Томас пытается игнорировать меня во время поездки, но я не свожу с него взгляд. Он выглядит уставшим, бледные губы и темные круги под глазами. На щеках небольшая щетина, вот это сюрприз — Томас никогда не выходит на улицу, пока не убедиться, что выбрит начисто. Наверное Коммандер Джемесое хорошо потрепала его за то, что дал мне уйти из Баталла Холла. Возможно, они даже допрашивали его.

Минуты тянутся очень долго. Никто из солдат ничего не говорит. Тот, который ведет машину, неотрывно смотрит на дорогу и единственные звуки, это шум работающего двигателя и приглушенные звуки с улиц. Я почти уверена, что все они слышат, как стучит мое сердце. Я могу видеть джип, который едет впереди нас и в заднем стекле иногда появляется полоска белой шерсти, вид которой заставляет меня улыбаться. Олли. Я бы хотела, чтобы он был со мной в одной машине.

Я обращаюсь к Томасу.

— Спасибо, что не причинил Олли вреда.

Я не жду от него ответа. Капитаны не разговаривают с преступниками, говорил он. Но к моему удивлению, он встречается со мной взглядом. Кажется, он все же готов нарушить протокол.

— Твоя собака оказалась полезной.

Его, это собака Метиаса. Во мне снова закипает гнев, но я быстро успокаиваюсь. Ярость не поможет мне привести наш план в действие. Все же странно, что он оставил Олли в живых, он мог выследить меня и без него. Олли не полицейская собака и у него нет опыта в слежке. Он не смог бы помочь, когда они пересекли пол страны, чтобы найти меня; он полезен только в небольшом пространстве. Что означает, что Томас оставил его в живых по другим причинам. Потому что он заботится обо мне? Или...он все еще вспоминает Метиаса. Я вздрагиваю от этих мыслей. Томас отворачивается от меня, не дождавшись ответа. Опять долгое молчание.

— Почему ты разговариваешь со мной?

— До допроса тебя будут держать в Тюрьме Хай Дезет, а после, суд решит, что с тобой делать.

Время привести в действие план Рэйзора.

— После допроса, я могу гарантировать, что суд отправит меня в Денвер.

Один из солдат, сидящих впереди, прищуривает на меня глаза, но Томас поднимает руку вверх.

— Пусть говорит. Мы должны доставить ее невредимой. — Затем он поворачивается ко мне. Кажется он похудел с того момента, когда я видела его в последний раз, даже его волосы выглядят тусклыми и грязными. — И почему же?

— У меня есть информация, которая сможет сильно заинтересовать Электора.

У Томаса дергается уголок рта, он очень хочет расспросить меня сейчас обо всем, что я знаю. Но это нарушение протокола, а он уже и так нарушил достаточно правил, беседуя со мной. Кажется, он решил пока не давить на меня.

— Посмотрим, что мы сможем вытянуть из тебя.

Странно, что они решили отправить меня в тюрьму в Вегасе. Меня должны допрашивать и судить в родном штате.

— Почему меня оставляют здесь? — спрашиваю я. — Разве я не должна быть на полпути в Лос-Анджелес?

Теперь Томас смотрит прямо перед собой.

— Карантин, — отвечает он.

Я неодобрительно смотрю на него.

— Что, чума добралась до Баталла Холла?

От его ответа по спине у меня пробегает дрожь.

— Лос-Анджелес под карантином. Целиком.

ТЮРЬМА ХАЙ ДЕЗЕТ.

КОМНАТА 416 (20Х12 КВАДРАТНЫХ ФУТОВ).

НА ЧАСАХ 22:24; ТОТ ЖЕ ДЕНЬ, КОГДА МЕНЯ АРЕСТОВАЛИ.

Я сижу в нескольких шагах от Томаса. Между нами старый хлипкий стол — ну, если не считать солдат, которые охраняют его. Каждый раз они неловко переминаются с ноги на ногу, когда я смотрю на них. Я слегка раскачиваюсь на стуле, борясь с усталостью, и перебираю цепи, в которыми скованы руки, скрестив их за спиной. Я перебираю мысли в голове — я вспоминаю о том, что Томас сказал на счет Лос-Анджелеса и карантина. Но у меня сейчас нет на это времени, напоминаю я себе, но эти мысли не оставляют меня. Я пытаюсь представить себе Университет Дрейка с пометками чумы, Рубиновый сектор, где на улицах дежурят патрули. Как такое возможно? Как мог целый город оказаться в карантинной зоне?

