Новая удача улыбнулась ему совершенно неожиданно. Как-то утром, выходя из магазина, он потерял сознание и упал. Через пару минут он пришел в себя, но «Скорая» уже была вызвана. От чего он потерял сознание, трудно сказать, но приехавшая бригада констатировала микроинфаркт. В Англии после такого случая легко могут присвоить инвалидность, а это значит, что человек в своей жизни может больше не работать, ну и, конечно, не будет платить ни за что. Даже за автомобильную парковку возле супермаркета, уже не говоря о какой-то оплате за квартиру или коммунальных счетах.

За соседним забором у меня жил удивительный сосед. Честно говоря, я до сих пор даже не знаю, как его зовут. Когда он, сидя на улице, закуривал косяк с марихуаной, в квартире было абсолютно нечем дышать. Дети спрашивали, что это так отвратительно пахнет, а я не знал, как им это объяснить. Видимо, так была расположена роза ветров, что весь дым чаще всего шел прямехонько к нам. Сосед все время тусовался в переоборудованном под жилое помещение гараже. Благодаря тому, что выходящая во дворик стенка гаража выглядела как один огромный стеклопакет, мы могли видеть, что он творит внутри.

Это был молодой английский семьянин. Его жена с маленьким ребенком жила в доме, а он туда только ходил ночевать. В остальное время он самореализовывался в гараже. Первое, что он сделал в нем, это оборудовал стенку для болдринга (лазанья по стене). Через какое-то время, видимо освоив ее, он установил такие же панели на потолок и после очередного подкура залезал и подолгу висел на потолке, как австралийский ленивец на ветке эвкалипта.

В один из летних вечеров из гаража неожиданно раздались звуки живой музыки. Я заглянул через забор и увидел, что он и его друг, притащив откуда-то барабаны и несколько гитар, начинают постигать всю красоту и мощь музыкального искусства. Всю неделю из гаража вырывались клубы дыма марихуаны, доносились бренчание на струнах и громкие удары в барабан. Соседские собаки начинали подвывать, еще больше усугубляя дикую какофонию и неимоверную жуть, извлекаемую из музыкальных инструментов. Вскоре, видимо смирившись с неудачей, они бросили эту затею, и музыкальный комплект бесследно исчез.

Следующим проектом был спортзал. Всего за пару часов весь гараж был обставлен тренажерами, к потолку были подвешены груши, и теперь по вечерам молодой человек старательно выжимал штангу, упрямо качал трицепсы, а после этого долго избивал мешок. Кульминацией всего был грохот заведенного лодочного мотора. Молодые дарования откуда-то притащили его, занесли с улицы пустой мусорный контейнер, налили в него воды и полдня мучились, пытаясь завести. В конце концов мотор завелся. С чувством выполненного долга они заглушили его, сняли с мусорника, положили на землю, накрыли тряпкой и оставили лежать до следующей весны.

Глядя на это, я всегда думал: ну ладно, ты вообще не занимаешься своей семьей, это твое дело, но кто же платит за весь этот банкет? Ведь глядя на тебя, приходящего в заляпанной краской одежде, я понимаю, что ты какой-то простой работяга, который все это может купить исключительно в кредит. И скорее всего, все твои развлечения стоили гораздо больше, чем я просил в банке на свое дело. Просто он живет здесь с рождения, а я здесь чужой и это надо понимать.

Прошли три испытательных месяца, и я замер в ожидании контракта. Нареканий на меня не было, поэтому все шансы получить его были налицо. Литовец-финишер, который пришел позже меня, контракт уже получил. С финишерами вечная проблема потому, что у них более тонкая работа и хорошего финишера всегда трудно найти. Ну а в Англии их трудно найти в принципе. Мне дали контракт на месяц позже срока. Не знаю почему. Супервайзер объяснил это тем, что согласие на мой контракт должны подписать четыре начальника. Трое подписали, а четвертый был где-то в отъезде. Наверное, отдыхал. Я сразу вспомнил Уильяма в квадратных очках. Что им еще делать за пятьдесят тысяч фунтов в год? Работа у них такая. Тяжелая. Надо почаще отдыхать. Особенно когда есть на что.

