— Давайте выпьем за вашу блестящую победу и наше знакомство! — подняла бокал Марта.
— Давайте! — Микола вновь взял бокал. — Ох, я кажется уже пьянею!..
— Это потому, что тут шумно! Выйдем на галерею. Там вид на море! — и девушка запросто потянула за руку Миколу, будто они уже давно были хорошими друзьями. На галерее никого не было, лишь в дальнем углу в сумраке молодой балтийской ночи самозабвенно целовался шведский офицер с какой-то блондинкой, но Микола с Мартой не обращали на них ровным счетом никакого внимания, словно то была мраморная ваза с цветами.
— Судя по акценту, вы давно живете в Риге, — заметил Микола, облокачиваясь на каменные перила ягодицами. С моря дул приятный прохладный бриз, шевеля его длинную светлую шевелюру.
— О, так! — белозубая улыбка Марты была просто очаровательна. — Но не в Риге, а в Мариенбурге. Мы с братом и сестрой рано осиротели. Мой отец Самуэль Василевский и мать Анна Скавронская как-то быстро и одновременно умерли от какой-то болезни. Меня отдали немецкому пастору Эрнесту Глюку на воспитание. Он и привез меня в Мариенбург. А сейчас… Сейчас он хочет выдать меня замуж. Вот затем я и здесь. Но война заперла меня в Риге надолго, а Крузе, как я любовно называю жениха Ехана Краузе, где-то воюет. Мой будущий муж, какой-то родственник Глюка, завтра или послезавтра должен приехать в Ригу. Он служит драгуном в шведском войске, в Лифляндском полку, а живет здесь.
— Ах, вот оно что! — кивнул Микола. — Значит вы жениха дожидаетесь? Понятно.
— Так, будь он неладен!
— Ого! А что так?
— Занудный немец. Такой же, как и Глюк! Правильный весь какой-то, — невинно захлопали длинные ресницы девушки, а ее розовые пухлые губки смущенно улыбнулись.
— Ну, это же хорошо. Таковым муж и должен быть, — возразил Микола.
— Не должен, — капризно надула губки Марта, отчего ее лицо стало почти детским, — мне не нравится все делать по правилам. Я люблю их нарушать, — и Марта обхватила своими почти горячими ладошками крепкую руку оршанского князя. Микола несколько смутился.
— Смелая вы девушка, однако!
— Вы тоже! Вон как разгромили этих саксов! Дзякуй вам за то!
— А я было думал, что вы как раз саксонцам симпатизируете…
— Почему? — вновь захлопала ресницами Марта. — Нам и под шведской короной добро живется. Польша? Уж нет! Там, говорят, простым людям, или как там их называют — хамы, — никакой карьеры не сделать. Ну а в Швеции ты сегодня сирота крестьянская, а завтра — королева! — и она засмеялась, даже не догадываясь, как скоро эти слова сбудутся. — Вон, наш Дальберг: был простым крестьянским мальчиком, а дослужился до губернатора Риги, стал известным в королевстве инженером. В Польше же, говорят, такое никогда бы не произошло. Там шляхта в свои ряды «хамов» не пускает.
— Это верно, — кивнул Микола, — но в Литве все по-другому. Франциск Скорина тому пример.
— Ой, я такого уж и не помню! — смутилась Марта.
Она вдруг привстала на цыпочки и сочно поцеловала Миколу в щеку, обхватив правой оголенной рукой его за сильную шею. Оршанский князь вновь смутился. Близость этого молодого, жаждущего любви тела красивой девушки волновала его. «Она же вроде не уличная девка и вроде как обручена, — думал князь, — сегодня, похоже, все немного сошли с ума в этом городе любви. Ну и пусть!»
Не встретив сопротивления, девушка обхватила его руку в синем мундире и прижалась к ней.
— Как хорошо с вами, пан Микола! Так безопасно! И так не хочется замуж выходить! Тем более за этого драгуна Крузе!
— Так ты и скажи об этом своему Глюку!
Марта Василевская (Скавронская)
— Бесполезно! — вздохнула Марта. — Эти немцы что решат, то уж никогда не передумают.
Она подняла на Миколу свои большие глаза. Темные и глубокие, как омут…
— Пойдемте со мной! Я тут знаю одно место, где нас никто не увидит!