Мы сидим в этой комнате уже шесть часов, и Томас еще ни разу не оставил меня одну. Мои ответы на его вопросы водят нас по кругу, и я делаю это так тонко, что он даже не понимает, что я манипулирую разговором, пока он тратит на меня очередной час. Он пытался угрожать убить Олли. На что я отвечала, что в таком случае, унесу всю информацию с собой в могилу. Он пытался угрожать мне. На что я снова напоминала ему, что унесу информацию с собой в могилу. Он даже пытался применить на мне игры с разумом — хотя ни одна из них и отдаленно ему не помогла. Я только продолжаю спрашивать его, почему Лос-Анджелес в карантине. Меня обучали тактике допроса, так же как и его, и вот последствия. Он пока еще не применял на мне физическую силу, как когда-то на Дэе. Это еще одна интересная деталь. Неважно как сильно Томас переживает за меня, если его командир прикажет применить силу, он это сделает. Если он до сих пор этого не делал, это значит, что Коммандер Джемесон приказала ему не трогать меня. Странно. Даже если это так, я могу точно сказать, что его терпение почти иссякло.

— Скажите мне, мисс Ипарис, — говорит он после недолгой паузы. — Что мне нужно сделать, чтобы получить от вас полезную информацию?

Я невозмутимо смотрю на него в ответ.

— Я уже сказала. Я обменяю ответ на просьбу. У меня есть информация для Электора.

— Ты не в том положении, чтобы торговаться. И ты не сможешь молчать вечно. — Томас откидывается на спинку стула и нахмуривается. Свет флюоресцентных ламп отбрасывает темные тени под его глазами. На фоне пустых белых стен (на них ничего нет, кроме двух флагов Республики и портрета Электора), Томас выглядит зловеще в своей черно-красной капитанской форме. Метиас носил такую же. — Я знаю, что Дэй жив, а ты знаешь, где его найти. Ты заговоришь, спустя всего несколько дней без воды и еды.

— Не нужно делать предположений, о том, что я сделаю или не сделаю, Томас, — отвечаю я. — Что же касается Дэя, ответ очевиден. Если бы он был бы жив, он бы сразу кинулся спасать своего младшего брата. Любой дурак бы до этого додумался.

Томас старается игнорировать мой выпад, но по его лицу я вижу, что он раздражен.

— Если он жив, он никогда не найдет своего брата. Его местоположение засекречено. Мне не нужно знать, куда Дэй захочет пойти. Я хочу знать, где он сейчас.

— Нет никакой разницы. Ты не сможешь его поймать. Он не попадется на туже удочку дважды.

Томас складывает перед собой руки. Неужели всего пару недель назад мы двое сидели вместе и обедали в кафе в Лос-Анджелесе? Мысли о ЛА снова возвращают меня к новостям о карантине, я представляю это теперь уже пустое кафе с табличками о карантине.

— Мисс Ипарис, — говорит Томас, кладя раскрытые ладони на стол. — Мы можем продолжать так до бесконечности, и ты можешь продолжать врать, качать головой, пока не выдохнешься от усталости. Я не хочу причинить тебе вред. У тебя есть шанс искупить свой грех перед Республикой. Не смотря на все, что ты сделала, начальство все еще считает, что ты можешь быть полезной.

Так. Коммандер Джемесон точно в этом участвует и мне не должны навредить во время допроса.

— Как мило, — отвечаю я так, что в каждом моем слове слышится сарказм. — Я удачливее Метиаса.

Томас вздыхает, склоняет голову и раздраженно потирает переносицу. Он сидит так какое- то время. Затем он делает знак остальным солдатам.

— Всем выйти, — резко говорит он.

Когда солдаты оставляют нас одних, он снова поворачивается ко мне, наклоняется вперед, кладя руки на стол.

— Мне жаль, что ты сейчас здесь, — говорит он тихо. — Я надеюсь, вы понимаете, Мисс Ипарис, что это был мой долг.

— Где Коммандер Джемесон? — отвечаю я. — Она ведь кукловод, не так ли? Я думала она тоже придет меня допрашивать.

Томас не обращает внимание на мою насмешку.

— В данный момент она находится в Лос-Анджелесе, следит за карантином и докладывает обо всем Конгрессу. При всем моем уважении, мир не вращается вокруг тебя.