После второго перерыва нужно было наносить цветной гель на форму. Это первый слой корпуса, который определяет цвет будущего корабля. Гель содержит стирол. Это яд. В больших количествах он поражает нервную систему и легкие, поэтому каждый раз перед тем, как начать покраску, внутрь формы опускали несколько гофрированных экстракторов для отсоса воздуха, а наверху врубали огромные вентиляторы. Таким образом предполагался большой обмен воздуха и отсутствие вредных веществ. Сегодня, помимо прочего, бригадиру нужно было снять контрольные замеры стирола и записать их в журнал. Он установил в центре формы датчик, включил его и сказал мне следить за цифрами на экране прибора. Нам подали первые ведра, и работа началась. Буквально через десять минут на приборе загорелась первая красная лампочка и раздался тоненький писк.

— Сколько там? — услышал я голос Эрика откуда-то сверху, со второго этажа.

— Пятьдесят пять единиц! — Я мельком взглянул на экран приборчика и продолжил красить.

Краем глаза я увидел, как бригадир недовольно покачал головой и сделал запись в журнал. Похоже, многовато.

— А сейчас? — снова спросил он меня минут через пять.

— Семьдесят три! — На приборе горело уже две лампочки, и сигнал стал попискивать чаще.

Вскоре загорелась третья лампочка, и писк стал еще громче.

— Ну что там, Алекс? — Он уже прекрасно понимал, что у нас в корабле ничего хорошего не происходит.

— Сто сорок семь!

Когда мы через сорок минут закончили покраску, на приборе горели все четыре лампочки, и он разрывался на части. Я бросил взгляд в сторону экрана. На нем отчетливо светилась цифра 225.

Мы вымыли руки и сходили к автомату опрокинуть по стаканчику холодной воды. Гель — трудная работа. После такого цикла нужно минут десять — пятнадцать, чтобы передохнуть.

— Алекс, сколько там было на приборе, когда мы выходили? — Судя по его взгляду, поляк задавал мне каверзный вопрос.

— Двести двадцать пять.

— А знаешь, сколько норма?

— Нет. Я вообще первый раз вижу такой прибор. Сколько?

— Не поверишь — тридцать!

Я обвел непонимающими глазами стоящих вокруг коллег, и несколько англичан, не говоря ни слова, просто утвердительно покивали головой. Мама дорогая! Это же какое превышение нормы! Да такого не было даже у меня в России! Мы всегда ставили вентиляцию, достаточную для того, чтобы наши мастера не травили себя.

Друг-литовец нашел себе другую девочку и поехал знакомиться куда-то далеко за Лондон. По фотографиям в Интернете она ему очень понравилась, и его не пугало даже то, что из двух выходных в сумме один из них он проведет в пути. В понедельник на брейке я заметил по его глазам, что его аж распирает, как ему хочется что-то рассказать.

— Ну давай, хвастайся! — Я плюхнулся на пластмассовый стул на заднем дворе ангара и достал из пакета свой завтрак.

В обеденный перерыв мы всегда с ним ходили кушать на улицу. Во-первых, хотелось подышать свежим воздухом после наполненного химическими испарениями цеха, во-вторых, в столовой, как и на острове, разговоры во время обеда постоянно прерывались громкими рыганиями и другими неприличными звуками. Лично мне это не доставляло никакого удовольствия, поэтому я грел свою коробочку с едой, брал термос с чаем и выходил во двор.

— Короче, не поверишь. — От волнения он даже не начинал есть. — Знаешь, где я был? В Бостоне. У нас же тут практически нет литовцев и латышей, в основном англичане и поляки.

— А там? — Мне уже становилось интересно.

— Там целое литовское поселение. Диаспора. В городе целый район! Короче, я как будто снова попал в Литву. На улицах полно лысых качков в спортивных костюмах, кроссовках, с золотыми цепями и браслетами. Такие же сидят и в проезжающих мимо тебя «БМВ». Все на тебя целятся рылом и осматривают с ног до головы. Все время такое ощущение, что в любой момент отберут деньги или мобильный телефон. Хорошо, если при этом не изобьют.