Микола сразу сообразил, куда тащит его Марта, но сопротивляться уже не мог. Они вскоре уединились в какой-то темной комнате. Видимо, девушка здесь временно жила, а возможно, просто хорошо ориентировалась во дворце.
В комнате царил беспорядок, повсюду на стульях и на кровати валялись какие-то детали женской одежды, пахло духами, а небольшой столик был заставлен темного стекла бутылками и пустыми бокалами…
Кмитич запалил лампу на столике у часов, но когда обернулся на Марту, шуршавшую одеждами, то остолбенел. Девушка стояла нагой прямо перед ним. Ее маленькие круглые груди с торчащими розовыми сосками вздымались от частого дыхания. Ее фигура была точеной, как у древнегреческой статуи. Даже оранжевый свет лампы не скрывал белого цвета ее кожи. Талия тонкая, как у осы, круглые вызывающие бедра, расширенные зовущие глаза… Марта бросилась в объятия Миколы, и их уста соединил длинный поцелуй… На ходу лихорадочно срывая с себя камзол и развязывая галстук, не отрываясь от ее губ, Микола добрался до кровати, куда они рухнули, как в пропасть любви… Марта громко стонала.
— Коханку, коханку! — твердила она, а гибкие, словно змеи, руки девушки обвивали его шею, горячие пальцы Марты погружались в его спутанные волосы… Волосы самой Марты, длинные, шелковистые, кажется, затопили всю постель… Микола продолжал срывать с себя остатки одежды… Трижды его стон оглашал стены темной надушенной комнаты… Такого буйного амура в его жизни давно не было, со времен расставания с Авророй… Неужели уже прошло двадцать лет?!
Ночи в июле короткие…
— Уже светло, — улыбнулась Марта, поглаживая Миколу по его растрепанным по подушке волосам.
— Так, — вздохнул он, поворачиваясь навстречу ее большим серым глазам, — не жалеешь? Ведь обвенчана же!
— Не жалею, — хитро улыбнулись глаза Марты. — Даже напротив — счастлива, как никогда!
— Странно, — тоже улыбнулся ей Кмитич, — мой отец учился в Риге на офицера-инженера артиллерии. И рассказывал мне, что у него тут тоже была девушка Марта. Правда, она латышка была… Кстати, тебя твой пастор не будет искать?
— Привык. Он особо за мной не смотрит. Мягкий он человек, а я этим и пользуюсь.
— Понятно, — смекнул Микола, — вот, значит, почему он спешит с женитьбой! Чтобы не гуляла больше?
— Я и не гуляю! — чуть обиделась Марта. — Не так ты меня, мой любы коханку, понял. Я просто не люблю сидеть дома да читать Библию, как того, наверное, Глюк хочет.
— Значит, отмечаешь свои последние свободные дни?
— Так, — засмеялась девушка. Она перевернулась на живот, легла на голую широкую грудь оршанского князя, быстро поцеловала его в губы.
— Я… я бы за тебя пошла, а не за Крузе, — ее взгляд вдруг стал серьезным, — ты бы взял меня?
Микола взглянул ей в глаза. Он не мог сказать того, что хотел. А в данный момент он желал того же: не расставаться с этой очаровательной девушкой, не важно, как складывалась ее непонятная веселая жизнь до него… До Марты у Миколы Кмитича тоже была несчастная любовь, разбитое сердце, потом новые романы, другие женщины… Но после Авроры Микола более не влюблялся ни в кого. Сейчас же эта юная лявониха заставила трепетать его сердце. Кмитич чувствовал, что ему хорошо с ней, как не было хорошо уже очень-очень давно. Возможно, что и никогда… И еще! Микола понял, что эта невысокая юная девушка, похоже, не семи пядей во лбу, но ужасно милая, вернула его к жизни. Он уже начал было поддаваться чарам Карла XII с его войной… Нет же! Не разрушение, не война, а любовь — вот что ему на самом деле нужно было в этой жизни!
— Давай сбежим! — она села, упираясь руками в грудь Миколы, сжимая его бока бедрами, словно сидела в седле.
— Но ты же обвенчана. Нет, поздно, — грустно покачал головой Кмитич, — я вот даже не знаю ни твоего Глюка, ни Краузе, но обижать их не хочу. Они-то ни в чем не виноваты. Готовятся к свадьбе.