола провел в латах панцирного крылатого гусара, постоянно думая о своей Авроре. Даже война с турками не увлекала его так сильно, как мысли об оставленной в Пруссии возлюбленной, даже мысли о турецкой пуле в лоб не казались такими уж страшными, как разлука с любимой…

Но и свой первый боевой опыт Микола запомнил на всю жизнь. После двенадцати часов битвы поляки и литвины продолжали прочно держаться на правом фланге турок. Тяжелая конница Речи Посполитой все это время простояла на холмах и наблюдала за ходом сражения, в котором пока участвовали в основном пехотинцы. Примерно в пять часов дня разделенная на четыре части «железная кавалерия» пошла в атаку. Одна из этих частей состояла из австрийских и немецких всадников, а остальные три — из поляков и литвинов. Двадцать тысяч сверкающих броней всадников — одна из крупнейших кавалерийских атак в истории! — под личным командованием Яна Собесского спустились с холмов и прорвали ряды турок, втоптали их в землю. Христианские всадники ударили прямо по турецкому лагерю, в то время как гарнизон Вены выбежал из города и присоединился к избиению басурман…

Увы, после возвращения с войны отношения с Авророй прервались. Вначале они, как и раньше, переписывались на своем любовном шифре, и девушка уверяла, что скучает по своему «любимому красавцу Нику», жаждет увидеть и поцеловать его мягкие губы… Но Аврора постоянно была в каких-то деловых отъездах и разъездах. А потом, это случилось в начале прошлого года, умерла мать Авроры, словно дав начало целой веренице смертей и несчастий… После похорон матери Мария Аврора переехала в Гамбург к своей старшей сестре Амалии Вильгельмине фон Кенигсмарк, и ее связь с «милым Ником» на этом неожиданно окончательно оборвалась. Лишь раз они встретились в Гамбурге, куда специально приезжал Микола, но Аврора вела тогда себя как-то сдержанно, не так жарко и страстно, как раньше. Оршанский князь списал все на недавнюю кончину ее матери. Но затем… За полгода — ни письма! Это разрывало сердце Миколе, он отсылал листы один за другим, не получая ответов… Приехав в Гамбург в своем самом красивом лимонного цвета камзоле и в белой щегольской треуголке с черным страусиным пером, Микола узнал от Амалии, что ее сестра Аврора уехала куда-то в Саксонию. Куда? Того не знала даже Амалия… А тут еще и отец… Еще и пан Потоцкий…

По наследству перешла к Миколе Кмитичу и дружба с Несвижскими Радзивиллами. Младший сын Михала Радзивилла Кароль Станислав, в отличие от старшего Юрия Юзефа, несмотря на то, что был младше Миколы на целых три с половиной года, тем не менее, еще в детстве, как и Павел Потоцкий, сдружился с ним и смерть шестидесятидвухлетнего отца Миколы переживал как кончину собственного.